Музыка плавно покачивается на волнах. Предельно громкая на пике, едва слышная во впадинах. Раскрывается, обнажается, трясётся в экстазе. Стремится погрузиться глубже в бездну эмоций и чувств, залезть под кожу, растерзать мысли. Хочется вскочить на ноги и подпрыгнуть, вместить в маленького себя весь звуковой диапазон, поглотить его красочный взрыв. Жар от взрыва приятно согревает и дарит чувство наполненности. Все конечности тянутся в разные стороны, отделяются от тела и свободно парят в воздухе. Голова наклоняется назад и падает в пушистую вату. Перед глазами снуют разноцветные блики, сверкают и взрываются с тихим щелчком, после чего остаётся лёгкая дымка. Она просачивается прямо через зрачки, заставляет веки раздвинуться ещё больше.
Пальцы медленно двигаются по гладкой поверхности дивана. Забираются в стыки подушек и медленно перемещаются к спинке. Глаза снова закрыты. Внутри жужжит рой маленьких проворных пчёл. Странно, они совсем не похожи друг на друга: одна синяя, другая блестит золотым, третья и вовсе белая… Они сталкиваются друг с другом, рассыпаются в извинениях и расходятся, чтобы столкнуться с другими и снова извиниться. Вежливые пчёлы…
- Чёрт возьми, у неё волосы! – рука поднимается и указывает на пчелу с розовым брюхом, которая мгновенно поворачивается и с укором смотрит на выставленный вперёд палец. Её длинные русые волосы падают на лапки и спину, откуда тут же сдуваются трепыхающимися крыльями.
- Показывать пальцем – невежливо, - она делает сальто назад и скрывается в толпе.
Кажется, я её обидел, - проносится в голове у Курта. Он пытается выискать розовое пятно в разноцветном сгустке, но перед глазами всё сливается в слишком загруженный калейдоскоп. Найти в такой пестрой мозаике единственную пластинку оказывается делом невыполнимым. Мужчина опечаленно опускает руку и открывает глаза. В тот же момент слева слышится нарастающий гул. Пчелы одновременно поворачивают свои маленькие головки и начинают метаться в испуге: на них движется огромная волна. Она надвигается на них глухой стеной, на вершине которой звучит тяжелая музыка. Курт ошеломленно следит за медленным, но неумолимым приближением темной воды, рот самопроизвольно открывается, а руки тянутся к рою пчел в попытке спасти их всех. В какое-то мгновение ему кажется, что это конец. Но пчелы вдруг начинают заливисто хохотать и разлетаются в разные стороны, оставляя мужчину одного. Ему остаётся только растерянно хлопать глазами и пытаться заставить свои конечности двинуться. Но он просто замирает в странной позе, в то время как волна окатывает его с головы до ног. Отрезвляюще. Непонятно. Приятно.
Курт водит глазами в разные стороны, но снова видит лишь бездонный океан и качающуюся на его волнах музыку. Снова погружается вглубь и выныривает на поверхность. Рядом опускается что-то мягкое и тёплое, усаживается поудобнее и словно чего-то ждёт. Курт поворачивает голову и тут же узнаёт гостя. Его невозможно ни с кем перепутать.
- Плоский Стэнли! – он был приятно удивлён. Рука тут же схватила предплечье пока ещё молчаливого собеседника и уверенно, но слабо потрясла. Стэнли так давно не появлялся, Курту показалось, что он забыл его внешний вид.
- Стэнли… - Выражение лица сменяется на смутно-озабоченное, а пальцы правой руки медленно вплетаются в темные волосы мальчика. – Ты стал… Кудряв…
Волосы проскальзывают между подрагивающими пальцами, глаза внимательно изучают каждый завиток, мозг пытается понять, что же с ними не так. Вода в океане тёплая. Плоский Стэнли стал таким же тёплым и летучим. Он колышется на волнах и плывет вбок. Курт плывёт за ним, цепляясь за предплечье.
