Над лабиринтом грохотала знакомая какафония звуков: адская смесь тамтамов и классики, услаждающих беспокойный слух. Музыка была недостаточно громкой, свиньи - недостаточно беспокойными, да и весь мир в сущности казался жалкой, извращенной пародией на реальность, к которой привык Мейсон.
Ба-бах!
Цокот копыт, услужливый Карло-черт-произнесешь-его-фамилию-с-первого-раза уже отточеными движениями спускает в ангар очередное чучело, забитое свининой и благоухающее душным ароматом женского парфюма.
Ба-бах!
Верджер-младший подскакивает на месте, взвинченный собственными мыслями, беспокойно шагает к перилам, легко бьет по ним, осматривая свои владения - самую малую часть и самую значительную. Папа гордился бы им?
Марго, его чудесная, холодная Марго, богиня острова Лесбос и вавилонская блудница в одном флаконе, предсказуемо дулась в своей опочивальне, залатывая потрепанную шкурку и не желая видеть Мейсона. Как тяжело быть старшим братом! Столько ответственности, вагон обязанностей и ни грамма благодарности от строптивой сестрицы. Даже в детстве она пыталась ломать его игрушки, хотя своих даже не имела - и вот оно, следствие былых ошибок: Мейсон нашел себе новую игрушку, которую Марго не ломала из принципа, страха, гордости - саму Марго. К ее чести, даже Мейсону это не особенно удавалось, однако последний прецедент, кажется, имел успех. От шва останется уродливый шрам, как вечное напоминание о том, как неразумно игрушкам пытаться найти нового хозяина, особенно если это тот-кто-никого-не-убивал, особенно если он пациент того-самого-психиатра.
Марго, его прекрасная Марго, была невообразимо больна. Возможна, она была социопатом, убийцей - хоть неудачливой и сентиментальной, но все же Мейсон был обеспокоен. Ты в опасности! - твердил внутренний голос, - ты живешь с психопаткой в замке, думай, думай, как поступил бы papa! Младший Верджер отрезал бы ее острый язычок впридачу, не служи тот индикатором состояния. Да и беседовать с Марго порой было делом занимательным. Иногда. Очень редко. Скучная она все же особь, его сестрица!

Негромкие, чуть шаркающие шаги по лестнице, отвлекли Мейсона от размышлений о павших семейных ценностях Верджеров. Прогромыхал завершающий аккорд, Карло нажал на кнопку пульта, убираясь восвояси и оставляя шефа наедине с гостем.
- Джим! - смешок и восклицание одновременно. Мейсон распахнул объятия, словно собираясь обнять и задушить весь мир. - Рад тебя видеть, дружище! Отвратно выглядишь! - изящное движение плечами, оправляя натуральный мех воротника, - ты даже спишь в своем чертовом костюме? Как тебе мое творение? - у младшего Верджера был только один повод для гордости.
Без переходов и пауз, умышленно не оставляя Мориарти возможности себя переболтать. Вечное противостояние. Жест объятия был обманчивым до кончиков пальцев, да и Джим не спешил виснуть у него на шее.
- Пока ты не пришел, я спал, - зачем-то сообщил Мейсон сие величайшее откровение, опуская руки и дергано-беспокойно взмахнул ими, - знаешь, Менделеев изобрел свою таблицу во сне, поругавшись с женой. Я поругался с сестрой, и придумал новый способ расширить их рацион. Свиное мясо не особо помогает, знаешь ли. Хочешь узнать какой?
Чаще всего бледнеют и отказываются, но старина Мориарти не интересовался успехами Мейсона в скотоводстве по другим причинам. Не в силу слабых нервов и не менее слабого желудка, а в силу природной брезгливости.

Отредактировано Hannibal Lectеr (23-09-2014 03:57:13)