Наверное стоит отметить, что ночь он любил. В ночи можно спрятаться, когда темные и длинные тени падают вниз, давая  право спрятаться в них, укрывая, словно ширма, от всего остального. К тому же,  именно ночь была именно тем временем, когда Джек был полностью предоставлен сам себе. Девочки уже давно как спали, а неуемная энергия, о которой позаботились его создатели, что бы парень, как какой-нибудь кролик с барабаном из рекламы, требовала постоянной отдачи. Обычно ночью он либо что-то читал, восполняя пробелы в своем образовании, которое ограничилось только тем, что в него успели запихнуть Сушонг и Тамембаум, либо попытками найти себе хобби. Пока из всего перепробованного у него получалось только играть на гитаре и рисовать. Но от первого он мог разбудить девочек, а  второе ему надоедало после второго часа сидения на одном месте.
Вот и получалось, что каждую ночь, он вновь и вновь метался по комнате, в попытках найти себе занятие. Ему нравилась музыка, он это знал, он этот осознавал, но играть ее дома нельзя было, ибо из-за слишком громких звуков он опять разбудит сестричек, которых и так еле укладывал спать. Хотя совсем недавно один человек сказал, что можно тренироваться и вне дома. А заодно и порадовать дорогих людей какой-нибудь приятной песней.
Может, именно по этому, он  сегодня ночью, вместо того, что бы опять запершись в своей комнате, просматривать старые записки Тамембаум, шлепал по темной улице, освещаемой фонарями. Он шел к Элеаноре.  К единственной жительнице Восторга, что понимала его, что смогла выбраться из города и что помогала ему с сестричками. Она была странной, особенно очень странно была сама концепция подросшей маленькой сестрички. Он смотрел на своих, как он их сам называл, дочек, вопрошая сам себя, смогут ли они когда-нибудь стать нормальными. Но, смотря на Элеанору, он не видел в ней ничего необычного, ничего пугающего и искаженного, как  в тех жителях Восторга, которые попадались ему на пути. Она была красивой молодой девушкой, возможно, немного резкой, возможно, немного странной, но именно такой она и нравилась ему. И именно такой Элеаноре он решил сделать приятное. По крайне мере совсем недавно она не него накричала, он так и не смог понять, отчего именно расстроил девушку, но чувство вины, вдруг закравшееся в него, требовало, что бы он перед ней извинился, но в последнее время она его и слушать не хотела.
Правда, стоит отметить, что Джек, именно тот Джек, который с гаечным ключом смог пробить себе путь к свободе, а не тот Джек, который каждый день отводит девочек на игровую площадку, ловя на себе сочувствующе-удивленные взгляды, был личностью к жизни в этом мире не приспособленной. Его вырастили в Восторге, его там создали и его хотели там же похоронить. Именно поэтому нормы морали и простого человеческого поведения в новом для него месте, были для Райана абсолютно неизвестны. Он не знал, что кому-то может не понравиться шум, создаваемый в три часа ночи под их окнами, он не знал, что порой этот шум может быть неприятным, он не знал, что песни под окном поют возлюбленные и тем более он не знал, что песни эти должны быть романтичными и… цензурными.
И именно по этому он  сейчас стоял у окна Элеаноры, прислонившись спиной к фонарному столбу, зажав аккорд и медленно начал перебирать струны, пытаясь подобрать нужный лад. И очень скоро по округе разнеслась песня, которая, по идее, ввела каждого, кто проснулся от этих звуков, в когнитивный диссонанс. Хотя бы потому, что песня эта была далеко  не милого романтичного содержания, хотя именно ее советовали спеть многие люди. К сожалению это был сарказм, который, увы, Джек не распознавал. Именно по этому и продолжал петь.
-И я знаю я долбо*б и п*дорас
Я понимаю, что счастья не было у нас
И так все ясно все пр*срано из-за меня
И я согласен я похотливая свинья.

Откуда-то донеслись крики возмущения,  с другой стороны послушался дикий смех, превращающийся в истерику, рядом с ногами брякнулся горшок с геранью и кто-то пригрозился вызвать полицию, а кто-то даже стал хлопать в такт гитаре. Правда, Джеку было все равно, ведь пока та, для кого он исполнял песню еще не выглянула, он продолжит ее петь.

