Кран в ванной неисправен. Он отсчитывает секунды тяжёлыми каплями, которые срываясь с хромированной кромки, разбиваются об эмаль раковины. Больно, слишком больно. Gutta cavat lapidem… Non vi, sed saepe cadendo. Упорство. Этой ночью Лукасу Норту снова снились кошмары.

Он видел, словно наяву, как его в полутьме под руки тащат в алчущую пасть его непреодолимого ужаса, навстречу неизвестности, смердящей сыростью, грязной обувью и ледяной пустыней. Ещё шаг и его голова погружается в холодную воду. Он не успевает набрать в лёгкие воздуха, поэтому отчаянно вырывается, пытаясь добраться до благословенного кислорода, захлёбывается, задыхается… Его содрогающееся тело выдёргивают наружу из смертоносной трясины, бьют по лицу, а он ничего не слышит и хочет дышать. Просто хочет дышать. Ведь пока он дышит – он надеется.

Лукас слеп, парализован, скован по рукам и ногам. Он боится дождя и стоять под душем. Всё это напоминает ему от тех днях, когда вода превратилась в худший кошмар, сопровождаемый воплями с ужасным русским акцентом. Он не хочет вспоминать о восьмилетнем пребывании во вражеской тюрьме, но эта сволочь еженощно сама напоминает о себе. Приковывает к кровати, вызывая в сознании незабываемые картины прошлого. К жару огня присоединилась ледяная вода. Что будет, если Лукас будет бояться воздуха? О, Боже, дай ему силы…

Кап-кап-кап. Потолок над Нортом – серый, как сигаретный пепел. Стены вокруг – чёрные, как сердце преступника. А ведь ему нравятся тёмно-синие обои. Почему это время суток так искажает действительность?

Кап-кап-кап. Нет, это действует на его скрежещущие нервы. Мужчина агрессивным движением скидывает с себя покрывало и делает шаг с кровати в пустоту. За окном ночь. Интересно, сколько он спал? Кажется, вчера агент Норт не пошёл на работу. Фонарный свет слепит глаза. Лукас смотрит в его сторону уничтожающим взглядом, словно на заклятого врага, мысленно проклинает его и нетерпеливо отворачивается, потому что жёлтое пятно давит ему на зрительный орган. Под закрытыми веками теперь пляшут разноцветные круги. Ты добился, чего хотел?

Мягкий ковёр приятно щекочет босые ступни. Прохладный ламинат настойчиво отрезвляет разум. Входная дверь закрыта, это хорошо, это правильно. Лукас не помнил, как вернулся домой. Он вообще ничего последнее время не помнил.

Нашарить в темноте выключатель – плёвое дело, если ты, конечно, адекватен. Стена от Лукаса поехала куда-то влево, когда он потянулся за белеющей кнопкой, от чего мужчина чуть не потерял равновесие, но почему-то стукнулся большим пальцем об плинтус. О, чёрт, как же неприятно. Пробирает аж до костного мозга. Норт нервно выругивается и бьёт кулаком по выключателю. Утром он обнаружит на нём трещину.

Зажигается свет. Голубой кафель отражает белое сияние и целит лучами прямо в беззащитные после полумрака глаза Лукаса. Он жмурится, прикрывает лицо рукой, начинает раздражаться ещё сильнее, чем от «кап-кап-кап», которое, казалось, стучит у него прямо в мозгу крошечным серебряным молоточком. Это своеобразная музыка. Пассатижами по нежнейшим струнам арфы, молотком-гвоздодёром по хрупким клавишам рояля, напильником по леске виолончели.

- Заткнись! – мужчина приказывает каплющей воде прекратить своё падение, сопровождая свои слова резким жестом, который мог бы вывернуть кран к чертям, но не устранить раздражающий фактор. Кап-кап-кап. Лукасу становится обидно до слёз за содранную с ладони кожу. Ссадины начинают кровоточить. Он вытирает ладонь о потное лицо. Ссадины начинают зудить и щипать от соли.

- Ты здесь, чтобы отомстить за себя самого, не так ли?

Норт слышит ненавистный голос в глубине своего подсознания, видит наглое ухмыляющееся лицо в зеркале, отороченном золотистой рамой. Стекло вмуровано в стену. Значит, там тайник? Уймись, ты у себя дома.

- Так вот, знай, что ты – слабак. Ты ничтожество, Лукас. Будь ты сильнее, не забрался бы в моё тело, чтобы под моей же личиной творить добро и нести светлое людям.

Мужчина вздрагивает всем телом. Он снова пришёл. Это он во всём виноват. Это он…

- Уходи, Джон. Покойся с миром. Тебе здесь не место.

Мужчина говорит с самим собой. У него раздвоение личности. Чёрное и пепельно-серое. У него нет «белой стороны». Джон Бейтман – его прошлое, Лукас Норт – настоящее. Он цепляется за последнее изо всех своих сил, ведь только в агенте Норте он видит смысл своей непродолжительной жизни.

- Ты убил меня тогда, забыл?

- Уходи, Джон. Я тебя прошу, - Норт всхлипывает и оседает на пол, подбирая колени к груди. Видел бы его в таком состоянии Гарри. Как же он жалок. И ему сейчас так страшно. У Лукаса давным-давно кончились слёзы, поэтому он не может позволить себе зарыдать от жалости к себе. Истерика пляшет где-то на подступах к голосовым связкам, выжимая из взрослого солидного мужчины сдавленные всхлипы и судороги. Стоит ему закрыть глаза, как перед ним встаёт изображение адского пламени. Оно беспощадно жжёт изнутри. Это чувство вины. Монстры, которых порождает его воспалённое сознание.

Можно попробовать закрыться, чтобы вычленить те сорняки, что поросли в его душе, разыскать их и вырвать с корнем, оставляя после развороченную и беззащитную почву. Но это будет лишь временным облегчением. Нет, надо бороться. Необходимо вспомнить те обещания, что он сам себе дал много лет назад. Все те клятвы. На крови. Чужой крови.

Кап-кап-кап. Звук воды возвращает Лукаса к действительности, он отнимает лицо от колен, осматривается и с облегчением вздыхает. Морок спал. Он у себя дома. Всё в полном порядке. Кафель под руками такой же холодный, как и сами ладони, резиновый коврик почему-то оказался в коридоре.

- Я поскользнулся что ли… - задумчиво бормочет Норт, облокачиваясь на бортик ванной и медленно принимая вертикальное положение. Ему никогда не придёт в голову, что он недавно отбивался от невидимых чудовищ, словно маленький ребёнок – сжавшись возле чугунной посудины и отчаянно отталкивая ногами что-то невидимое.

- Эй, Лукас.

