если засвечены детали - фотки потеряли смысл.
это правда, но мы с тобой так близко
еще вчера падали листьями так низко,
теперь же в группе риска,
по крайней мере, там, где темнота,
где раны просочились сквозь металл,
где я не тот, а ты молчишь уже не так.
и только в такт звучат убийственные ноты..
теплом по телу кадры, перемотка..
Говорят, если делать что-то в течение 21 дня, то, по прошествии этого времени – это превратится в привычку. У меня всегда были на этот счет скептические мысли, но стечение обстоятельств, не самых лучших для меня, вынудило меня в этом убедиться. Когда наши с Майлзом дорожки разошлись, было сложно привыкнуть к отсутствию общения, которое было для меня чем-то сродни кислороду. Был период, когда я не мог поднять себя с постели, не мог ничего писать, есть, спать, а если спал, то меня мучили какие-то кошмары и сны с очень запутанным и абсурдным смыслом. Дядюшка Фрейд бы обязательно оценил. Я мог сутками лежать в постели, смотреть в потолок, не чувствуя при этом никаких физиологических потребностей, пожалуй, кроме туалета. От еды меня тошнило, да и процессы в моем организме были изрядно замедлены, чувство голода просто не появлялось. Я вливал в себя алкоголь, чтобы уснуть. И даже если мои глаза болели, а веки становились тяжелыми – мой мозг просто не мог подавить активность размышлений, чтобы я хоть немного отдохнул. Паршивая привычка – долго думать о каких-то вещах. Вещах и людях. О людях в большей степени. Особенно о Майлзе.
Был период, когда я заставлял себя всё-таки подниматься с постели, что-то есть, выходить на улицу. В основном, ближе к вечеру, чтобы всю ночь промотаться, прийти максимально уставшим, и свалиться на кровать, не раздеваясь в большинстве случаев. В еще большем большинстве случаев – с бутылкой виски в руках. Со временем моему мозгу становилось легче, или он просто терял свои клетки, вследствие нервов, изрядного увлечения алкоголем и сигаретами. Курил я много. Особенно, когда вскакивал среди ночи в ледяном поту, потому что приснился очередной паршивый сон. Долго сидел на кровати, уткнувшись взглядом куда-то в пустоту, а потом выкуривал сигареты три за раз, стоя на балконе в одних боксерах, пытаясь хоть немного прийти в себя. Я не боялся простудиться, но хриплый голос и жесткий кашель давали о себе знать, спустя какое-то время. Но, почему-то, было плевать. Я откровенно забил на себя, чувствуя себя таким жалким и разбитым, что просто никак не мог вернуть себе вдохновение.
Еще через какой-то промежуток времени я начал отсчитывать дни. Ставил красные крестики на прошедших днях, чувствуя, что с каждым днем, как ни странно, становится чуточку легче жить. Состояние постепенно приходило в норму, я пробовал писать, я создавал новые песни, я стал видеться с ребятами. И, как же удачно всё сложилось, ведь абсолютно все были уверены в том, что я так тяжело переживал разрыв с Алексой. Я лишь надевал на себя маску безразличия, не желая давать никаких комментариев. Судьба одновременно отобрала у меня двух любимых людей, и, если разрыв с первой я пережил в довольно короткие сроки, то о втором я продолжал думать до сегодняшнего дня. Проснувшись однажды утром, я поставил крест на последнем дне, что означало – прошел 21 день. И я научился жить без него.
люби меня сегодня так чтоб ненавидеть завтра.
просто в таком порядке,
только время только дни.
как не комично, ничего не изменить - привычка,
сигареты, спички для пустой возни.