Если кому-то интересно все содержание, то...

Отредактировано Jack Ryan (05-05-2013 23:56:25)

Когда начинаешь играть на гитаре, весь мир сужается в размерах и центром его становиться небольшая площадь, на которой разносятся звуки.  Ты слышишь музыку, но вдруг осознаешь, что она звучит где-то в прострации, в отдалении от тебя. Ты  ощущаешь как пальцы касаются струн, но окружающее пространство размывается. Скорее всего это и есть то самое наслаждение музыкой – когда твой мир вдруг становиться маленьким, но очень уютным, и в нем живут прекрасные звуки, и в нем живут твои размышления.
Правда окончить песню ему не дала сама Элеанор, которая, спрыгнув с третьего этажа, заставила окружающих в ужасе задернуть шторы, а так же отобрала у него гитару, смотря на Райана взглядом, каким ветеринар смотрит на кошку, только что пометившую холодильник с сыворотками. В общем девушка была явно не в восторге от того, что он здесь устроил, затыкая парня самым быстрым способом, не давая тому произнести больше и слова.
- Мфгрлыа, - попытался оправдаться он, но рука девушки мешала ему использовать стандартную человеческую речь в качестве аргумента. И только приложив усилия и отодрав ладонь от собственных губ, он смог вздохнуть полной грудью и наконец произнести. – А что я такого сделал?
Вернее, он действительно не догонял того, почему на него сейчас смотрели как на жуткого террориста, с явным желанием вломить ему леща, коей можно было прочитать во взгляде. Он действительно хотел сделать приятное человеку. У Райана по простому отсутствовал не только инстинкт самосохранения, который заставлял его в темной подворотне доставать телефон и освещать им себе дорогу, но и сознание того, что он делает что-то неправильно. Будь у него нечто подобное, он бы наверняка не остался бы с носом, когда Атлас, он же Фонтейн, он же еще кто-то непонятный, подначивал его выполнять все свои грязные делишки, прикрываясь великой целью. И ничего не понимающий Джек, даже не смотря на то, что ему не нравилось то, что он делал, выполнял каждую команду, при которой звучало «будь так любезен». Выходило, что своих действий он не совершал, он совершал только то, что от него требовали другие. А сейчас он стоял здесь и делал только то, до чего додумался самостоятельно, и что было полностью его решением.
- Да ладно тебе, Элеанор, а что еще оставалось делать, - он опустил ее руку, когда осознал, что больше ему рот затыкать не будут. Хотя это не отменяло того, что девушка могла вполне умышленно заткнуть его в следующий раз уже кулаком и точечным ударом. – Ты перестала со мной разговаривать и даже не объяснила из-за чего.
Как и каждый мужчина, он абсолютно не мог понять степень своей провинности перед женщиной и оттого делал большие удивленные глаза, в которых читалось «а я то тут при чем». Но в отличие от все тех же остальных мужчин у него не было хоть какого-то навыка социального контактированния с людьми. Ведь  в Восторге он знал только Тамембаум, Сушенга, а так же Атласа, которого и не существовало, как оказалось чуть позже. Внимательно смотря на Элеанор, он все продолжал думать о своем и вопрошать себя, что бы на его месте сделал нормальный человек.
- Ладно, отдай гитару, - он протянул руку за инструментом, становясь в слишком большой близости с девушкой, что могло вылиться в сотрясение мозга, устроенной все тем же инструментом. Поразмыслив с секунду, он схватил девушку за запястье и потянул за собой. – Пошли, я тебе покажу кое-что.
Стоит отметить, что за то время, покуда он возился с сестричками, он научился выполнять удивительно акробатические вещи. Вроде одновременной стойки у плиты и расчесывания волос девочкам. Или перекатывание мяча с одной и своеобразное чайное рандеву с догонялками с другой. В общем, за некоторое время он научился делать по нескольку вещей сразу. Но особенно хорошо у него получалось  водить всех пятерых, при этом не выпуская из  вида ни одну из девочек, таща тех на буксире. Так и сейчас он принялся тащить за собой на буксире Элеанор, вне разницы, сопротивлялась та или же нет. Райана создали сильным, он мог проломить скафандр Большого папочки, если захотел бы. Но  мистера Баблза рядом не было и доказать правоту своих мыслей на деле он не мог, но продолжал тащить девушку за собой, покуда  не дошел до того самого места дислокации, который так долго искал.
- Смотри, - он указал вперед, туда, где простиралось море. Там, где черное, как смола, море, омывала серый берег, там, где вдалеке шел корабль. И там, где-то очень и очень далеко горел маяк… это был не маяк Восторга, тот маяк перестал работать очень давно, но тот, который  сейчас привлекал к себе внимание, разрезал водную гладь своим ярким лучом, выхватывая из воды осколки водного стекла, серебрящегося при лунном свете. В какой-то момент луч выхватил из воды нечто черное и очень большое, а через минуту над поверхностью поднялась большая туша, извергая вверх столп воды, после чего благополучно скрываясь в водной глади. Этих китов он заметил еще утром, они приплыли сюда и кружили вокруг маяка, словно дожидаясь чего-то. Девочек вид огромных млекопитающих привел в полнейший восторг. И Райан наделся, что такой же эффект они произведут на Элеанор.
- Я так и не понял, чем тебе не понравилась песня, - как бы между прочим заметил он, - но это не так уж и важно. Я просто хотел, что бы ты вышла.

