Поговаривают, что все дороги ведут в Рим. Когда Кусланд впервые услышал эту фразу, он представил одинокую твердыню посреди бесконечного поля, щедро увитого темными лозами путей к ней. Они извивались, тянулись неровными лентами, петляли, переплетаясь друг с другом, составляя собой подобие паутины, в центре которой возвышалось нечто под названием «Рим». На деле же всё оказалось куда прозаичнее.

Всё началось с того, что на подступах к Хайеверу в одной из безликих деревушек, которых по всему Ферелдену раскидано огромное количество, Айдана догнала чумазая эльфийка лет двенадцати и, деланно поинтересовавшись с тем ли имеет дело, всучила ему послание, запечатанное в песочного цвета конверт с округлым сургучовым клеймом на обратной стороне. На фоне бардовой кляксы отпечатался чей-то герб, который Страж на первых порах посчитал за орлесианский, так как местной знати всё время нужно было приукрасить свои письма изысканной деталью, вроде этой. Однако внутри конверта лежал лист, исписанный вовсе не имперской рукой.

В тот день Кусланду не суждено было дойти до родного поместья. Решение о том, что нужно срочно поворачивать назад пришло к нему сразу после того, как мужчина дочитал письмо. Язык, на котором изъяснялся некто Папа Римский, оказался трудным и малопонятным, но книга некогда подаренная братом Дженетиви, и которая была постоянно с собой во время путешествий, помогла ему в общих чертах ознакомиться с содержанием послания. А потом он быстро засобирался обратно. Натура у Айдана была, прямо скажем, не подарок. Он не мог усидеть на месте, если где-то и кому-то требовалась его помощь. Порой мужчина ненавидел себя самого за эту черту характера – бросать всё и бежать сломя голову спасать тех, о ком не знает абсолютно ничего. Но то, что заложено в человеке природой, порой очень сложно преодолеть. Тем более, Александр VI, автор послания и некто Папа Римский, сулил своему спасителю некое божественное благословение, поэтому в голову к чересчур наивному до подобных заявлений Кусланду закралась мысль о том, что это может помочь ему в поисках средства от скверны. Уж не он ли некогда скептически относился к целительным свойствам праха пророчицы Андрасте?

Дорога до Ватикана заняла приличное время, которое Айдан переживал с трудом. У него было взято за правило никогда не брать в напарники мабари, если приходится идти слишком далеко, за границы Тедаса. Без шумной компании путь казался невыносимо долгим, занудным и всеми силами заставлявшим повернуть назад. Но мужчина привык видеть во всём исключительно положительные стороны. К таковым, например, относилось то, что стоило ему покинуть пределы родного материка, как гул, вызываемый постоянным нахождением поблизости Порождений Тьмы, постепенно сходил на нет, а потом и вовсе исчез. На привале Кусланд впервые за много лет спал спокойно и без кошмаров. Его не мучали ужасные видения об Архидемоне, не заставляли тревожно оборачиваться звуки Зова, а благодатная тишина подначивала расслабиться и насладиться по-настоящему удивительным чудом, на которое была способна чужая земля. Тогда-то его и обокрали.

В Рим Кусланд входил в самом наисквернейшем расположении духа. Он журил себя за то, что позволил себе так позорно расслабиться, а заодно и что не взял с собой верного волкодава. Мужчина тогда был абсолютно уверен в том, что пёс бы оказался куда умнее своего пустоголового хозяина. Впрочем, самобичевание Айдана быстро испарилось под впечатлением увиденной жизни, совершенно чуждой и непонятной.

Поначалу Стражу казалось, что он попал в Неварру – все архитектурные сооружения настойчиво говорили об этом. Также в городе не было никого, кроме странно одетых людей, а неваррцы никогда не отличались обособленным стилем одежды. Но язык опровергал все его предположения. Нелепый и совершенно непонятный, непохожий ни на один из языков Тедаса, он казался Кусланду самым ужасным, что вообще есть в этом городе и в этой стране. Ему жутко хотелось поскорее выбраться к Ватиканскому холму, где он, наконец, сможет встретиться с Его Святейшеством лично. Пёстрая, но слегка смазанная, городская толпа провожала Стража самыми колкими и неодобрительными взглядами в спину, от чего он, выдержанный и бесстрашный, слегка ёжился, чувствуя себя абсолютным чужаком на этом празднике жизни.

Ватиканом оказался не город, как поначалу думал Айдан. Это было крошечное государство, расположившееся на северо-западе Рима, величественное и горделивое, преисполненное святейшей атмосферой местной веры и чем-то странным, напоминающим Кусланду дух опасности.