Но привычки давали знать о себе. Жизнь продолжалась, песни писались, музыка играла, появлялись новые люди. Появилась Ариэль, которую полюбили сильнее, чем Алексу. И я мог только радоваться этому. Радовался, и формально был счастлив. Проводил с ней время, дурачился, занимался с ней сексом, ел её стряпню, посвящал ей песни на концертах. Всё было бы идеально, если бы не одно НО. Привычки, от которых никогда не избавишься. Я собирался делать нам чай, и, совершенно забываясь, клал в её чашку одну ложку сахара. А она всегда пила без, как и я. Выслушивал потом её ругачки по этому поводу, а сам думал о Майлзе. Покупал ей креативные кольца, чтобы она надевала их на мизинцы или безымянные пальцы, а она говорила, что не носит колец вовсе. А ему бы понравилось. Я по привычке заказывал виски с имбирем и бренди с колой, а она отплевывалась, говоря, что пьет мартини в чистом виде. Я постепенно приходил к выводу, что она – не он. Хотя, казалось бы, как можно сравнивать девушку и близкого друга? Можно. И я сравнивал. Я хотел полюбить кого-то так же сильно, как и его. Привязаться к кому-то так же сильно, как я был привязан к нему. Хотел найти родственную душу, которая будет понимать меня с полуслова и без слов, одним только взглядом, мысленно. Я хотел, чтобы Ариэль стала для меня и лучшим другом, и любимой девушкой. Но она была просто девушкой. Девушкой. Ей никогда не стать Майлзом Кейном.
Яркий свет фонаря на секунду ослепил, когда я толкнул дверь ослабевшей рукой. Холод моментально пробрался мне под куртку, на смену капелькам пота пришли мурашки. Колкие мурашки, которые заставили меня поежиться и застегнуть куртку до района ключиц. Глаза постепенно привыкают к свету фонаря, а я двигаюсь вперед и встаю чуть дальше, оставаясь в темноте. На улице тишина. Но тишина совершенно иная, не такая, как в душном помещении гримерной. Я дышу глубже, надеясь на то, что холодный воздух ворвется в мои легкие и голову, и немного остудят мой пыл. И, действительно, очень скоро, я чувствую себя немного легче, продолжая вдыхать воздух глубоко и приоткрытыми губами. - А ты думаешь, - перевожу взгляд на облачившегося в пальто Майлза, и понимаю, что когда-то был таким же милым парнем в пальтишке. Становится как-то грустно и немного не по себе. Раньше мы были словно две капли воды. Таскали одинаковые вещи, порой, менялись одеждой, у нас были похожие прически, одинаковые большие карие и переполненные счастьем глаза и широкие улыбки. Время прошло. Майлз пел Don’t Forget Who You Are, а я в это время изменял себе настоящему. Сменил прическу, сменил стиль в одежде, стал вести себя совершенно не по-английски. Превратился в нахального, грубого и самовлюбленного злого двойника. - ты думаешь, что может стать ещё хуже? Он скользит по мне разочарованным взглядом, а к горлу подкатывает комок. Охота снова сжать его в своих объятиях, только чтобы он не смотрел на меня этими грустными большими глазами, которые оставляли в моей душе послевкусие горького кофе. Но эта горечь всегда была приятной. – Мм... – мычу что-то себе под нос, закатывая глаза, в своей излюбленной привычке, и начинаю думать. Бросаю многозначительное – не знаю, засунув замерзшие руки в карманы куртки.
- Уходя от проблемы, мы ничего не решим, наблюдаю, как он, в одном шаге от меня, достает сигарету и, щелкнув зажигалкой, быстро прикуривает. Тоже хочется курить, но руки слишком замерзли, чтобы вытащить их. Замерз и весь я. Замерз, когда увидел в его взгляде перемены. Вся грусть испарилась, как дым, выпущенный из его легких. На смену пришло сухая сдержанность. Вдохнув большую дозу воздуха, в котором еще чувствовалось присутствие никотина, почти неслышно выдохнул. Еще раз пожалел о том, что ни черта не умею говорить. Стоял, как истукан, засунув руки в карманы, периодически оборачиваясь по сторонам, ибо появилась какая-то паранойя. Я хотел полностью убедиться в том, что мы абстрагировались от остального мира, пусть и находясь в небольшом дворике со стороны запасного выхода. Единственное, что мешало – фонарь, который светил слишком ярко. Я не любил свет. Я доверял темноте больше. Быть может, потому, что я сам – мрак? Автоматически в голове начал напевать You're So Dark, мысленно улыбнулся.