Отредактировано Jack Ryan (05-05-2013 23:59:00)

Стоит отметить, что не смотря на всю свою детскую непосредственность, котелок у него хоть немного, но все же варил. Иначе как объяснить, что он, на чисто инстинктивном уровне смог разобраться как управлять  батисферой и дать ноги из умирающего города, который теперь видится ему в каждой луже. Он научился жить с мыслями о Восторге, воспоминания о злосчастном месте больше не приносили ему неудобства. Но были и вещи, которые просто так оставить нельзя. Вещи вроде его собственных воспоминаний, которые оказались фикцией, но, тем не менее, преследовали его.
Он внимательно смотрел на море, на то, как желтый луч разрезает черную гладь, словно нож  подтаявшее масло. И одновременно слушал негодование Элеанор. В итоге оказалось, что она еще куда больший человек, нежели считала сама и нежели являлся он сам. Он вдруг повернулся к ней, заглядывая в глаза, стараясь прочитать что-нибудь кроме негодования, которое так и выплескивалось через край.
- Ты спишь ночью? Я разве… разве тебе не снится, ну… Восторг. Что-то из прошлого? – Он на миг замолчал, осматривая песок под ногами. – Мне вот снится мама…
Он никогда не знал Жасмин, но Тамембаум говорила, что девушка была  одной из тех, кто наслаждался жизнью и кого не испоганил ни город, ни АДАМ. Она любила танцевать и сверкать в свете софитов. Она была прекрасна в своем желании наслаждаться тем, что делает. Он мог видеть это даже на фотографиях, на которых была запечатлена мама.  Он мог видеть это на постерах, развешанных по всему городу, на которых яркими буквами было выведено ее имя. Он столько раз проходил мимо них, не обращая внимание,  считая  это частью  погибшего интерьера.
Он не мог ночью спать, он вновь проходил по тем самым полузатопленным коридорам, которые вдруг преображались. Становилась слышна музыка и где-то вдалеке, за широкими красными занавесками, ведущий, голосом Атласа, объявлял, что сейчас будет выступать звезда Восторга – Жасмин Жолен. Он бежал вперед… он хотел хотя бы одним глазком увидеть ее, но дорогу преграждал Большой папочка. Он хватал его за шкирку, загораживая своей массивной тушей проход, не давая увидеть абсолютно ничего, кроме тонкой полоски света, в которой ничего не разберешь. Куда лучше было бодрствовать. Благо АДАМ, которым его  облучал Сушенг, в попытках ускорить рост, давал такой заряд энергии, что можно спать раз в неделю.
- Я просто… не хочу оставаться один, наедине со своими мыслями. – Он завел руку назад и почесал затылок, в попытках придумать более лучшее оправдание. Ему просто нравилось находиться вместе с Элеанор, единственным человеком, которому можно сказать о своей проблеме и не получить за это порцию ненависти. Она знала, что такое АДАМ, она знала какая от него зависимость, и она знала, как он влияет на него. Без АДАМА можно прожить, но ощущение будет еще то.
Мимо прошла какая-то толпа подростков, что очень быстро замолчали, стараясь пройти мимо с каменными лицами, бросая какие-то косые взгляды в их сторону. Джек удивленно взглянул на них, после переводы взгляд на девушку.
- Твои знакомые? – Спросил он, тут же опять переводя взгляд на них. – Судя по всему им не особенно важно, что завтра на занятия. Ну… если завтра действительно важный день, то прости, что помешал. Просто хотел показать тебе этих ребят. – Он наклонился, резко целуя Элеанор в щеку и тут же отбирая у вошедшей в когнитивный диссонанс девушки свою гитару, которую она все никак не хотела отдавать.