Мужчина поднимает глаза на злополучное зеркало, из глубин которого на него смотрит его собственное лицо. Гладковыбритое, с отметинами от складок на подушке и блестящим от пота лбом и щеками. Кое-где розоватые разводы от крови, которая уже постепенно сворачивалась, застывая на блестящем лице робкими кляксами. Волчий взгляд исподлобья. Голубые глаза горят ненавистью и страхом одновременно. Зрачок расширен, отчего радужка образует вокруг него пульсирующий светлый ореол. Рот искажён яростной гримасой. Это бездна в тебя глядится.

- Эй, Лукас. Пришёл в себя? Нытик.

Губы отражения шевелятся, постепенно растягивая рот в гротескной отвратительной усмешке. Мужчина бледный, точно больничная простыня. Глаза сощуриваются, а зрачок становится непомерно тёмным, поглощая остатки радужки. У Джона Бейтмана чёрные глаза. Он – дьявол. Его необходимо изгнать.

- Ты ничтожество, - напоминает Лукасу маска отражения. – Ты убийца. Ты захватчик. Что про тебя скажет Господь Бог?

- Я не верю в Бога, - отрывисто произносит Лукас свой ответ, с трудом шевеля чужими губами и видя, что отражение остаётся неподвижным. Что за чёрт?!

- Лжёшь. Ты всю жизнь лжёшь. Всем и вся. Однажды я доберусь до тебя, и все узнают, какой ты на самом деле. Убийца.

К горлу подступает тошнота, которая должна была родиться чужим смехом на дрожащих голосовых связках. Они поменялись местами – Лукас и Джон. Зазеркальный демон пытается овладеть его телом, подчинить себе его волю, сделать из него одержимого. По спине пробегает неприятный холодок. Становится ещё страшнее, чем раньше. Посеребрённая поверхность стекла словно затягивает его в свои пучины, пытаясь выпустить из клетки чудовище, а самого Лукаса бросить в темницу вместо предыдущего пленника.

От этих мыслей Норт начинает злиться. Зрачки отражения сужаются. У него теперь глаза Лукаса. Голубые глаза. Мужчина теперь сам ухмыляется и заносит руку для удара, метя своему дьяволу прямо в лицо. Отражение становится зыбким, словно пугается, приобретает знакомые черты, пытаясь выдать себя за Лукаса. Но агента не обмануть, он готов нанести ответный удар.

- Знаешь что, Джон? – почти нараспев произносит Лукас, глядя в глаза своему заклятому врагу. – А иди-ка ты к чёрту.

Звук разбивающегося стекла пронзает ночную тишину, словно остриё летящего в цель дротика. В сбитых костяшках пальцев застревают крупицы зеркала. Звездная пыль. Искорёженное отражение на секунду замирает в паутине осколков и с мелодичным звоном оседает в раковину, погребая под собой личину Джона Бейтмана. Кровь сочится из пораненных пальцев. Кровь сочится из ран на сердце. Лукас прерывисто и свистяще вздыхает и падает на колени перед раковиной, теряя остатки сознания и сил. Ударяется виском о высокий бортик ванной. Роняет руки по швам. Закрывает остекленевшие глаза. Он кончился на сегодня.

Мягкую, словно тканную тёмным шёлком, темноту бесцеремонно разрывают мокрые брызги. Снова кошмар? Лукас дёргает головой и снова ударяется о злополучный бортик, но на этот раз уже затылком.

- Какого чёрта?! – мужчина до сих пор не видит, кто это сделал, да и вообще, что, собственно происходит.

Мутное зрение приходит в норму, как после сотрясения, которых в жизни у Норта было немало. Перед ним, распластавшимся по полу в ванной, стоит… Роз?

- Ты-то что тут делаешь, - ворчливо задаёт свой первый адекватный вопрос, силясь встать и понимая невозможность этого действа хотя бы потому, что у него безбожно кружится голова.

Тут у него в мозгу что-то замыкает, от чего мужчина ошалело распахивает глаза и смотрит на свою коллегу, как на восьмое чудо света. Если Роз здесь, значит, что-то произошло. Возможно, что-то серьёзное.

- Случилось что? Да и… - он делает неловкую паузу, рассеяно проводя по лицу ладонью, … - как ты вошла?

Дурацкий вопрос, мистер Норт. Да и выглядишь ты по-дурацки: босой, в одних джинсах, всклокоченный, с руками в запёкшейся крови и с тоненьким алым ручейком возле правого виска. Сейчас ты точно получишь от Роз по лицу хотя бы за свой непрезентабельный вид. Лукас зажмурился. Чёрт с ней, пусть бьёт. Может, голова от удара кружиться перестанет.

Когда тебя, здорового, но разбитого вдребезги, поднимает на ноги кажущаяся хрупкой светловолосая женщина, ты начинаешь себя чувствовать паршивее, чем обычно. А ещё если под ряд язвительных замечаний… Лукас ощущает себя дураком, вставая на ноги не без помощи Роз. Интересно, если бы её не было сейчас здесь, он бы разбил себе затылок вдребезги, теряясь в бесконечных попытках подняться?

- Спасибо, – он неловко пожимает плечами, которые в присутствии агента Дальномера почему-то всегда держит ссутуленными. Тянется за водой, ровным потоком бьющей из серебристого узкого горлышка крана, набирает её в ладонь, умывается. Глаза начинает щипать по какой-то необъяснимой физиологической причине. Такое ощущение, что он умылся грязным песком. Норт по-детски трёт глаза кулаками и непонимающе смотрит на Роз. Кажется, она что-то сказала ему…

Реакция заторможена до уровня механических движений. Мужчина силится вспомнить, подключить свою недолговременную память, если технические термины вообще применимы к живому человеку. Он рассеянно закрывает воду, которая тут же начинает капать, как тогда, ночью. К нему начинают возвращаться кошмары. Только он видит их прямо сейчас, наяву. Хочется зажмурить глаза и мысленно попросить неизвестное, но всесильное существо о том, чтобы всё это прекратилось. Лукас моргает. Кофе, точно, ему нужен кофе, чтобы прогнать морок. А ещё потому, что Роз говорила именно про него.

- Ты выглядишь ужасно, ты знаешь? – родная мать не проявляла столько заботы, сколько агент Майерс всего в пяти словах. Норт фыркнул. Как будто он вообще помнил, как выглядит его мать.

- Поговорим об этом на кухне, - не заботясь о том, как прозвучат его слова, бросает Лукас и делает шаг прочь из ванной. Периферийным зрением ловит утренний свет. Луч рассветного солнца скользит по его лицу с издевательской усмешкой на невидимых губах. Откуда вообще у звезды рот, мужчина не знал, но ему в тот момент слишком явственно кажется, что она над ним измывается.

Кухня – это направо по коридору. Голова кружится, болит висок и затылок. Точно сотрясение. Нужно лечь и не вставать, пока не пройдёт пульсирующая боль в черепной коробке. Зрение до сих пор не стабилизировалось, поэтому перед глазами у Лукаса привычные предметы интерьера затеяли сатанинскую пляску. Он сам – как в тумане. Ещё один шаг в сторону пункта назначения, и мужчина снова спотыкается, сквозь зубы выругиваясь на самого себя.

