Поддеть мыском сапога ссохшуюся ломкую веточку, осторожно отодвинуть ее в сторону и лишь после, нащупывая с кошачьей осторожностью почву под ногой, встать смело всей подошвой, примяв сочную траву к земле. Каллиан действует медленно, нерасторопно, но, как ни странно, для пущей осторожности не смотрит себе под ноги, вместо этого вгрызшись взглядом в проводника группы лусканских воров. Укутанная в непроницаемую вуаль сумрака, спрятанная в складках ночного шелка, она предпочитает даже сейчас не позволять себе лишних движений: не реагировать на вспорхнувшую птицу, не поднимать руку с желанием смахнуть с шеи насекомое, дышать не так часто, довольствуясь редкими глотками свежего воздуха. Пригнувшаяся хрупкая фигурка, едва ли не припавшая наземь, словно дикая кошка в готовности к прыжку – эльфийка согласна пойти на любые причудливые уловки, чтобы тайна ее присутствия продержалась чуть более положенного. И голова сама вжимается в плечи сильнее, когда вспыхивает с новой силой разожженный костер, раззадориваемый подбрасываемым в огонь хворостом. Длительное наблюдение нервирует, и девушке сложно понять, что за червь точит ее спокойствие: тревога ли, или же пока еще дремлющее, но раздражение.
Хочется шумно сплюнуть, отряхнуть прилипшую к коленям грязь, сдернуть тонкий шнурок, небрежно перехвативший волосы, и вернуться восвояси, но перечить Муар – дело крайне убыточное, потому проще стиснуть зубы и сощуриться, чем ссориться с этой полукровкой, временами щедрой настолько, что золото оттягивает карман более нескольких суток. Каллиан не стыдно быть купленной подобным образом: все в этой жизни имеет цену, просто не каждый способен это признать, а тем более – назвать ее вслух. Да и не настолько Табрис брезглива, чтобы отвергнуть заработок, что может предложить воровская гильдия. Вот только знай она, с чем придется столкнуться в действительности, а не на чужих словах – заимела бы наглость поторговаться с Муар и запросить сумму немного солиднее.
Улыбка следопыта, за которую эльфийка цепляется взглядом, совсем как небрежный росчерк кинжала по светлому полотну лица. Кривая, недобрая и напоминает ей оскал прирученного волка. Добавь мужчине пару кровавых клякс, так и вовсе смело можно будет сказать: что хозяин, что животное – из одного волчьего выводка. Но Каллиан и без того наслышана о том, что Бишоп – зверь куда более дикий и непокорный, нежели любая другая тварь, не одно поколение прожившая в Сумеречном лесу. На его фоне и Муар, известная жесткостью принимаемых решений, кажется загнанной в угол, шипящей кошкой со всклокоченной шерстью на выгнутой дугой спине. Но ей пока довольно удачно удается избегать укусов и наконечников стрел в сердце – нет лучше силка-удавки, чем хорошие деньги и правильно заданный тон.
Каллиан считает, что в этом случае и горсти блестящих монет все равно недостаточно, чтобы наверняка сберечь собственную шкуру – Муар пока просто везет говорить со следопытом почти на одном языке.
Рыщущий подле хозяина волк с засохшей на узкой морде кровью – последнее, что интересует эльфийку, когда человек накладывает стрелу на струну тетивы. И холодные незримые пальцы забираются под одежды, оглаживают линию позвоночника, отчего волосы встают дыбом. Он не мог ее заметить. Точнее, не должен был заметить. Днем оказаться пойманной ведь куда проще, и костер пусть и разгоняет ночную мглу, но его свет едва ли трогает кустарники, в которых она притаилась. Но если ее тень не была примечена при солнце, то неужто луна оказалась менее покровительственной?.. Когда пальцы разжимают древко, а дуга лука – резко распрямляется, не удерживаемая более натяжением, эльфийка сглатывает тягучий ком, что встает костью поперек горла. Нет, не от осознания, что не для нее запела выпущенная стрела. Она знает, что такое убийство, и на ее руках выцветали и желтели багровые брызги, но этот маневр, при котором не дрогнул и мускул на лице, не дернулось запястье в сомнении, для нее паскуднее засаженного отравленного кинжала меж ребер.