Отредактировано Jack Ryan (06-05-2013 00:00:56)

Воздух был действительно прохладным, не таким приятным, когда солнце уже успело нагреть землю и жар исходил от нее самой. Но тот самый, когда это самое солнце, спрятавшись за горизонтом, более землю не грело – та становилась холодной, неприятной, такой, какой он мог лицезреть ее через  окна в Восторге. О городе он вспоминал часто, слишком часто. Не видя перед собой другие вещи для сравнения, он все сравнивал с Восторгом, всю структуру жизни, всех людей, все слабости и страхи этих людей. Для них катастрофой было отсутствие в магазине шоколадного масла, и мало кто понимал, что отсутствие еды самая малая часть проблем. Мало кто из них мог подумать, что окружающее пространство, ощетинив зубы, заставит тебя вырывать из своих рук собственную жизнь, убегая по начинающим наполняться водой коридорам куда-то вглубь города. Дальше в темноту.
- Я ее никогда не знал, - Джек сел на холодный песок, ощущая, как кроссовки погружаются куда-то вглубь, увязая. – Она стала для меня… символом. Фрау Тамембаум сказала, что она была добрым человеком и теперь, каждый раз, когда мне нужно что-то сделать, я спрашиваю сам себя: «а как бы поступила мама». Как поступил бы… добрый человек. Просто человек…
Он поймал себя на мысли, что опять заговорил о наболевшем. Его никто и никогда не принимал за человека. Сушенг видел в нем свое очередное «творение», Фонтейн видел в нем своего любимого песика, которого можно спустить с поводка, Тамембаум вроде бы и хорошо относилась к нему, но вряд ли Джек много значил бы для нее, не заботь его судьба сестричек. Да и все его мысли, оказавшиеся фикцией, были не особенно человеческими. Он все чаще ловил себя на мысли,  что проще решить проблему – избавившись от нее, возможно с помощью применения силы… возможно с помощью применения АДАМА. Последний был его бичом. Его диким желанием и его проклятьем. Он был зависим от него как и каждый страдалец Восторга. Ему хотелось еще, хотя Джек и прекрасно понимал, насколько это вещество ужасно и как сильно оно заставляет людей мутировать. Было все равно. Просто хотелось еще.
- Да… девочки. – Он вдруг улыбнулся, вспоминая своих, как теперь он сам себе говорил, дочерей. Он вывез их из Восторга, но вот вывести Восторг из них было куда как более проблематично. Им не снились кошмары, они не сознавали, что мир, в котором они жили, был ужасен. Ибо другого они и не знали. Порой они вспоминали этот город, как нечто, что с восторгом вспоминает каждый ребенок. Тот мир не был для них ужасен, не смотря на все, что произошло. – Но так уж вышло, что ты под окна не бегаешь и мне пришлось брат инициативу в свои руки.