- Пчёлы снова обвели меня вокруг пальца. – Курт хмурится и поворачивается, разыскивая глазами пчёл. Он до сих пор слышит их приглушенный смех, он знает, что эти разноцветные весельчаки просто спрятались по углам и наблюдают за ним. Он щурится и внимательно оглядывает каждый угол в попытке заметить хоть одного из опасных преступников, в очередной раз нарушивших его спокойное пребывание в недрах собственных фантазий.
- Наверное, они мстят мне за то, что я обидел Магду. Я опять обидел Магду, Стэнли. – Курт задумчиво всматривается вдаль, в голове блуждают странные мысли. Хочется найти Магду и попросить у неё прощения, ведь он в который раз обижает её. Но ведь за это он уже получил наказание, тогда зачем же пытаться что-то изменить?
- Не обращай внимания на то, что я мокрый, - Курт снова поворачивается к собеседнику и смотрит на него полузакрытыми глазами, горбясь и переминая пальцами обивку дивана. – Меня окатило волной.

Кожа липкая, блестящая и мягкая. Продавливается под пальцами и возвращается в исходную форму только спустя некоторое время. Кажется, что можно смять самого себя, скрутиться, сложиться и поместиться в черном дорожном чемодане. Крышка захлопнется с двумя громкими щелчками и вокруг станет темно. Можно будет открывать и закрывать глаза вечно, не чувствовать разницу и забывать, когда твои глаза открыты, а когда – нет. Просидеть без движения пару часов перелёта на высоте десять километров над уровнем моря. Не дышать. Не видеть. Слушать.
Как размеренно и глухо стучат по покрытому жестким ковролином полу каблуки проходящих мимо стюардесс, как с тихим звоном зажигается лампочка «пристегните ремни», как явно улыбающийся пилот сообщает, что самолёт входит в зону турбулентности. Вместилище встряхивается и подпрыгивает, на секунду становится слышно, как какой-то ребёнок испуганно вскрикивает. Но потом всё затихает. Ровно до тех пор, пока самолёт не выходит на посадку. Что-то идёт не так. Так бывает. Правый двигатель вспыхивает, как новогодняя ёлка, со всех сторон раздаются женские крики, с громким стуком выскакивают кислородные маски. Кто-то пытается найти выход из опасной ситуации, кто-то просто носится по салону в панике, кто-то, вцепившись в ручки своего кресла, молится. Если они выживут, то долго ещё не смогут находиться в замкнутом пространстве без паники. Но тебе до этого нет дела: ты сидишь в своём чемодане в центре всего этого хаоса и не думаешь ни о чем. В твоей голове гуляет ветер, подобный тому, что с оглушительным свистом врывается в образовавшееся от вылетевшей двери аварийного выхода отверстие. Ты не знаешь, что произойдёт в следующий момент так же, как не знают этого другие, но, в отличие от всех них, тебе совершенно всё равно. Чемодан приподнимается и замирает в воздухе, в то время как самолёт стремительно приближается к земле. Кто-то начинает понимать, что это путешествие может стать для них последним, и уже не сопротивляется. Но тебе это неинтересно. Ты заворожён собственным парением. Со всех сторон тебя, укутанного в толстые жесткие стенки, окружает воздух. Летучесть и легкость конкурирует со строгим ограничением и сжатостью. Нижняя грань чемодана стукается о кресло, и ты переворачиваешься. Падаешь в неизвестность, сталкиваясь с ней лицом к лицу. Смотришь прямо в глаза ничуть не пугающей безвестности. Встречаешь её, как старую подругу.
Удар.
Внутрь проникает вода. В твоём вместилище ещё осталось скудное количество пространства, заполненного не тобой, а воздухом; теперь он медленно сменяется новой мокрой спутницей. Ты продолжаешь молчаливо наблюдать за сценой своей гибели, не делаешь ни единой попытки предотвратить это. Вода поднимается на уровень подбородка, носа, лба, выше, выше, выше – и, наконец, скрывает тебя полностью. Ты закрываешь глаза и погружаешься в безмятежное созидание. Тебя нет. Ты – лишь призрачный клочок бытия, закованный в прямоугольный параллелепипед. Ты – безвольный чернильный штрих, слишком точным и отработанным движением чьей-то руки поставленный на желтую шероховатую бумагу. Ты отпускаешь свою плоть и сливаешься с водой. Тебя нет.