Обосновываться на новом месте пришлось недолго, потому как вещей у Кусланда было всегда мало. После резиденции с Александром VI, его сопроводили во дворец, где он должен был проживать всё ближайшее время, мелком познакомили с домашними, а заодно и любезно предоставили комнату, казавшуюся чересчур помпезной для скромного воина. Свалив свои пожитки на кровать с высокой посадкой, разоружившись и, наконец, присев впервые за долгое время, он позволил себе выдохнуть. Не всё было так плохо, как предполагалось. Его Святейшество оказался человеком напыщенным, но местами в нём проскальзывала некая снисходительность, свойственная многим людям его сана. Он сильно отличался от Верховной Жрицы андрастианской церкви, но впечатление о нём было больше положительное, нежели разительно противоположное. Александр VI доступно объяснил Кусланду все его права и обязанности, посвятил в тонкости дела, озвучил сроки его пребывания в Ватикане, а заодно повторил своё обещание, как только Страж заикнулся про свою проблему и надежды, возложенные на посулы духовенства. Единственным минусом до сих пор было лишь то, что в папскую резиденцию рыцаря-командора приволокли под конвоем.

Неглубокую дрёму, в которую провалился Кусланд, стоило ему безвольно откинуться на тёмное покрывало и закрыть глаза, нарушил довольно громкий и пронзительный плач. Вероятнее всего, надрывался ребёнок, совсем маленький и, судя по всему, жутко напуганный. Мужчина мигом подскочил с кровати, от чего у него неприятно закружилась голова, и устремился на звук, чтобы успеть предотвратить катастрофу.

Мужчина ворвался в комнату, дверь в которую оказалась приоткрытой, но, к своему облегчению, не заметил никого, кто мог бы угрожать жизни маленького человека. Спрятаться в детской никто бы не успел, потому как мест для того, чтобы схорониться и выждать до безопасного момента, попросту не было. Разве что предполагаемый нарушитель спокойствия ребёнка обладал способностью растворяться в воздухе. Немного успокоившись, Страж решительно направился к кроватке, мысленно молясь о том, чтобы Создатель снизошёл до него и вселил в голову пару советов по тому, как стоит обращаться с маленькими детьми. Но не успел Айдан сделать и пары шагов, как ему в спину были брошены слова, заставившие вздрогнуть и замереть на месте, словно он был не рыцарем-командором, а вороватым котом.

- Кто вы? И что вы делаете рядом с моим сыном?

- Меня зовут Айдан, - мужчина медленно повернулся к собеседнице, стараясь не делать резких движений. – Я Серый Страж, меня призвали сюда по просьбе Его Святейшества Александра VI. Я могу узнать, с кем имею честь разговаривать?

Страж уже начал догадываться, кто именно стоит сейчас перед ним. Богатые одежды, королевская осанка, вызывающий тон – всё это выдавало в незнакомке дочь самого Папы Римского. Уж то, что отпрыски глав духовенства ни в чём себе не отказывают, Кусланд уже знал не понаслышке. Тем более, она сказала: «моим сыном».

- Госпожа Лукреция, я полагаю? Ваш отец говорил мне про Вас. Так нахваливал, словно драгоценное сокровище. Знаете, теперь я убеждён в том, что он ничуть не приврал.

Мужчина как можно дружелюбнее улыбнулся, едва заметно морщась от звуков надрывающегося ребёнка. Бедный малыш, наверное, очень испугался, обнаружив себя в одиночестве. Но сейчас он прилично действовал на нервы Серому Стражу, который как можно скорее стремился закончить переговоры и подпустить мать к неугомонному мальчонке.

- Я не причиню Вам ничего дурного. Ни Вам, ни Вашему сыну. Я здесь, чтобы защищать семью Папы Римского. Поэтому Вам не стоит меня опасаться.

Он миролюбиво махнул рукой в сторону девушки, а затем, чтобы не терять времени зря, подытожил:

- Наверное, Вам лучше проследовать к своему дитя. А то он так надрывается…

И Кусланд любезно сделал шаг в сторону, чтобы не загораживать путь Лукреции до кроватки. Он искренне надеялся на то, что девушка поймёт его правильно и не станет применять канделябр по отношению к незваному гостю хотя бы потому, что он почти наверняка будет обороняться. А ещё детский плач казался ему невыносимой пыткой, гораздо худшей, нежели спуск на Глубинные Тропы в поисках Наковальни Пустоты. Поэтому пускай он скорее прекратится.