Белые хлопья пуха разрежут на части
Пластику этого мира твоей фантазии.
Мы параллельны, как две прямые,
Один за другим уходим в даль эфира..
- Думаю, это ты и без меня знаешь. Конечно, знаю. Повисает очередное напряжение, но на улице слишком холодно, чтобы быть тряпкой. А Майлз... Он изменился на глазах. Его будто бы подменили. Если в той душной комнате он улыбался так искренне и открыто, то сейчас, словно Кай с ледяным сердцем смотрел на меня слишком пронзительно, чтобы это приносило удовольствие и умиротворение. Было страшно. И было больно. Я поймал себя на мысли, что это мне не нравится. Теперь не я руковожу балетом, эстафету перехватил мистер Кейн, у которого во власти было всё, что сейчас происходило, и произойдет по сценарию дальше. Сейчас он был вправе добить меня, или, наоборот, закончить все эти мучения, тем самым спасти меня. Я следил за его движениями, такими уверенными и спокойными, что внутренности сжимало от напряжения. Я будто бы покрылся колючками, желая обезопасить себя от «магии Майлза Кейна», которая имела место быть. Проследив за его взглядом, я понял, что пошел снег. И в этом было что-то удивительное и волшебное. Магия начинала действовать, да, Майлз?
Он жестоко расправляется с окурком, а мне кажется, что через секунду он с таким же равнодушием растопчет и меня. Маленький комок страха сжимается внутри, стоит Кейну сократить расстояние между нами и снова оказаться слишком близко. Аккуратное прикосновение к волосам, а затем более уверенные прикосновения рук к плечу и спине. Еще более уверенное прикосновение его горячего дыхания к моему уху. - Признай, тебе же плохо без меня. На лице появляется хитрая улыбка, глаза немного прикрыты. Усмехаюсь, поворачивая голову к его лицу, смотрю в глаза каким-то нахальным взглядом. – Ой, ну прекрати. С губ слетает смешок, с наигранным равнодушием, продолжаю изучать его лицо, в очередной раз находящееся слишком близко. – Тоже самое могу сказать и о тебе. Изгибаю одну бровь, шумно вдыхаю воздух через широко раскрытые ноздри. Заметно начинаю нервничать. Майлз снова щекочет мои нервы, и я снова готов слетать с катушек от его поведения. Вытаскиваю руки из карманов, ощущая, как им снова становится холодно. Одну руку подношу к его лицу, беру его за подбородок и слегка приподнимаю его, нежно скользя по нему большим пальцем. Не переставая смотреть в глаза, говорю, - Мистер Майлз Кейн, не кажется ли Вам, что чье-то эго здесь немного разыгралось? На лице появляется ухмылка, в глазах играют чертики, а я продолжаю выводить на его подбородке дорожки своим большим пальцем, чувствуя, как его руки начинают сильнее сжимать мою куртку. Несмотря на эту своеобразную борьбу, я удивительно нежен, даже слишком. – Давай, лучше расскажи мне, как лез на стену, когда меня не было рядом. Не знаю, какого черта сейчас происходит. Чего мы добиваемся, пытаясь задеть друг друга какими-то пустыми, но несущими оглушительный смысл, фразами. Переигрываем. Я провожу своим пальцем чуть выше, касаясь и слегка оттягивая его нижнюю губу. Чувствую, как он сильнее впивается в мое плечо, а на его губах появляется улыбка. На его лицо падают маленькие снежинки. В глазах смесь самодовольства и удовольствия. Опасный коктейль, ведь во мне начинает играть азарт.