Лукас пододвигает к себе стул и грузно опускается на него, одновременно упираясь локтём в застеленную скатертью поверхность обеденного стола, и роняет гудящую голову на услужливо подставленную им же самим ладонь. Закрывает глаза и, кажется, задрёмывает. Ему сейчас нехорошо. Пускай Роз уйдёт и оставит его одного. Не нужно, чтобы и она увидела его собственных монстров.

Из ванной доносится какая-то возня, шуршание, серебряный звон, напоминающий ему о разбившемся зеркале. Мужчина словно просыпается, вздрагивает и машинально трёт пораненную руку, загоняя тем самым осколки ещё глубже в живую и сочащуюся скупой кровью плоть. Ему сейчас не больно. Он вообще ничего не чувствует, кроме нарастающей усталости и безразличия ко всему окружающему миру. Мгновение спустя – укол такого знакомого страха. Лукас не хочет окончательно остыть и стать безэмоциональной машиной. Если он поддастся искушению, это будет означать только одно – поражение. Позорное поражение. Зубы скрипят друг о дружку, а челюсти сводит судорогой. Лукас снова злится.

В дверном проёме появляется Роз. Она сердита на Лукаса. Это оправдано. Женщина подходит к столу и раскладывает на его поверхности какие-то предметы. Кажется, она пришла оказывать ему первую помощь. Память потихоньку возвращается к Норту, маяча напоминанием о недавно сказанных словах. «…зачем ты подрался с зеркалом?» Агент Норт невольно усмехается и мотает головой, словно отказывая себе в забавности сказанного. А ведь в этом есть доля живой иронии. Сотрудники «Ми-5» - тоже люди.

Когда Роз берёт Лукаса за руку, тот вздрагивает всем телом, как от удара. Смотрит с подозрением на свою коллегу. Едва заметно хмурится и отводит взгляд.

- Итак, я тебя внимательно слушаю.

У Роз очень сильные и горячие руки. Мужчина словно чувствует эту мощь, которая заключается отнюдь не в физической силе. Каждое уверенное движение, внимательный взгляд, каждый жест  заставляет Лукаса следить за работой агента Майерс, как зачарованному. Он даже не замечает, что его пальцы дрогнули и на секунду сжали ладонь Роз, которой она придерживала его руку для своего же удобства. Секундная слабость сменяется отчаянием. Ему 32 года, а он до сих пор не в состоянии позаботиться о самом себе. Но затянувшееся молчание начинает давить и подтачивать Лукаса изнутри. Надо придумать официальную версию правды и выдать за события предыдущей ночи.

- Я поскользнулся в темноте, - это первое, что приходит в больную голову Норта, но он тут же начинает сочинять и какие-то случайные факты произошедшего, подкрепляя их тем, что было на самом деле. – Проснулся ночью от того, что капал кран, пошёл в потёмках его выключать. Видимо, оставил коврик лежать на порожке. Поскользнулся, ударился головой. А дальше ты сама знаешь.

Норт кривовато улыбается, но больше не коллеге, а тому, что к нему вернулось зрение. Роз видит это. И наверняка начинает терять самообладание. Дрогнет ли у неё рука? А ещё она точно не верит ни единому его слову. Лукас прекрасно осознаёт этот факт и старается смотреть агенту прямо в глаза, чтобы доказать свою честность. Веки Роз воспалены.

- Ты снова не спала всю ночь, - голос мужчины звучит почти разочаровано, а здоровая рука тянется вперёд непонятно зачем. Лукас обрывает себя на середине жеста. Он что, только что хотел погладить её по щеке?

- Извини, но варить кофе слишком долго, поэтому придётся довольствоваться быстрорастворимым.

Норт решительно встаёт из-за стола, совершенно наплевав на то, закончила ли Роз свою возню с его саднящей рукой или нет. В конце концов, он её не просил этого делать. Если обидится – её проблемы. Взрослый мужчина, а ведёт себя, как ребёнок. Странный, очень странный день.

Лукас шарится по конторкам в надежде отыскать банку с кофе. Пропажа обнаруживается в отсеке с посудой. Отлично. Вот она – холостяцкая жизнь. Мужчина берёт банку и энергично её трясёт, пытаясь сойти за бодрого и жизнерадостного человека, придуривающегося по каждой мелочи, но при этом прекрасно понимая, что несмешной спектакль сейчас ни к чему. Моментально нахмурившись, лезет в выдвижной ящик за парой чайных ложек, осознает, что угощать ему гостью абсолютно нечем, ведь он так и не дошёл до продуктового магазина, в который должен был заглянуть вчера после работы. Стоп… Он что, не был на службе?

- Вот чёрт… - Лукас почти неслышно выругивается и вскидывает руку в нервном жесте, чтобы прикрыть ею рот. Это движение давным-давно стало своеобразным признаком того, что агент сильно нервничает. Пальцы судорожно сжимают нижнюю челюсть. Страх возвращается с удвоенной силой. К нему присоединяются муки совести. И почему Роз зашла так не вовремя….

Нет-нет-нет, только не сейчас, только без свидетелей. Лукас пытается ухватиться за действительность, чтобы не отпустить сознание в свободный полёт, подверженный атаке ночных липких кошмаров. Эта трясина затягивает его с каждым вдохом всё глубже и глубже. Рука сжимает фарфоровую кружку с такой яростью, что та, кажется, вот-вот треснет. Всё не так, как надо. Неправильно. Мысль отчаянно бьётся в воспалённом от боли и ужаса сознании, стараясь вырваться на свободу. Лукас выдыхает и чересчур громко ставит кружку на стол. Сворачивает пластмассовую крышку банки, и воздух наполняется тонким кофейным ароматом. Надо бы поставить чайник.

Лукас слишком неповоротлив. Все движения чересчур угловатые и неестественные. Он словно пытается доказать себе, что существует в относительно безопасном измерении и пытается защищаться от самого себя примитивными бытовыми действиями. Мужчина выворачивает кран, отведённый от фильтра, наполняет чайник водой, возвращает его на подставку, нервно суёт вилку в розетку, щёлкает кнопкой включения. От себя не спрячешься. От себя не убежишь.

Ложка дребезжит о фарфоровую стенку чашки, когда Норт пытается насыпать в посуду пригоршню кофе. Мужчина медлит с мгновение и удваивает порцию. Кружка с внушительной горкой горького порошка – это для него. Нет, он не забыл про Роз. Вот, мужчина поставил напротив неё чашку без кипятка. Щелчок – чайник прекращает работу, а Норт навёрстывает упущённое, разливая воду по кружкам. Они оба пьют горький кофе. С сахаром – непозволительная роскошь.