Глаза резко открываются, горло сжимается, в лёгкие устремляется поток воздуха. Курт отрывает спину от дивана и наклоняется вперёд с широко раскрытым ртом. Кажется, все органы одновременно делают кульбит и тут же окунаются в кисло-сладкую жижу крови, кипящую на слабом огне. По телу пробегает дрожь, веки дергаются, губы рваными движениями хватают воздух. Теперь тело сковывает судорогой, но лишь на мгновение. В следующий момент Курт тяжело откидывается на спинку дивана и выдыхает. Квадратные лампочки бегают по потолку из угла в угол, хохочут и отпрыгивают от взгляда. Кисти рук пару раз дёргаются, будто мозг пытается ввести организм в сон, сокращая мышцы. Затем тело переходит в абсолютный стазис. Ничто не нарушает спокойствия, ничто не препятствует достижению катарсиса.
Проходят секунды, кажущиеся часами, после чего из-за горизонта выплывает барабанная дробь. Наполненные до краёв глухие триоли застилают линию горизонта и, покачиваясь на возобновивших своё движение волнах, беспрепятственно движутся вперёд. Подплывая совсем близко, начинают дрожать и с брызгами опускаться под воду. Звуковые волны плавно подталкивают и заставляют сильнее вжиматься в диван.
- На чем ты сидишь, парень?
Голос осаждает справа, звучит будто бы из глубокого колодца. Мозг не сразу превращает этот бессвязный набор звуков в осознанный текст, он предельно расслаблен. На самом деле проходит меньше минуты, но время уже давно замедлило свой ход.
Курт поворачивает голову и прищуривается, пытаясь сфокусировать взгляд. Всё, к сожалению, становится ещё более расплывчатым. Но вопрос обрел смысл – это плюс. Если это было вопросом.
- Я плыву, Стэнли, - голос звучит хрипло, слова будто даются с трудом, горло сжато до максимума. – Мы все плывём. Мы качаемся на волнах бескрайнего океана музыки, Стэнли. Мы плывём…
Глаза снова закрываются. Реальность, если она была, превращается в бесконечно малую точку, а затем и вовсе исчезает с отдалённым хлопком. Всё погружается в темноту.

Справа вспыхивает ярко-красный фейерверк. Слева приближается маленький огонёк, похожий на свет фары мотоцикла. Его догоняет второй, но светит тускло и то и дело гаснет. Они останавливаются совсем близко, едва миновав поле зрения. Правый продолжает мигать, словно пытается что-то сказать стоящему в полной темноте человеку. И лишь распознав его послание, как ни что иное, а сигнал SOS, Курт понимает: он на корабле. Одними губами проговаривая: «Он пытается меня предупредить», он вдруг сам собой складывается пополам и оказывается на чем-то мягком. Глаза непроизвольно расширяются, кажется, что мозг выталкивает их изнутри, из-за чего они начинают слезиться. Пространство вокруг будто сужается, мужчина чувствует себя скованным и лишенным возможности двигаться, но по-прежнему видит лишь темноту. Он пытается нашарить что-нибудь руками, но постоянно натыкается на преграды: что-то мягкое снизу, гладкое по бокам, шершавое сверху – повсюду его окружают стены. И он не может предположить ничего, кроме того, что Магда, наконец, решилась отомстить.
- Почему я в трюме? Да, вас послала Магда. – Курт бормочет в пустоту и невидяще озирается по сторонам, как вдруг корабль пускается в плавание. Проклятые пчёлы на этот раз так просто его не отпустят. Вот они, выглядывают с палубы, издевательски смеются и жужжат. И Магда с ними, чертова затейница, висит в воздухе отдельно от всех, смотрит на дело лап своих. Пленник понимающе кивает и не спускает глаз со своей мучительницы.
