Clock strikes twelve and moondrops burst
Out at you from their hiding place
Like acid and oil on a madman's face
His reasons tend to fly away.(с)

Темная, густая ночь стелется ей под ноги. Лунный свет касается фарфоровой кожи, словно любовник. Сегодня – лучшая ночь. Лучшая для того, чтобы провести обряд, и окончательно отречься от родных и близких и всех тех, кто ее знал до этого. Она откидывает капюшон плаща, и темные волнистые волосы рассыпаются по плечам. Девушка поднимает свои голубые глаза на луну, чей свет так приветливо просачивается сквозь ветви деревьев. Сегодня – полнолуние. Она проследила за тем, чтобы из деревни за ней никто не наблюдал. Ветер заметет следы ее босых ног на тропинке. Никто из домашних не бросится ее искать, это однозначно. Никто не станет ее оплакивать, если в один прекрасный момент она исчезнет из города, как она всегда хотела это сделать. Тонкие пальчики дрожащими движениями распутывают тесемки ее плаща.  Пальцы путаются в атласных тесемках, но ведь раньше ей хватало двух секунд, чтобы скинуть плащ с плеч. Она мнется, прежде чем скинуть плащ, но в конце-концов ткань плавно опадает к ее ногам, обнажая тонкую фигуру без единого изъяна. Ее ноги все в крови, слишком много она встретила на пути камней и осоки, которая разрезала нежную кожу. Вот и сейчас она чувствует  болезненные прикосновения веток к собственным бедрам, но она не обращает никакого внимания на дискомфорт и мелкие свежие царапины, которые почти сразу же выступают на ее нежной и белой коже. Этот лес не причинит ей вреда, по крайней мере не больше того, что ей уже причинили люди. Без особой опаски она втыкает в землю нож, острием вверх.  Лезвие ярко блестит в лунном свете, и теперь ей снова становится страшно. Страх проходит по венам, так что холодеет сама кровь и сердце застывает на несколько секунд, для того, чтобы начать биться в ускоренном темпе. Тонкое, изящное тело изгибается, и девушка делает кувырок. Лезвие касается бледной кожи, и тонкая струйка крови стекает по ее плечу. Она испуганно оглядывается и замирает.  Ветер, доносящийся на полянку из чащи, пронизывает до костей, и шевелит распущенные темные волосы девушки. Она почти не чувствует боли, ведь если ее поймают за столь постыдным занятием ей будет много больнее. Хорошо, что в деревне никто не догадался о том, что она занимается колдовством, иначе гореть ей на костре инквизиции. Эти люди, они все равно не поймут ее искалеченную душу, не поймут ее стремления к свободе. В ад она уже не верит, потому что она уже в аду. Уж лучше в лес, где она сможет сама устанавливать правила, где она станет хищником, и будет сама выбирать себе жертв.
Она прикусывает нижнюю губку, так что выступают капельки крови. Она не должна бояться боли, ведь если первое превращение пройдет успешно, оно будет крайне болезненным. Да, возможно, ей не следовало столь поспешно принимать  решение, но теперь пути назад не было и иного выхода, она не видела. Лунный свет струится по обнаженному телу девушки. Обряд надо провести до того, как скроется луна за ветвями деревьев. На лезвии застыли алые капли ее крови. Очертания окружающих ее предметов расплываются, растворяясь в глубине этой ночи. Еще один кувырок, и она сможет достигнуть своей цели, потому она поднимается на ноги, и смотрит на лезвие очень внимательно. Больше права у нее на ошибку не будет.  Она снова прыгает через нож, и на сей раз более удачно.   В голубых глазах отражается луна, когда она на третьем прыжке запрокидывает голову. Она оборачивается в кусок черной плащаницы. Ткань еще хранит холод этой ночи, и дрожь проходит по позвоночнику. Свободной рукой она выправляет волосы, и темная копна рассыпается по плечам. Она медленно разводит руки, обнажая грудь. В книге было написано, что она должна обернуться три раза. Длинные бледные пальцы нервно сжимают ткань. Она слишком  нервничает. Послышавшийся невесть откуда шорох, заставляет ее замереть на месте. Она напрягается всем телом, а пальцы начинают дрожать, наматывая уголки черной ткани. Страх пронзает ее душу, но, тем не менее, она поворачивается на звук, демонстрируя случайному путнику все великолепие своего обнаженного тела, купающегося в лунном свете. Осознав свою оплошность, она медленно краснеет и смущенно кутается в плащаницу.  Большой кусок темной ткани, почти ничего не скрывает, а напротив - подчеркивает ее тонкую фигурку с плавными изгибами бедер и груди. Она опасливо делает шаг навстречу. Высокая осока царапает ее нежную кожу, но девушка не обращает на это внимания. Пальцы вновь дрожат, вцепившись в ткань, как в свое последнее спасение. И здесь она вспоминает про нож. В один прыжок она оказывается возле него и выдирает лезвие из земли.  Она отпускает край плащаницы, и ткань послушно соскальзывает с ее спины. Она выпрямляется и сжимает в руке нож, готовая к любой атаке. Хотя конечно она стесняется, но ее стеснительность перебарывает страх за собственную жизнь.