- Я пойду включу телевизор, - безаппеляционно заявляет Лукас, оставляя позади себя гостью и унося кружку в гостиную. В голове настойчиво вертится заданный Роз вопрос. А ещё осознание  того, что он каким-то совершенно непостижимым образом не помнит, действительно ли его не было на работе. Кружка на зуб не попадает. Мужчину начинает мелко трясти, от чего он никак не может включить злополучный плазменный ящик. Наконец, палец продавливает нужную кнопку, и звук из телевизора оглушительно бьёт по ушам. На кой чёрт он так вывернул громкость?

На экране новости, а рука трясётся, отчаянно нажимая раз за разом клавишу со знаком «минус». В стране снова ничего не случилось. «Зелёные» выступают с очередным протестом. Память подсказывает: «сегодня выходной»; и мужчина нервно смеётся. У него почему-то выходные затянулись.

Периферийное зрение ловит колыхающуюся на утреннем сквозняке штору возле распахнутой балконной двери. Мужчина направляется туда, по дороге отвлекая себя на постель, которую надлежит привести в порядок. Заправив кровать, он отдёргивает штору с характерным звуком и всё ещё босой выходит на холодный балконный кафель, чтобы набрать полные лёгкие свежего воздуха. Дрожь как рукой снимает.

Утренняя сонная панорама умиротворяет. На улицах никого, небо из оранжевого превращается обратно в розовое и тянется голубизной от горизонта и до горизонта. Где-то вдалеке звучит сирена скорой помощи, но Лукаса это не касается. Он относительно спокойно потягивает свой кофе и щурится в туманный пейзаж, зябко потирая заледеневшие ноги одну о другую. Наверное, он сейчас очень походит на цаплю.

Лукас замечает припаркованную возле бордюра машину Роз и устало прикрывает глаза. Он всё ещё не ответил на интересующие её вопросы, а она не уйдёт, пока не убедится в том, что с её коллегой всё в порядке. Чёрта с два с тобой в порядке. Ты конченый психопат. У тебя крыша едет.

Мужчина трясёт головой, пытаясь урезонить самого себя. Хорошо, что он уже допил кофе, в противном случае, напиток бы щедро окатил его джинсы. Думай, Лукас, думай! Тебе необходимо убедить её в том, что всё в порядке. Норт делает глубокий вдох. Пора продолжить оправдание.

- На улице сейчас здорово. Так ты говоришь, что меня не было на работе? Как будто в первый раз, - мужчина, неожиданно появившийся в дверях, непринуждённо пожимает плечами и ставит на стол пустую кружку. Сейчас он почти походит на человека, если не считать странно бегающего взгляда, старающегося зацепиться за что-то, чтобы зафиксировать этот образ в мозгу. Норт отражается в стеклянной дверце шкафа. Зеркало. Во всём виновато зеркало. А ведь он так ничего не придумал в своё оправдание.

- Мне просто нужно было поработать вдали от офиса, - Лукас садится обратно за стол и заглядывает в кружку к Роз. – Тебя это удивило до такой степени, что ты примчалась ко мне в семь утра?

В ход идёт ядовитый тон. Агент прекрасно осознаёт, что Роз не обидчивая девчонка, которая, едва заслышав подобное, подскочит с места, развернётся и уйдёт, хлопнув дверью. Эти слова её только разозлят. Но в больном сознании Норта нет никаких больше планов к спасению. Вдруг, этот прокатит?

- Можешь передать Гарри, что я загляну в офис после обеда. А вообще… Ехала бы ты домой, Роз, - он доверительно сопровождает свои слова осторожным жестом, накрывая кисти её горячих рук своими холодными ладонями. – Тебе необходим сон. Я тебе, конечно, очень благодарен, но с парой царапин я сам как-нибудь справлюсь.

Взгляд мужчины почти умоляющий, полный отчаяния, в то время как его руки совсем неласково перебирают тонкие женские пальцы. Лукас на пределе. Зеркало. Он видит себя в глазах Роз. Кажется, он снова напуган.

Отредактировано Lucas North (10-06-2013 03:53:31)

Когда потерявшего сознание человека пытаются привести в чувство, его бьют по щекам, настойчиво вызывая внешним раздражением связь с реальным миром. В кино это обычно сопровождается механическими фразами, вроде: «Эй, очнись. Ну очнись же!» В жизни же бьют без предупреждения и сопутствующих слоганов. Норт получает от Роз звонкую пощёчину, даже не успевая предугадать её движения, от чего на секунду зажмуривает глаза и ошарашено замирает. В темноте нет никакого спасения, и он в курсе этого. Просто… Просто он не ожидал.

Лукас привык терпеть боль, так как русская тюрьма поспособствовала его закалке. Сейчас же он чувствует себя попросту униженным, поэтому брезгливо отнимает руку от ладони Майерс, но тут же затихает, удивлённо глядя в её сторону. Мозг отказывается давать верное решение, будто отключившись от одного точного удара его напарницы. Мужчине резко хочется лечь. Пальцы сводит коротким тремором, и он находит им занятие в складывании оригами из лежащей на столе салфетки.

Роз, кажется, пытается ему угрожать, но у неё это выходит также паршиво, как у Лукаса – врать. Они по разные стороны обоюдной баррикады, но кто первый перелезет через неё абсолютно неизвестно. Два хищника, кружащих по клетке и не решающихся нападать первым из обыкновенной солидарности, потому как они выросли под крылом общей матери. У Лукаса с Роз много общего. Гораздо больше, чем у него же с недавно упомянутой Лизаветой. Норт не реагирует на слова о его бывшей жене. Он давно похоронил её на руинах собственной памяти и сейчас очень жалеет о том, что нельзя провернуть такой же фокус с воспоминаниями о заключении. Мужчина лишь криво усмехается и отрицательно мотает головой. Роз не станет его допрашивать хотя бы потому, что она с ним не враждует. Чёрное и белое. Он задумчиво проводит по своим тёмным волосам, не сводя глаз с напарницы, и та принимается отрешённо изучать содержимое собственной кружки. Она также устала, как он. Они оба – жертвы.

- Я рада, что ты перестал спать на полу.

С Норта слой за слоем начинают сходить ледяные наросты, обнажая его чуткость натуры. Он удивлённо глядит на Роз, словно проверяя себя, а не ослышался ли?.. Дальномер действительно секундой ранее произнесла эти слова, но как теперь на них реагировать Норту – загадка. Сейчас на фоне должна заиграть лиричная музыка. Куда же без неё, если сложившаяся ситуация тянет на отрывок из очередной штампованной мыльной оперы? Слишком много вопросов, Лукас, слишком. Норт почему-то вновь начинает злиться. Его эмоциональное состояние меняется, как картинки в калейдоскопе. Он больше не чувствует себя несчастным. Наоборот, в нём достаточно сил, чтобы противостоять одному ему понятному недугу.