То же, что свернуть хлипкую шею только вылупившемуся куренку, или задушить слепого котенка. Вспыхивает шальная мысль тусклой искрой, что даже проклятые лусканские отродья не заслуживают подобной смерти, но тухнет, словно взбрызнул кто угли водой, так и не разгоревшись.
Каллиан кривит губы и морщится в отвращении, когда к следопыту присоединяется и его волк, взбудораженный резким запахом человечьей крови и оттого жаждущий кровавого пиршества. А после глухого вскрика контрабандиста - отводит взгляд в сторону, оставаясь безучастной, довольствуясь своим положением стороннего свидетеля. Сомнительное удовольствие - быть в первых рядах бесчестного поединка, похожего больше на забой скота. Так и тянет закрыть острые уши ладонями, зажать их до боли в висках, чтобы не слышать того звука, с которым чугунный наконечник стрелы пробивает череп, а нож - вспарывает мягкую плоть.
Изверг. Убийца.
Бешеный зверь, на которого следовало бы нацепить намордник, чтобы лишний раз не показывал оскал - бросится ведь, если повернешься к нему полубоком. С той легкостью, с которой он проливает пусть и гнилую, и поганую, но людскую кровь, аристократы разливают по кубкам лучшее вино - щедро, чтобы напиться до состояния эйфории и праздной веселости. Кто знает, быть может, и он пьянеет от запаха смерти, и тогда, заприметив кого вдали, не раздумывает долго над тем, стоит ли расходовать на чужака еще пару стрел или нет, выпуская их без предупреждения и сожаления? Пора убираться из Сумеречного леса, да поскорее, покуда трупы еще не остыли и к ним не потерял интерес хотя бы Карнвир, упоенно обгладывающий отгрызенную руку.
Эльфийка, пригибаясь к земле, уже не думает, как прежде, о безопасности, уповая, что под покровом тьмы скрыться пусть не в разгар кровопролития, но во время сбора «трофеев» будет все же легче, выныривает из кустарников, перебегая в другие заросли, ближе к деревьям - она не боится, нет, но сердце прекратит так рьяно колотиться в груди, если удастся вжаться лопатками в ствол, разодранный звериными когтями и поросший влажным мхом. Каллиан понимает, что не бывать этому, стоит ей только уловить приглушенный звериный рык. И глупо думать на то, что животному не понравился приказ хозяина. Эфемерные, изначально обреченные надежды рушатся окончательно, когда следопыт обращается к притаившейся незадачливой ищейке Муар. Нащупать бы в голенище сапога стилет, да убьют раньше, чем она попытается хотя бы спрятать оружие. А ведь страсть ведь, как не хочется умирать. Тем более - от руки этого человека.
И эльфийка, скрепя сердце и процедив сквозь зубы ругательство, сдается, выпрямляясь, покидая заросли и тени и медленно выходя навстречу мужчине, выставив вперед ладони. Скорый взгляд на волка, сдерживаемого приказом, и долгий - на волка в человечьей шкуре. Глаза в глаза, упрямо поджимая губы. В мыслях - счет до десятки. Этого должно хватить, чтобы не ляпнуть сгоряча то, о чем поздно будет жалеть, распластавшись на траве со стрелой в сердце. И чтобы немного, но унять подступающую панику - сложно находиться вблизи от этого следопыта.
- Муар мою смерть не оплатит, - Муар будет все равно. Она не вступит из-за этого в открытый конфликт с Бишопом. Пока, по крайней мере. Но пользоваться ее именем никто не запрещал, - Опусти лук, не трать попусту стрелы, и я все объясню.
Это похоже на наглость. По сути, она и есть. Будто угроза жизни язык не развяжет. Будь кто иной на месте этого человека, так Табрис давно бы уже нашла способ изловчиться, да и навряд ли попалась бы так скоро. Но Муар не снабжает ложной информацией, а в данном случае - даже не обеспечила ею в полной мере. Впрочем, впечатления от увиденного восполнили все те пробелы в представлении, что оставила полукровка после бесед.
Отредактировано Kallian Tabris (23-07-2013 17:13:16)