Римус, в общем-то, не имел ничего против больницы. С таким уходом, что здесь предоставляли благодаря деньгам его родителей, не нужна была ни прислуга, ни заботливая жена, которую ему в любом случае пока рановато было иметь. Тут тебе и телевизор в палате, и второй чистый, отглаженный комплект формы на смену, и еда чудесная, хоть и не деликатесы со стола сильных мира сего. Впрочем, он всё равно не питал к ним слабости, так что какая разница.
Единственная печаль больницы заключалась в том, что здесь было невыносимо скучно. То есть, нет, конечно, телевизор спасал положение, но смотреть его беспрестанно было вредно для глаз и плохо для мозга. Иногда Римус отвлекался на книги, старался учиться, но ему хотелось ещё и общения с людьми. По возможности, конечно, нормальными. Потому что безумцев, в силу специфики больницы, здесь хватало и так. Среди этих личностей он чувствовал себя, мягко говоря, не родным, поскольку отклонения у него были совсем по другой части и больше смахивали не на диагноз, а на цитату из книжки жанра фантастики. Удивительно, как это родителей не упекли сюда же, услышав обо всей деликатности его проблемы. Как они это объяснили, интересно знать? “Понимаете, наш сын превращается в чудовище примерно раз в месяц”? Насколько безумно это должно было прозвучать для среднестатистического жителя обычного города? Хотя что считать за обычный, если у него есть личный герой в маске, а у героя - не менее колоритные враги.
Конечно, иметь такого отпрыска было… неудобно. И родители отправили Римуса сюда. Всё его лечение, по сути, заключалось в выдаче витаминов, даже не нейролептиков или антидепрессантов, и иногда болезненных уколах, синяки от которых всё равно проходили довольно быстро не без помощи волчьей регенерации. Хоть какие-то плюсы от этого странного дара судьбы. Впрочем, ещё была свобода. Как это ни странно, в волчьем теле она чувствовалась так явственно, буквально переполняла каждую клетку. Как будто животная сущность была в этом плане менее стеснена, чем человеческая. Что ж, возможно, с какой-то из сторон…
Поскольку Римус был уже относительно взрослым мальчиком и должен был уметь развлекать себя сам, на примете у него был один человек, к которому он уже некоторое время питал интерес. Человека этого звали Джокер, он был довольно известным и опасным преступником, но о нём почти никто ничего не знал. Неизвестно настоящее имя (только псевдонимы, и те раздобыли с трудом), реальный возраст и какие-либо подробности биографии. Точнее, что-то было, но каждый раз что-то новое и неизвестно, правдивое или нет. Просто не человек, а ходячая загадка.
Но тут возникала небольшая проблема. И заключалась она в том, что, помимо любопытства, был ещё и страх. Всё-таки он был не просто преступником, он был преступником-безумцем. Просто так в Аркхэм не попадают. Обычных воров и убийц здесь не водилось, для этого существовали тюрьмы.
Дело в том, что как-то так вполне логично получилось, что прежде Люпин никогда не общался с людьми подобного рода. У него даже не было какой-то конкретной точки зрения относительно них. То есть, с одной стороны, воспитание и мораль вещали, что убивать людей и творить всякие безумства – неправильно. С другой же, внутренний голос интересовался, какое ему дело до мира снаружи больницы, куда он всё равно не выберется. А даже если и выбирался бы, то что? Он им не принадлежит. Он не смог бы там адаптироваться теперь. Он даже школу толком не закончил.
В ту ночь Римус набрался смелости и решил сбежать из палаты, прокравшись к Джокеру. Дерзко, глупо и с налётом неизвестности относительного того, во что всё это выльется. Но ведь тем и интересно, верно? У него давно не было приключений, а юношеская натура требовала чего-то подобного. Рвануться в авантюру с надеждой выбраться живым и невредимым (как в психологическом, так и в физическом смысле) и при этом ещё и получить какие-то новые сведения. На мгновение в голове появилась мысль, что он смахивает на репортёра-камикадзе. Кто бы ещё отправился к маньяку с отчаянной жаждой знаний? Рискнул бы из чистого любопытства?
Люпин шёл на запах. Этот острый и тревожный запах безумия и опасности, вполне уловимой угрозы. Из-за него хотелось плотно прижать уши к голове и поёжиться. И, возможно, даже отступить. Но он с трудом поборол это желание и двинулся дальше, чтобы в итоге вывалиться из вентиляционной шахты, но приземлиться на все четыре лапы, как и положено зверю. С тем, чтобы видеть в темноте, проблем не возникло. Он тряхнул головой и огляделся. Туда ли попал? Вроде осечек быть не должно.

Римус навострил уши и почти сразу же упёрся взглядом волчьих, приспособленных в том числе и к темноте, глаз в Джокера. Всё-таки пространства в камере было не настолько много, чтобы долгое время искать единственного находившегося в ней человека.
Запах здесь, как и следовало ожидать, был сильнее всего, буквально бил в ноздри, забивался туда даже при выдохе. Римус переступил с лапы на лапу и облизнулся.