С этими словами он побарабанил пальцами по боку гитары, показывая тем самым, что именно его привело сюда. Мир довольно пустое и неинтересное место, когда рядом с тобой нет того, кто тебя понимает и кому можно рассказать о том, что происходит в душе. Кто-то советовал завести дневник… но разве бумага поймет твои проблемы, разве покачает головой в знак сочувствия. Разве бумага сможет понять, отчего ты не спишь по ночам. Отчего порой не можешь делать элементарные вещи, потому что тело, требуя новую дозу наркотика, начинает ломать и приносить неистовую боль. А пальцы дрожат настолько сильно, что и держать ничего не можешь. Это проходит… через минуту-две, но эти две минуты порой длятся для него целый час. Целый час нестерпимой боли, в которой виноват только он. Джек перестал закатывать рукава, что бы не видеть собственные исколотые вены, напоминанием врезающиеся в память.
По крайне мере сейчас его жизнь изменилась. Он может сам выбирать что ему делать. А, когда боль проходит, он может чувствовать себя вполне сносно, радуясь, что очередной приступ не загнал его в могилу. Ему приятно делать рутинные вещи, они вводят его в радость. Ему приятно быть рядом с сестричками, эти маленькие создания всегда радовали Джека, даже когда  исписали заднюю стенку дома какими-то синими бабочками. Он сам решал, что ему делать, как ему жить, с кем общаться и кого любить…
Кстати по поводу этого, Элеанор, похоже, явно не ожидала от него подобной выходки и сейчас стояла словно замороженная, удивленно смотря на него, приложив к щеке ладонь. Этот растерянный взгляд больших глаз напомнил ему, что когда-то девушка тоже была сестричкой, такой же маленькой, такой же наивной и такой же любящей мир, который ее окружает, неважно, насколько тот был ужасен.
- Ну, уж нет, это моя гитара, - с этими словами Райан  отвел руку с инструментом назад, второй хватая за запястье девушку, заставляя ту сесть рядом на песок, точнее, упасть, после внезапного рывка. Он вдруг посмотрел не нее, ему казалось или девушка… покраснела? Всегда такая резкая в своих действиях, исполнительная в том, чем она является, готовая ко всему, он и поверить не мог, что  было что-то, заставляющее ее краснеть. Он вдруг улыбнулся этому, отмечая, что такая она ему нравиться куда как больше, нежели злая и готовая огреть его все той же  гитарой.
- Зачем я это сделал? Ну… потому что я захотел. – Он подумал о чем сказал и это ему понравилось. Делать то, что он хочет, прямо как настоящий человек. Хотя тут же возник другой вопрос, заставляющий Джека склонить голову на бок. – Не нужно было этого делать?