Like lesser birds on the four winds
Like silver scrapes in May
Now the sands become a crust
And most of you have gone away(с)

По деревне давно ходили слухи о том, что Умеко – внучка старой Аюми, колдуньи, жившей на окраине леса, тоже обладает магией. Да и сама Умеко, не пыталась этого отрицать, опуская от красноречивых и подозрительных взглядов глаза в пол. Но ненависть к людям в ее душе росла и поэтому ночи напролет она проводила за изучением старинных книг с ветхими страницами. Все слова в них были написаны багровыми чернилами, что девушке часто казалось, что это кровь. Она не знала, что это было на самом деле, потому что старушка на деле отошла в мир иной, и свою бабушку она почти не помнила. Умеко было все равно, что говорят про нее люди. Главное, что потом, впоследствии она сможет им отомстить. Она сможет прочесть правильно заклинания из книги и наслать на жителей деревни порчу. Она сможет сварить зелье и уничтожить урожай в их саду. Она – станет настоящей ведьмой со временем, а пока ей приходится лишь сквозь зубы бормотать заклинания, и скрывать презрительный взгляд больших голубых глаз под капюшоном плаща.
Но сегодня она вернется и посмотрит в глаза своим обидчикам. И тогда уже не она, а они будут чувствовать этот страх, который сковывает саму душу. Они увидят, как ее тонкие и бледные пальцы, обращаются в когти, и как они располосуют горло неудачливому шутнику, оставляя глубокие рваные раны, из которых алым фонтаном будет хлестать кровь. И сжимая лапу, она будет дрожать всем своим существом,ибо ей захочется крови, как и любому хищнику. И, о, она даже присмотрела первую жертву - большого парня по имени Кенджи, что не верит в колдовство ночи полнолуния, и пытается вернуть ее интересы к домашнему хозяйству. Он видит в Умеко прилежную хозяйку, мать, как минимум двоих детей и прочая, но сама Умеко не видит себя таковой. И  он, захлебываясь будет шептать ее имя, в то время, как она, обернувшись зверем, растворится в этой ночи. Ее глаза станут того же цвета, как свет в окнах домов, где ее не желали признать. Ее тело покроется темной, бурой шерстью и будет сливаться с цветом стволов деревьев в этом лесу.И она сама станет частью этого леса, а ее голос будет подобен шуму ветра. Того самого ветра, что сейчас треплет полы плаща и ласкает прохладой ее голые ноги, успокаивая ту резкую боль, что случается с ней, когда она задевает какой-нибудь камень.
И вот, полная страхов и сомнений, Умеко выходит на лесную поляну. Пути назад больше нет. Она вслушивается в звуки ветра, что шевелит листву, мечтая слиться в нем, стать частью этой ночи. Притягательной, но очень опасной  для случайных путников. Жители деревни боялись выходить из домов в темное время суток. Поговаривали о том, что в лесу рядом с деревней обитает зверь. Ростом он с человека, а рык его сотрясает стекла ближайших домов. Умеко не верит в эти сказки, возможно именно потому, что скоро ужас на всю деревню станет наводить она.

Yes, the light, that never, never warms
Never warms...(с)