– Она жестока. И опасна. – Магда расплывается в довольной улыбке и сливается с беснующейся толпой. А полузадушенные мозги Курта пытаются возобновить свою деятельность и быстро сообразить, что же предпринять в связи со сложившейся ситуацией. Только сейчас, напрягая органы слуха, мужчина понимает, что музыки больше нет. Нет и тяжёлых басов, и раздирающего душу гитарного соло, нет неровного ритма. Ничего нет. Чей-то механический приглушенный голос слышится издалека, но он не значит ничего, он просто существует, как фоновый шум, как дефект на пленке. Более важным остаётся то, что уши сдавливает тишиной. Мертвой бездушной тишиной, не оставляющей после себя ничего, кроме отчаяния и грусти. Пчелы смеются и рукоплещут, но Курт не слышит ничего, кроме своей главной мучительницы. Он отдан на растерзание самому страшному, что только могло прийти в его жизнь. Тело сковывает страх, конечности судорожно и беспомощно дёргаются, глаза бегают туда-сюда, пытаясь отогнать это разноцветное наваждения, снующее в разные стороны. Но они преследуют Курта даже в подсознании. Теперь они серьёзно настроены на отмщение.
Однако ж одной составляющей этого мира они всё же не учли: музыканта в какой-то момент тянет вправо, будто спасительная рука принимается вытаскивать его из грязи, в которой он по собственной глупости оказался. Пчелы замирают в немом изумлении, а перед глазами Курта теперь пляшут буквы. Он не может понять, что бы это могло значить, и не успевает узнать хотя бы очертания тех, с которыми знаком, как вдруг чувствует странные касания ко лбу. Поднимая голову и в течение нескольких секунд фокусируя взгляд, он видит перед собой своего спасителя и расплывается в почти счастливой улыбке.
- Да-да, это я, Плоский Стенли, а ты - Упоротый Курт, и ты идешь спать.
Курт начинает неистово кивать, да так, что в затылке это отдаётся тягучей болью. Сейчас он на все согласен, он благодарен этому несколько изменившемуся рыжему мальчишке за своё спасение. И пусть он не рыжий, Курт всё равно благодарен. Включая то, что тот расписал ему дальнейшие действия. Он ведёт музыканта на верхние палубы и тянет выше, в то время как ноги упорно стремятся отвалиться и лечь отдохнуть. Курт заинтересованно оглядывается и не без удовольствия отмечает, что ему нравится обстановка, несмотря на то, что перед глазами всё безбожно плывет и скачет.
- Красивый корабль… Его портят только пчелы. Они в трюме, Стэнли. Их надо сжечь. – Дверь в каюту открывается, а Стэнли почему-то молчит. Может быть, он недоволен поведением пчёл? Не мудрено, они враждуют уже долгие годы. На его месте Курт давно бы поотрывал им всем крылья и с удовольствием понаблюдал бы за ними, беспомощно дёргающимися на земле. Но Стэнли слишком добр для того, чтобы совершать такие злодеяния. Слишком юн и невинен, чист душой и разумом.
Под тяжёлым телом оказывается мягкая кровать, и глаза сами собой закрываются, а мозг расслабленно отключается. По телу пробегается приятная дрожь, и голова идёт кругом. Тревоги и след простыл – Курт уверен в том, что Стэнли не причинит ему вреда, теперь он может полностью расслабиться и погрузиться в блаженную пустоту.
- Что... Что?.. ЧТО?!
- ГДЕ?! – Резкий рывок, мозг на секунду приходит в сознание, почувствовав отголоски былой напряженности, но эта самая секунда становится последним, на что он оказывается способным. Вскочившее с кровати тело тут же падает обратно, исчерпавшее силы подчистую. Вновь наступает темнота.

Очередной резкий скачок прерывает минутное спокойствие, по глазам тут же бьёт яркий свет.