Отредактировано Jack Ryan (06-05-2013 00:01:45)

Море шумело и волновалось, точно так же, как и в ту ночь, когда он впервые оказался в Восторге, попав в него через маяк. Вообще очень  трудно не проводить аналогии с тем, что составляло большую часть твоей жизни, которая на деле оказалась на удивление короткой и наполненной только безысходностью. Но это время прошло, пред ним был новый мир, новые возможности. Сыворотка излечила его от рабского положения, а батисфера доставила на поверхность, давая шанс начать все заново. И пусть люди и странно косятся на худощавого паренька с пятью детьми, который еле успевает собрать их всех в кучу и не дать разбежаться, пусть окружающие странно смотрят на него, когда Джек пытается своим излюбленным способом открыть дверь, вместо этого получая той по лбу, пусть пытаются вызвать наряд полиции, когда вместо того, что бы использовать автомат, парень его взламывает, просто потому, что так легче. Все равно эта жизнь действительно хороша. Это жизнь настоящего человека, который может принимать решение, который может учиться, может планировать, может любить и быть любимым.
- У меня так девочки говорят, - покачал головой Джек, облокачиваясь на локти, вглядываясь в морскую даль.
Элеанор начала заикаться,  что довольно сильно удивило Джека, настолько, что он повернул к ней голову, склонив ту на бок, всматриваясь в девушку. Она всегда знала что сказать, порой затыкала за пояс самого говорливого, а если не получалось словами, то тот уже летел в ближайший угол с фингалом под глазом и ему повезет, если вслед за этим в него не метнется огненный шар. Райан вообще удивлялся, как ему самому еще не прилетело от девушки разрядом тока. Возможно, будь он хотя бы немного социально адаптирован, хоть немного знал психологию человеческого поведения и хоть немного заставил бы себя взглянуть на простые человеческие отношения, окружающие его, то наверняка бы что-то да понял. Вот только Джеку всегда было не до взаимоотношений с окружающими, нужно было воспитывать девочек, не давать им находить шприцы и другие колюще-режущие предметы. Обеспечить их всем, что нужно для счастливого детства, а так же не дать исписать весь дом красками.
Он хотел и дальше углубиться в свои мысли, но Элеанор опять отобрала его инструмент, на этот раз с предложением научить ее играть. Странно, но и сам Джек еще не особенно освоил инструмент, точнее освоил чисто интуитивно, перебирая струны и замечая, что если зажать определенный лад  и ударить по струнам, то звук каждый раз получается разный. При этом с каждым разом получалось все лучше, появился хоть какой-то, но прогресс, что означало, что не отдавил ему медведь ухо.
- Научить? – Джек на миг задумался и тут же улыбнулся. – Из меня ужасный учитель, но вот, смотри…
Он поднялся со своего места, сев позади Элеанор, кладя гитару ей на колени. Он вдруг заметил, что для такого инструмента девушка довольно маленькая, можно даже сказать, миниатюрная. По крайне мере это заставило Джека еще один раз улыбнуться, когда он  аккуратно переложил ее правую руку на струны.
- Смотри, - он провел рукой по грифу гитары, вдоль струн. – Тут главное запомнить все аккорды. Например, вот самый простой минор… - На этот раз Джек взял левую руку Элеанор и прижал два пальца к двум предпоследний струнам, на втором ладу. Ударив по струнам, инструмент издал протяжный звук, который должен был бы быть частью мелодии, но сейчас звучал как непонятный отзвук, словно кто-то случайно ударил по гитаре. – А вот мажор, - с этими словами он переместил пальцы девушки на второй лад, зажимая третью, четвертую и пятую струны. Звук, изданный гитарой, получился более глухим. Он самостоятельно узнал, что были До, Ре, Ля и Соль мажоры, и Ре, Ми, Ля миноры. Но узнал он это не из книжек и даже не из пособий, а со слов других людей, которые, точно так же как и он, изучали гитару чисто на интуитивном уровне. Просто потому, что в какой-то момент они  осознали, что гитара может издавать абсолютно разные и довольно красивые звуки, точно так же, как этот когда-то осознал и он сам. И как учить тому, что и сам до конца еще не понимаешь, он не знал, но просьбу Элеанор просто не мог не выполнить. Ведь… она его попросила.
- Элеанор… - он вдруг задумался, что-то было не так. В нем самом что-то было не так, внутри закрадывалось странное щекочущее ощущение, понять которое он не мог. Наверное, пройди сейчас кто-нибудь мимо, лицезрев, как он обнимает сидящую на песке и сжимающую гитару девушку, крепко держа ее пальцы на грифе и струнах, то наверняка бы легко мог дать ответ на этот вопрос. Но никто не прошел, никто ничего не сказал, потому Джек оставался в неведении собственных ощущений, что заставляли его задумываться. – Ты не… у тебя нет такого чувства что… хм, хотя знаешь, забудь… Тебе не холодно так, может куртку дать?

Отредактировано Jack Ryan (06-05-2013 00:02:20)