- Я не принуждаю тебя исповедаться во всех смертных грехах, Лукас, - продолжает агент Дальномер, обращаясь напрямую к своему собеседнику, чтобы тот знал, что ему никуда не уйти от ответа. - Мне лишь необходимо понять, чем я могу тебе помочь. И я отсюда не уйду, пока не буду уверена, что ты способен работать в прежнем режиме.

Роз-Роз… Зачем ты это сделала? Норт резко вскакивает с места, от чего стул, на котором он сидел, опрокидывается и грохает по кафелю, которым устлан пол в кухне. Руки сжимаются в кулаки, зрачок сужается до точки. На шее и лбу вздуваются вены. Лукас в ярости. Он оглушительно прикладывает кулак об стол, от чего стоящие на нём чашки подпрыгивают и звенят серебряными ложками. Мужчина переводит полный злобы и ненависти к самому себе взгляд на Роз и по слогам произносит фразу, надеясь на то, что так до неё лучше дойдёт смысл сказанного.

- Я нор-маль-ный, - но тут же срывается на истеричный крик, вырвавшийся вместе с разъедающими воспалённые веки слезами. – Я НОРМАЛЬНЫЙ!!!

Ему тяжело дышать, его трясёт, а ноги подкашиваются совершенно некстати. Он сам себя не помнит в этот момент, но ему обидно до тошноты. И почему все так и норовят его записать в сумасшедшие? Лукас явно не для этого прошёл через отравляющие разум годы заключения, чтобы оказавшись на родине быть подверженному постоянным нападкам на его психическое состояние. Норт совершенно не осознает, насколько безобидной была произнесённая Роз фраза, и то, что только действительно нездоровый человек среагирует на неё, как бык на мельтешащую перед его глазами тряпку. Весь фокус в том, что он действительно сумасшедший. Потом Норт научится прятаться. Но не сейчас. Не сейчас…

- Вы с Гарри сговорились выжить меня со свету, да? – он продолжает орать на Роз, не находя в себе лучшего средства к сопротивлению и скрытию собственных ошибок. – Хорошая работа, агент Дальномер! Ты себя-то со стороны видела? Выглядишь отвратительно со своим-то отечным лицом и красными веками. Что ты вообще прицепилась ко мне?!

Фразы логически не связаны, смысла в них меньше, чем в пьяном бреде. Мужчина начинает нервно метаться по кухне, как хищник по клетке, постоянно прикладывая ладонь ко рту. Для него сейчас не существует таких понятий, как «забота» и «искренность», а про «взаимопомощь» он не думает вообще. Роз расценивается, как враг. Норт в истерике хватается за лежащий на конторке нож и в яростном порыве вгоняет его в столешницу. От этого жеста руку пронзает необъяснимый электрический разряд, проходящий через все напряжённые до предела нервы Лукаса. Он ненавидит весь мир, который сжимается сейчас до одного человека по имени Роз Майерс. Вот, он уже нашёл виноватого. Осталось только убедить самого себя, что все беды именно от этого. Мужчина замирает возле стола и начинает чувствовать себя, как в допросной. Гнев не даёт ему спокойно дышать, от чего он заглатывает кислород ртом, словно после многокилометрового бега.

- Вам всем так хочется знать правду. На кой чёрт она вам вообще сдалась? Ты сама не сможешь ответить на этот вопрос, я бьюсь об заклад, что не сможешь. Правда создана для того, чтобы её тщательно скрывать, чтобы не ранить тех, кто так настойчиво к ней рвётся.

Лукас выхватывает со стола чашку с недопитым Роз кофе и делает судорожный глоток. Горло сушит, глаза снова начинают слезиться, от чего приходится вытирать их тыльной стороны ладони. Запоздало начинает ныть отбитая об стол рука. Норт осознаёт, что он перегибает палку. Смотрит на Роз, как побитая собака. Извиниться? Обратного пути нет. Джон Бейтман в его подсознании ликует. Сейчас-сейчас. Все узнают, какой ты на самом деле. Все!

Убить Роз? Лукас оборачивается на воткнутый в конторку нож. Он так хорошо лежит в его руке, так удобно. Дальномер стопроцентно будет защищаться и откроет огонь на поражение. Застрелит Лукаса. Он представляет своё тело, распластавшееся на кухонном кафеле. Дыра от пули во лбу. Может быть, есть и ещё одна – на груди. Роз никогда не промахивается. Её не станут судить, это самозащита. Норту это развитие сюжета кажется забавным, и он начинает хохотать, хотя его смех похож на кашель задыхающегося астматика.

В поверхности ножа мужчина ловит своё мутное отражение. С чего всё началось? С разбитого зеркала. Он не уничтожил демона, он выпустил его. Это стекло было стеной его тюрьмы. Теперь у Лукаса точно нет пути назад. Но на убийство ради себя он не пойдёт. Никогда. Ни за что. Он теряется и впервые в жизни не знает, что ему делать. Мысли путаются. Голова кружится. Ярость отступает. Он – Господь Бог самому себе, он – Антихрист. Он стремительно падает с головокружительной высоты в бездну, а оттуда снова взмывает вверх, как на скоростном лифте. Руки сводит. Почему именно он, а не кто-то другой?

- Я не Лукас.

Фраза звучит в тишине чересчур резко. Кажется, Роз вздрагивает. Плевать, первый шаг сделан. Представь, что ты на свидании. Нет, ты хочешь подойти к девушке, которая тебе нравится.

- Моё имя не Лукас Норт.

Тиканье часов, чей-то клаксон, бормотание телевизора. Безымянный мужчина делает театральные паузы, чтобы придать драматичности своей исповеди. Подходит к столу, поднимает опрокинутый стул, садится на него и складывает непослушные руки на стол, силясь сцепить пальцы в замок. Взгляд падает на журавлика из салфетки. Секунда – птица мертва. Ладонь прихлопывает бумажного журавля. Демон выходит наружу с каждым новым словом. Будь что будет. Будь, что будет…

- Меня зовут Джон Бейтман. Я родился в 1980 году в графстве Камбрия. Мой отец был священником, а не офицером. Но мне действительно 32 года, я не женат и детей у меня нет.

Как будто это сейчас так важно знать о его семейном положении и том, в чьей семье он родился. Мужчина по имени Джон сидит напротив агента Майерс, его пальцы барабанят по столу, а голос звучит отчего-то неподдельно печально.

- Лукас Норт – это мой друг, погибший в Дакаре десять лет назад. Это я его убил. Хочешь узнать, что произошло?

Мужчина по имени Джон очень отличается от Лукаса. Он мягок в своих манерах, плавен в движениях. Наверное, он когда-то занимался танцами. Джон встаёт со стула, подходит к конторкам, не резко открывает лакированную дверцу стенного шкафчика и достаёт оттуда пару бокалов для вина. Ставит их на стол, один напротив Роз, другой – на его место. Нагибается, чтобы залезть в бар. Достаёт из него початую бутылку «Via Latina», отворачивает пробку и начинает разливать белое игристое по бокалам.