- Твою мать, - рука дергается к слезящимся глазам, пытаясь прикрыть их от внезапного раздражителя. Вторая же тянется в сторону, чудом нащупывает занавеску и перекрывает утреннему солнцу дорогу. Протирая глаза, Курт пытается привести мозги в порядок и вообще понять, где находится и что произошло ночью. Из прошлого дня он помнит лишь то, что последний стакан ликёра был явно лишним. Все опасно расплывается, кровать и вовсе отплясывает джайв, но Уайлд не сдаётся: он внимательно оглядывает помещение на предмет чего-нибудь, что покажется хоть сколько-нибудь знакомым. В памяти не всплывает ничего. Особенно после того, как взгляд натыкается на небритую морду. На незнакомую небритую морду. Курт открывает рот, но замолкает до того, как ленивая мысль успевает преобразоваться в звук. Брови ползут вниз, выражая крайнюю степень задумчивости с толикой удивления. Мужчина замирает, в течение довольно долгого времени просто пытаясь хоть что-нибудь выцепить из белого плена памяти.
- Че.
Извлечь из мозга что-то более длинное или смыслосодержащее ему не удаётся, поэтому он решает довольно громко послать всё в небезызвестное место и пойти поискать что-нибудь, чтобы промочить горло. Естественно, всё усложняется безбожно кружащейся головой: как только Курт поднимается с кровати, пол покачивается и с каждым его шагом пытается ускользнуть из-под ног. Мужчина хватается за всё, что не является стеной, упрямо озирается в поисках хоть какого-нибудь графина с водой или, что желательно, с чем-нибудь покрепче. Но либо глаза его нарочно подводят, либо в помещении действительно нет ничего, что можно было бы вылить в пересушенное горло. Прежде, чем Курту удаётся оглядеть все, в поле зрения оказывается ванная комната. На секунду поверив в то, что Бог есть, он на подкашивающихся ногах устремляется к спасительной цели, по пути пытаясь стащить с себя футболку. Одежда падает на пол с тихим шорохом, удивительно, что в таком состоянии Уайлд вообще успел об этом подумать.
Спасительная холодная вода попадает не только на тело, но и вовнутрь. За всю свою жизнь Курт выпил столько всякого дерьма, что обычная проточная вода не принесет его органам совершенно никакого вреда, в этом уж он был уверен. Окружающее пространство наконец приобретает четкость, а по организму расплывается почти живительная прохлада.
Нескольких минут вполне хватает для того, чтобы мозги пришли в чувство. Уайлд выключает воду и выходит из душевой кабины, тут же поскальзываясь на замощенном плиткой полу. Чудом не заматерившись во весь голос, он цепляется за висящее рядом полотенце и спасает свою голову от очередного помутнения. То же самое полотенце в следующий момент оказывается мокрым и бережно откидывается в самый дальний угол. Второй бедой оказывается попытка наклониться за брюками. Голова получает незаслуженный удар о стену, а с губ срывается пришибленное шипение. Но Курт не отчаивается: хватает с пола одежду и с трудом натягивает на себя нижнюю часть, оставляя футболку безвольно свисать с ладони.
Дверь открывается почти бесшумно, музыкант привидением выплывает из ванной и, оценив забравшегося в потолок парня, проходит в кухню. Как и предполагалось, ничего алкоголесодержащего на глаза не попадается, но, к счастью, в кармане обнаруживается пачка сигарет, из которой Курт моментально достаёт одну и засовывает в рот, прикуривая.
- Надо будет сказать Курту спасибо за порядочность при встрече, - сзади раздаётся хриплый голос и Уайлд разворачивается, всё так же бесшумно проходя вперёд и показывая свой божественный лик из прохода.
- Ну валяй. – он опирается на стенку плечом, пытаясь снова не растерять вернувшееся было равновесие и, затягиваясь, смотрит на небритого. – И заодно скажи, какого хрена я здесь забыл. И кто вообще ты такой.
В голове медленно всплывает ещё один вопрос, требующий немедленного ответа:
- В этой дыре есть чего-нибудь выпить?