Этот устрашающего вида клоун пошёл ему навстречу. На мгновение всё тело Люпина пронзила паника. Вдруг он сейчас присядет, ласково потреплет по холке, а потом свернёт шею единым слитным движением, не дав опомниться, лишив возможности даже побороться за свою жизнь? Может, всё-таки плохой идеей было приходить сюда. На свой собственный страх и риск. У него были клыки и когти, но, неуверенный, чего и когда ожидать, он не мог с уверенностью нападать. Всё-таки он шёл сюда с… нейтральными намерениями. Он не мог назвать их добрыми так же, как и злыми, поскольку любопытство и жажда познания фактически не относились ни к тому, ни к другому. Но он точно не крался всё это время ради того, чтобы убить собрата по “жилплощади”. К чему ему это?
Однако Римусу удалось убедить себя, что Джокер не станет делать это вот так сходу, это просто неинтересно. После этого паника отступила, и на место вернулось любопытство. Джокер не выглядел ни испуганным, ни удивлённым. Как будто к нему в палату волки пробирались каждую ночь. Стаями. И просили у него леденцов и фокус показать.
Решив, что не стоит затягивать с единственным фокусом, который мог показать он, Люпин начал превращаться обратно в человека. Несмотря на то, что он научился контролировать это, процесс по-прежнему оставался весьма болезненным, сопровождался тошнотворным хрустом костей и со стороны выглядел наверняка весьма… гротескно. Что ж, оставаться в этой форме он не собирался, даже ради того, чтобы впечатлить. Он боялся, что чем дольше он в ней находился, тем больше шанс, что волк снова начнёт брать над ним верх, отбирать контроль. Как это было раньше.
К счастью, в этот раз одежда осталась на нём. Каким-то образом вместе с контролем появилась и эта возможность. Очень кстати, учитывая, что он не хотел бы оказаться голышом перед легендарным злодеем всего города. Он и так чувствовал себя достаточно неуверенно, не представляя, стоит ли что-то говорить или позволить этому странному молчанию и дальше висеть в воздухе.
Единственное, что сделал Люпин, так это потянулся, чувствуя необходимость действительно ощутить себя в прежнем теле, отметить лёгкое напряжение в мышцах, согнуть пальцы, провести кончиками по ладони, чувствуя кожу, а не шерсть. Как только это простое желание было выполнено, он уставился на подошедшего Джокера со смесью интереса и лёгкого страха. Человеческие глаза видели хуже, но оба участника этой необычной ситуации были достаточно близко, чтобы это не превратилось в настоящую проблему.

На лице Ремуса чётко отражались все его эмоции. Сначала он удивился и даже немного испугался, услышав, что его ждали. Ему показалось, что Джокер умеет читать мысли. Вероятность этого была довольно мала, хотя ему ли говорить о вероятностях - тут в глазах мелькнула искра скептицизма - он же чёртов оборотень. Почему бы на свете не быть ещё и телепатам. Или как там они зовутся по комиксам. По-научному. По книгам. Бог знает как ещё.
Черты лица исказились в недоверии, а потом в чём-то, что, пожалуй, на первый взгляд, можно было окрестить озарением. Может, клоун и психом-то был только потому, что в детстве не смог справиться со своими необычными способностями. Рядом не оказалось никого, кто научил бы, успокоил, показал верный путь. Затем снова вернулось недоверие: не жирно ли ему - и вывернутая наизнанку реальность, и сверхъестественные силы. Какой-то перебор прям.
После пришла задумчивость. Он не сомневался, что периодически Джокер действительно мог ловить его взгляды. У многих людей было что-то вроде чутья. Они могли буквально физически ощутить, когда на них смотрели. Даже если это короткий и невраждебный взгляд. Мурашки по коже, какое-нибудь покалывание в кончиках пальцев или тяжесть в груди. У него и самого сидело внутри что-то похожее. Звериные инстинкты или что-то иное. Тёмное, неконтролируемое. Но чтобы вот так...
На самом деле Люпин особо и не мучился ночами над этим. Да и плана у него не было. Вот он стоял сейчас здесь, гол как сокол, даром, что одежда всё ещё при нём, и никакого плана. Ни единой чёткой связной мысли. Только изредка возникавшая паника, временно вытеснявшая любопытство или сосуществовавшая вместе с ним. Мучительно хотелось сглотнуть, не столько потому, что пересохло в горле, сколько из-за нервозности.
Не решившись говорить, не рискуя опровергнуть ни одну из теорий Джокера, если честно, больше звучавших как утверждения, в истинности которых не стоило и сомневаться, Ремус, тем не менее, послушно сделал несколько шагов из тени. Словно загипнотизированный, повинуясь руке, но не вкладывая в неё свою, он шагнул навстречу, сфокусировав взгляд на тонких длинных пальцах, будто боясь посмотреть в чужие безумные глаза. Одурманенный голосом, звучавшим так сладко и ласково, он приближался, как крыса, плясавшая под дудку крысолова. Крыса, готовая добровольно залезть в пустую мышеловку. Уже залезшая. Но ловушка была непростой, слишком умной, хитрой и хотела сначала поиграть с жертвой, прежде чем подарить смерть. Свершить то, для чего она предназначена. Зачем торопиться, если можно прежде устроить себе небольшое развлечение, верно?