- Итак, - он берёт в руки свою посудину и с самым непринуждённым видом делает глоток вина. Становится теплее, а язык и нёбо приятно покалывают беснующиеся пузырьки. Это почти шампанское, но многим дороже и изысканнее. – За упокой пьют не чокаясь. Думаю, мы не станем нарушать эту традицию.

Это не Лукас Норт, тот мужчина, что сидит напротив Роз и неправдоподобно манерничает. В христианстве есть понятие «одержимость». В Лукаса вселился бес.

- Мне очень нужны были деньги, - Джон непринуждённо пожимает плечами, словно подобный факт может оправдать его, как убийцу. – Меня тогда поймали на контрабанде наркотиков и бросили в тюрьму. Везёт мне на это место, что скажешь? – ещё один глоток живительной жидкости, и Лукас на задворках сознания начинает свои попытки к бегству. Знакомое слово подстёгивает его к сопротивлению. Сражайся или умри. – Кое-кто из больших шишек предложил мне маленькую услугу. Я протащу бомбу в здание, за что мне щедро заплатят, и я смогу вернуться на родину к мамочке и папочке. Они ведь так скучают… Ты не думай, я сразу отказался от подобной затеи. Я ведь думал о том, что в мире есть добро. Лукас постоянно говорил мне о том, что в нём царит гармония. Всего поровну – чёрного и белого.

Норт словно реагирует на своё имя, его пальцы дрогают и сжимают тонкий ободок бокала, от чего стекло исходит трещинами, а затем лопается в его ладони. Осколки впиваются в мясо, а алкоголь любезно выступает в роли антисептика. Способность думать вновь возвращается к подчинённому чужой воле одержимому. Лукас приходит в себя. Ошарашено смотрит на окровавленную мокрую руку. На пятно на джинсах. Переводит взгляд на Роз. Ужас мешается с осознанием, того, что он только что заключил сделку с дьяволом. Подписал контракт кровью. Лукасу становится непосильно плохо, и он едва подавляет в себе желание упасть на колени перед Роз.

Всё происходящее походит на хорошо спланированный спектакль. На театр одного актёра. Голос Лукаса – мягкий низкий баритон, и он очень отличается от хриплого голоса Джона. Этот тип говорит с вульгарным придыханием. Тембр Норта чист. Роз обязана обратить внимание на это отличие.

- Не слушай его, пожалуйста, – Норта трясёт, он не может найти себе места, но по прежнему остаётся прикованным к стулу. -  И забудь, умоляю, забудь всё то, что он наговорил про меня. Меня зовут Лукас. Я – Лукас Норт. Мне 32 года, я родился в Лондоне, служил в Афганистане, я юрист по образованию, в 2002 году пришёл в агентуру контрразведки по авторитетной рекомендации и был принят на службу из-за многообещающих характеристик. В 2004 на задании в России был схвачен спецслужбами, а через восемь лет, то есть в 2012 году, в этом году, был возвращён в Великобританию по обмену. Ты же знаешь всё это Роз. Ты знаешь меня! Неужели ты веришь тому, что сказал этот преступник?

Куда же делся Джон Бейтман? Струсил, дезертировал. Его теперь не привлечёшь к ответственности. Лукас затравленно оглядывается по сторонам, в надежде найти то, что поможет ему. Ничего нет. Он в тюрьме собственной квартиры. Опять тюрьма… Лукасу хочется дать волю своей слабине и начать жалеть себя самого. Нет-нет-нет. Он обязан спасти Роз от вопиющей лжи. Ему необходимо защитить её от Джона Бейтмана. Себя самого. Ох, как в этом мире всё сложно…

- Прошу тебя, - его голос дрожит, а выражение лица буквально кричит о том, что взрослый мужчина готов разрыдаться. – Роз, пойми меня. Я тебя умоляю. Не рассказывай ничего Гарри. Я справлюсь. Я клянусь, что справлюсь. Никто не знал обо мне того, что рассказал тебе Джон. Он врёт, он хочет, чтобы я сдался. Но этого никогда не случится. Знаешь, Роз. Я лучше покончу с собой, но не дам ему этого сделать.

Сил на борьбу уже нет. Он раскрыл свой мир для постороннего. Впустил в свою душу чужого человека. Гостье наверняка неуютно на этом пепелище. Ей одиноко. Поскорее бы она ушла…

- Роз. Я разбил зеркало, чтобы не видеть Джона в нём.

Это признание словно сталкивает с тяжёлой души Лукаса камень. Абсурдность ситуации – мужчина с раздвоением личности, только что раскрывшийся перед посторонним человеком, который в любую секунду может набрать телефон скорой помощи, чтобы те приехали и забрали его в сумасшедший дом, отвечает на самый первый из заданных ему вопросов. Правда заставляет его улыбаться. Роз ведь хотела получить этот ответ, да? Взгляд Лукаса смягчается, а осознание того, что его болезнь сейчас играет с ним злую шутку, благополучно обходит его стороной.

Блажен тот, кто не ведает. Мужчина наконец чувствует себя относительно умиротворённо. Задумчиво смотрит на свою израненную ладонь и огорчённо цокает языком. Его руки страдают весь день. Наверное, стоит попросить Роз повторить процедуру, ведь у неё это так ловко получается. Лукаса не волнует её реакция. У него чересчур хорошее настроение на ближайшие пятнадцать секунд, ровно то время, которое он тратит на то, чтобы молчаливо приготовить очередную порцию кофе. Затем его словно окунают в ледяную прорубь. Лукас всё резко вспоминает и осознаёт. Отчаяние накатывает на него с удвоённой силой.

Он поворачивается к своей коллеге. Долго и испытующе смотрит ей в глаза. Молчит. Отводит взгляд, потому что не в силах произнести вслух свою просьбу. Страшную просьбу. Внутри что-то замыкает и Норт, не отрывая невидящего взгляда от кухонного кафеля, заплетающимся языком просит Майерс о спасении.

- Убей меня, Роз.

И зажмуривается. Лукас уверен, что за его словами тут же последует выстрел, который покончит с его страданиями раз и навсегда. Но даже смерть он не в силах встретить, как подобает мужчине. В висках стучит собственный пульс, который от выброса адреналина становится зашкаливающим. Ну, что же ты медлишь, подруга…

Отредактировано Lucas North (11-06-2013 11:04:11)

Удивительно, как человек, находящийся на грани, может легко представить собственную кончину. Причём не единожды, а уже во второй раз. Норт ждёт темноты, которая его гостеприимно примет в свои объятия, укроет от всего, подарит долгожданный отдых. Она способна на многое. Почти как Роз, в руках которой сейчас была жизнь её коллеги. Непосильно долго. Веки уже начинают болеть, и сквозь них прорываются крошечные разноцветные точечки. В ушах нарастает белый шум. Давление падает. Сам Лукас всё ещё, как у барьера. В ожидании выстрела, как остановки поезда на нужной станции. Ещё чуть-чуть и его нога ступит на твёрдую почву, которая уже никогда не уйдёт от него…

- Так…

Вопреки своим ожиданиям мужчина вздрагивает от звука голоса Роз. Даже раскрывает глаза от удивления. Он не может поверить в то, что до сих пор жив. Ему почему-то кажется, что мир вокруг него сговорился не для того, чтобы проверить его дух на прочность, а попросту его уничтожить. Чтобы от прежнего Лукаса ничего не осталось.