Мне до последнего казалось, что мы здесь абсолютно одни. Услышав чьи-то шаги, быстро убираю свои руки от Майлза, разворачиваюсь, оказавшись к нему спиной. Единственный источник света, который освещал этот небольшой дворик и нас двоих – в следующее мгновение гаснет, пряча нас в темноте от посторонних глаз фанатов, которые, похоже, решили попросить автограф. Меня не волновало сейчас сумасшествие фанатов, которые поджидали нас столько времени. Меня не волновал сейчас факт того, при каких странных обстоятельствах погас фонарь. Это определенно были проделки Майло и его «магии» я даже не сомневался. От этого даже легкая улыбка на лице появилась. Меня буквально выбил из себя факт того, что кто-то посмел нарушить этот момент. Да, я сам виноват, что не поехал в отель, и не занимался всем этим, не боясь, что нас кто-то увидит. По глупости подверг нас опасности, когда загнался. Впрочем, Майлз тоже был хорош. Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и ко мне приблизились три человека, немного неуверенные и, кажется, напуганными внезапной темнотой. Мозг подавал панические сигналы, связанные с тем, видели ли они что-то лишнее, или фонарь успел погаснуть раньше? Мой взгляд был каким-то потерянным, но быстро придя в себя, я стал типичным Алексом Тёрнером.
- Вы отлично сыграли! Просто супер! Спасибо вам! – Одна из девушек заговорила, я начал нести какую-то чушь, которую обычно несу на концертах, но более сдержанно. Но в какой-то момент я раскрыл рот, резко вдохнув вохдух, а потом начал улыбаться, как идиот, и еле сдерживать смех. Фанатки не могли понять, что происходит. А я в тысячный раз пожалел о том, что мы находимся сейчас именно здесь. Майлз стоял позади меня и незаметно для глаз этих девчонок, совершенно неожиданно просунул свою ледяную ладонь мне под куртку и рубашку, дотронувшись до спины. Я знал, что убью его, как только попрощаюсь с этими милыми девочками. Но они, как назло, слишком много болтали, кидали комплименты, задавали вопросы. А Майло продолжал издеваться. И я еле держал себя в руках. Когда, наконец, автографы были разданы, и мы снова остались наедине, я резко развернулся к Кейну, оказавшись вплотную к нему. Было слишком темно, но я отчетливо различал черты его лица, и глаза, которые были устремлены на меня. На его лице красовалась хитрая издевательская улыбка. Прикрыв глаза, я набрал в легкие больше воздуха и чуть им не подавился. – Я тебя ненавижу, Кейн! Мы, блять, идиоты. Слегка усмехнувшись, я обнял его за шею, поцеловал в макушку, - Поехали в отель, - сказал куда-то в пустоту и сделал шаг вперед.
Мы даже не решали, к кому именно мы пойдем. Отель, в котором он остановился, оказался ближе, поэтому мы даже прошлись пешком. Мучавший нас вопрос до сих пор напряженно висел в воздухе, но опыт показывал, что выяснять отношения на улице – не лучшее, что можно придумать. Зайдя в номер, я повесил куртку на крючок у входа, прошел дальше. Свет ослеплял, я по-хозяйски двигал к бару, чтобы найти что-нибудь выпить. Желательно виски. Желательно еще и покурить. Майлз отправился в душ, даже не говоря мне об этом, я сам догадался. Найдя бутылку алкоголя, я плеснул себе в стакан, взял из пачки сигарету, положил пепельницу рядом и присел на край кровати. Постель была смята, - Майлз не особо думал о том, чтобы застилать её утром. Сделав пару глотков, я поставил бокал на тумбочку рядом, прикурил, затянулся и упал на постель. Выдохнув дым из легких, я перевернулся на живот, утыкаясь в подушку и вдыхая запах. Его запах. Смесь сигарет, алкоголя и дорогого парфюма. Закрыл глаза, просто наслаждаясь его запахом, затем снова перевернулся на спину, боясь, что Кейн увидит этот пиздец. Снова затянулся, задержав в легких дым на какое-то время. Затем избавился от него, и от сигареты. Продолжил просто лежать на его постели, с закрытыми глазами, и ждать, пока он освободится после душа.