Все же неизвестность его никогда не пугала. В тот самый момент, когда батисфера вела его дальше, сквозь потемневшие здания Восторга, туда, где на станции его ждала неизведанность, он не боялся. Он не боялся, когда шел через ботанический сад Ленгфорд, что кишел странными сплайсерами-магами, появляющимися неизвестно откуда и неизвестно куда исчезающими. Да чего там, даже когда на него бежал бронированный большой папочка, он прекрасно знал что делать и сохранял спокойствие. Но здесь он растерялся.
Его учили превозмогать боль, находить решения  в самых затруднительных ситуациях, но никто и никогда не объяснял ему, что нужно делать, когда рядом другой человек и как следует себя вести с ним. Ему никто не говорил, что при встрече нужно здороваться, что неприлично громко говорить или же подходить к первому встречному и задавать ему вопрос, который просто всплыл у тебя в голове. Ему никто не объяснял, что нужно делать, когда тебе нравиться кто-то… да и вообще никто не удосужился ему сказать, что это вообще такое «нравится». Конечно он знал, что люди влюбляются, люди общаются, люди дружат, но сам он в этих чувствах не разбирался, порой даже не мог отличить одно от другого. Хотя, скажем, злость, он распознавал, да, злость он умел ощущать внутри себя, например злость к Фонтейну. Порой еще привязанность, он очень скучал по Тамембаум, хоть и сам боялся это признать, она, все же, заменила ему и мать, и отца, и дядю, и всех остальных родственников, к тому же, была единственной, кто считала его за человека. Порой его брала тоска за собственных дочерей, и это тоже было чувством, которое он мог распознать.
Из тяжелых мыслей его вывело легкое прикосновение к щеке, которое словно разряд тока окатило его. Джек повернул голову, сверху вниз смотря на Элеанор, безмолвно спрашивая, не ударилась ли девушка обо что-нибудь тяжелое или нечто в этом же духе. По всей видимости в голове должны были летать куча вопросов, но на самом деле все они вылетели на реактивной скорости по направлению к восходу, при этом вереща, что пришлют открытку на праздники. Нужно было что-то сказать, что-нибудь умное, или же нет, констатирующее положение, а может просто веселое, что бы разрядить  странную ситуацию.
- Элеанор, - только и смог на выдохе произнести он. Ну да, это ее имя, как будто она этого не знает. А Райану следовало  упоминать ее имя как минимум с интервалом в минут пять, но не так, как обычно.
Что он мог сказать, что не знает, как выразить словами то, что произошло, может то, что это произвело на него неизгладимое впечатление, может то, что ему не следовало даже приходить с этой гитарой под ее окна  и петь эту песню, раздражая всех соседей в округе и давая им четко понять, что у некоторых людей с головой может быть далеко не в порядке, как и с чувством юмора. А может то, что где-то в глубине подсознания он только этого и ждал…
Расцепив руки, он опустил пальцы девушки, освобождая их от хватки. Перехватив гриф гитары, он потянул инструмент назад и, на этот раз, сопротивления не встретил, даже не получил по ребрам, при попытке отобрать его. Джек только сейчас осознал, насколько близко к нему оказалась девушка и насколько большие у нее глаза. Особенно сейчас, в этот момент. И только сейчас он осознал, что от нее действительно приятно пахло, чем-то нежным, повседневный запах, смешанный с чем-то еще, тот самый, которого он не замечал до этого момента, как и все остальное в ней. И все это казалось очень притягательным, очень  нежным и мягким. И сама девушка была не той Элеанор, которая могла пнуть его, а после жахнуть электричеством в качестве предупреждения. Сейчас, при свете ночи казалось, что ее так легко сломать и повредить, как фарфоровую куклу, что совсем недавно выставили в витрину магазина.
- Элеанор, - вновь повторил он, давая себе мысленного пинка, надо уже другое слово выучить, не все же этим пользоваться. Он поймал ее лицо и провел ладонью по волосам, отбрасывая их назад, открывая лицо девушки. Джек сжал губы, словно размышляя, что ему делать дальше. Он бы мог уйти и все могло забыться, стать на свои места. Проблема была лишь в том, что он этого не хотел. – Слушай… ты мне очень нравишься и я… хах, я не знаю, что говорить в таких случаях. Просто… можно я буду делать то, что считаю нужным.
Райан мысленно забил всю свою неуверенность ногами под диван и поймал губы Элеанор своими губами, опрокидываясь на холодный песок и увлекая девушку за собой. Ему было неудобно, но это неудобство можно было легко вытерпеть, особенно сейчас, когда он прижимался к той, кто ему была небезразлична.  Конечно со временем Элеанор припомнит ему эту выходку и даст пинка, но пока он грязно пользовался своим положением, получая удовольствие и наслаждаясь тем, что целовал горячие губы.

Отредактировано Jack Ryan (06-05-2013 00:03:44)