- Никто сегодня не умрет.

Эти слова скорее звучат, как мольба о помощи, а не как утверждение, способное стабилизировать состояние Норта. И они с Роз меняются местами. Его коллега будто пытается заверить саму себя в  том, что ничего трагического действительно не случится. Удивительная женщина. Лукас мысленно хвалит ненавистные секундой ранее небеса за то, что в этой жизни у него есть такой напарник, как агент Майерс. В то же самое время ему вновь становится страшно. Кажется, это входит в привычку. Интересно, у него разовьется иммунитет к приступам ужаса? Хотелось бы на это надеяться.

Лукас осознаёт, что голос Роз звучит как-то неестественно. Начинает за неё беспокоиться, но агент Дальномер его опережает и первой утаскивает снова лечиться. Где-то на задворках сознания рождается мысль о том, что она делает это, чтобы усыпить его бдительность, и стоит Норту расслабиться, как следующий день он будет встречать в однушке для душевнобольных. Воспалённое воображение слишком живо рисует картины жизни в сумасшедшем доме: белые стены, настолько белые, что из их глубин исходит рассеянное сияние; решётки на окнах, назойливые санитары, таблетки, уколы, а в потолке даже нет порядочного крюка, чтобы на него забросить удавку. Запахов нет, абсолютная стерильность даже в воздухе.

Запах антисептика кажется ему более чем настоящим, а заодно и возвращает с небес на землю. Лукас часто моргает, чтобы прогнать морок. Нет, всё не так. Раз уж он допустил такую чудовищную ошибку, то ему всё это и расхлёбывать. Нельзя допустить, чтобы Роз оказалась вместе с ним на линии фронта. С одной стороны то, что она узнала про Бейтмана, было хорошо. Но с другой… Он мог задеть и её. Утащить в свой мир, откуда никто не возвращался без увечий. От этой мысли Норту становится не по себе, и он пытается хотя бы ненадолго отвлечься от тяжёлых соображений.

Видит перед собой Роз. В ней что-то не так, как будто привычная и общедоступная маска пошла трещинами и начала отслаиваться, как древняя фреска из-за перепада температур. Кстати сказать, её руки стали холоднее, в них улавливалась едва заметная дрожь, но точные движения, какими Роз проворачивают свою нехитрую операцию, успокаивают Лукаса. Если в планы агента Дальномера входило именно это, то она добилась своего. Мужчина расслаблен, почти не держит равновесие и готов упасть спать прямо на столе. Он не понимает, что именно могло его измотать до такой степени, а для того, чтобы не заснуть, принимается внимательно следить за Роз, за каждым её жестом.

Она некрасивая. Вернее, в чертах её лица нет ничего выдающегося, что обычно списывают на красоту. Она старше его лет на пять, но выглядят они примерно одинаково: оба старше своих лет, бледные, с постоянными признаками недосыпа на лице, но предельно ухоженные, хорошо одетые, причёсанные. Как будто они не живые люди, а машины, обтянутые кожей. Норт силится представить Роз в вечернем платье, ничего не получается и он заметно стушёвывается. Удивительно, что Майерс совершенно не была женственной, но что-то такое, присущее лишь ей одной и бесконечно очаровательное, было в её внешнем облике. Так, наверное, выглядела бы его старшая сестра, если бы у Норта вообще были бы родственники.

Роз жалеет Лукаса, и у того вновь срабатывает внутренний барьер. Он не умеет принимать чужую помощь, артачится и встаёт на дыбы, как мустанг. Если бы Норт не был сейчас так измотан, он бы обязательно принялся обороняться, может быть даже снова повысил бы голос на коллегу. Сил хватает лишь на то, чтобы просто вздохнуть и молча посмотреть в глаза Роз. Её веки раскраснелись ещё больше, а возле их кромок пролегли почти незаметные серебряные ниточки. Невозмутимая, всегда внешне холодная, спокойная, железная агент Дальномер готова расплакаться прямо здесь, в доме Норта?.. С миром творится действительно что-то страшное. А эпицентром этой катастрофы становится, как ни странно конспиративная квартира Лукаса.

- Я знаю, что тебе тяжело даже думать об этом, но... Если хочешь, то расскажи мне о нем, - Роз говорит слишком тихо, поэтому Лукасу приходится напрягать слух, чтобы разобрать произносимые ею слова. Она очень сильная. Несмотря на пережитую бурю, всё ещё пытается докопаться до истины. Норт закрывает глаза и представляет, как обнимает Роз за лицо и целует её в лоб. - Я имею в виду, о Джоне. Я хочу услышать твою версию, а не его. Но только если хочешь.

Конечно же, он не хочет. Меньше всего ему сейчас хочется вспоминать о своём проклятии, но при этом он осознаёт, что лишь раскрыв перед Роз все карты, он сможет добиться успокоения. Она произнесла вслух, что ей жаль, что Лукас всё время выступал против своего демона в одиночку. Может быть, она действительно хочет помочь? Взгляд рассеяно опускается в пол, а ладонь стягивает бинтом. Роз заканчивает перевязку. Норт думает о том, применимо ли к ней такое определение, как «славная». Мотает головой, отказывая себе в возможности расчувствоваться. Думает, очень сосредоточенно думает. Его больше волнует не Джон Бейтман, а причина, по которой агент Дальномер едва сдерживает слёзы. Они точно поменялись местами.

- Я убью любого, кто будет виновным в твоих слезах, - произносит Лукас одними губами, надеясь на то, что Роз не поймёт его артикуляции, а затем, наконец, подаёт голос. Слишком сиплый после истерики. – Единственное, что ты должна знать наверняка, это то, что Джон – не плод моего воображения. Он погиб...во время террористического акта в Дакаре, но до сих пор не отпустил меня. Видимо, хочет вернуть себе что-то, что я отнял у него.

Каждое слово произносится с предельной осторожностью, ведь Норт очень боится разбудить в себе Бейтмана. Неизвестно, куда он подевался. Главным было, не позволить себе вызвать его снова. Пускай спит. Сейчас не его время. Лукас замирает в нерешительности, тщательно подбирая слова и строя из них такие предложения, чтобы не были похожи на заклинания. Отказывается верить в магию звука и мысли, сосредотачивается лишь на том, что может успокоить Роз, если расскажет ей всё, как было на самом деле.

- Мы с ним работали в одном казино много лет назад. Он всё рассказывал мне, как хочет вернуться домой. Я ему помогал, чем мог. Ты, наверное, догадываешься, как тяжело бывает некоторым людям вдалеке от родины, - мужчина морщится, потому что перед глазами предательски встают картины прошлого. Маячат. Напоминают об том адском пламени. Призраки, идущие по пеплу. – А потом я узнал о теракте и был уверен в том, что это его рук дело. Я не искал Джона, он сам ко мне пришёл и во всём сознался. Я попытался уговорить его сдаться в полицию, но в него точно бес вселился. Всегда тихий и печальный Джон в считанные секунды превратился в чудовище.

Лукас нервно дёргает подбородком, потому как образ Джона присоединяется к и без того тяжёлым воспоминаниям. Он видит прямо перед собой его чёрные глаза и содрогается от ужаса. До конца исповеди осталось всего ничего, и нужно просто пересилить себя, чтобы завершить это нелёгкое дело.

- Я защищался, - голос мужчины звучит совсем неразборчиво. Он как ребёнок, который получил в школе первую двойку и теперь оправдывается перед строгой, но понимающей матерью, отчаянно боясь её разочаровать ещё больше, чем уже есть. – Видимо, не рассчитал силы и задушил его в состоянии аффекта. Мне тогда было очень страшно. Он мстит мне за свою смерть, преследует везде, куда бы я ни пошёл. Это он отбирает у меня право на счастье и свободу.

Норту становится жалко самого себя, но он решительно отгоняет от себя поганое чувство, стискивая руки в кулаки. Становится больно, и это отрезвляет отравленный воспоминаниями разум. Хватит жаловаться, не маленький всё-таки. Лукас учащённо моргает, поднимая голову. Мир воспринимается им, как наложение слайдов, раскадровка, с учащённой скоростью сменяющая одна другую. Только что перед глазами был кафельный пол, теперь он видит Роз. Как же ему хочется сейчас забраться в её сознание и узнать, что она на самом деле думает про него. Его начинает терзать вопрос, который почему-то не пришёл на ум с самого начала: почему Роз до сих пор не вызвала врачей? Неужели она хочет взвалить крест Норта на свои плечи?

- Я вернулся в Великобританию через несколько месяцев после трагедии, долгое время пытался придти в себя, а потом не нашёл решения лучше, чем придти на службу в «Ми-5». В конце концов, если я не в силах изменить своё прошлое, я могу попытаться обустроить будущее. Вместе со всеми вами, – он запинается и долго смотрит в глаза Роз. Выдыхает. – Из нынешнего состава я тогда знал только Гарри. Именно он меня пристроил в отдел «D». Я долго не мог понять, по какой именно причине он так расщедрился, а он вечно повторял, что во мне что-то есть.

Лукас силится вспоминать, что было с ним до того, как он угодил в руки русским спецслужбам. Сосредоточенно нахмуривается, морщит лоб, прикладывает ко рту плотно сжатые колышком пальцы. Долго и усиленно думает, начиная надоедать самому себе. Снова попытка отвлечься и расслабиться. Он встаёт и принимается за незаконченное приготовление второй порции кофе, тыльной стороной ладони трогает чайник. Остыл, но не на много. Снова заводит механизм подогрева, задумчиво смотрит на пёструю сахарницу и не без интереса заглядывает в неё. Почти полная, Лукас действительно всегда пьёт кофе без каких-либо добавок – только коричневый порошок и вода. Украдкой и надеясь на то, что Роз не заметит его движений, насыпает в чашки по две ложки сахара. Подсластить их обоюдное горе приходится такими мелочами.

- Наверное, Гарри единственный человек, которому я доверял большую часть своего «я», - Норт ставит дымящиеся чашки на стол, задерживает взгляд на всё ещё торчащем ноже и мягко извлекает его из столешницы, чтобы положить с краю, подальше от Роз. – Не знаю, он мне стал вместо родного отца. Когда Бейтман впервые проявил себя, я очень перепугался. Нет, Гарри ничего не знает про него до сих пор, но тогда он помог мне преодолеть этот страх.

На душе удивительно спокойно в тот момент, когда Норт садится за свой стул, пододвигается поближе к столу, ставит на него локти и начинает пить свой кофе, как совершенно обычный живой человек. Именно, что живой, а не существующий. Сидящая напротив Роз кажется ему теперь не такой уж и чужой. Посторонний наблюдатель бы принял этих двоих за семейную пару, ранним утром пьющую кофе за привычным откровенным разговором. Похожие на них люди не скрывают друг от друга ничего, не прячут скелеты по шкафам и не прикидываются святошами. А есть ли похожие на них вообще?

- Сильнее всего Бейтман мучил меня во время заключения. Он не отпускал меня ни на день, постоянно являясь сначала в кошмарах, а потом наяву. Я видел его лицо повсюду, он как мстительный призрак, как тень влачился за мной. Ни сомкнуть глаз, ни попросить о прощении, - Лукас судорожно вздыхает и делает глоток кофе, чтобы подавить дрожь в голосе. Состояние стабилизируется, он позволяет своим плечам опуститься, а глазам закрыться, чтобы немного отдохнуть. – Однако я очень сильно ошибался насчёт того, что про меня все забыли. Гарри – единственный, кто переживал за меня все эти восемь лет. Лизавета забыла меня уже через год, представляешь? – он хмыкает и снова отпивает чуть сладкий напиток, с удивлением замечая, как может спокойно говорить о своей бывшей возлюбленной. – Я лишний раз убедился в том, что в этом я никому не нужен, кроме себя самого и Гарри. Я так благодарен ему…

Лукас обрывает себя, потому что начинает чувствовать себя чересчур неловко. Нахваливать начальство да ещё и мужского пола в такой щекотливой ситуации – не лучшая идея, и поэтому Норт пристыжено замолкает. Меньше всего ему сейчас хочется снова разозлить Роз, поэтому он долгое время молчит, допивая кофе. Затем почти бесшумно ставит пустую чашку на стол и внимательно смотрит на агента Майерс. Сказать или нет? На языке вертится столько слов благодарности, но ни одно из них не будет произнесено вслух, потому как Норт заготовил иное завершение своего рассказа, совершенно банальное и наивное.

- Мне больше нечего тебе рассказать о нём, - он пожимает плечами. – Но я не хочу, чтобы он добрался до кого-то из нас, поэтому изо всех сил стараюсь держать его на привязи. Мне это удаётся, не так хорошо, как хотелось бы, но… Ты ведь не расскажешь Гарри обо мне?

Лукас уже ни на что не надеется, он смертельно устал, но чувствует себя свободным. Как будто ему удалось избавиться от клонящего к земле камня на шее, просто перерезав верёвку. Ему сейчас совсем легко. Он смотрит на Роз и почти ласково улыбается. Что бы ни произошло дальше, в эту секунду они делят его собственный мир на двоих.

Отредактировано Lucas North (12-06-2013 04:05:59)

Странно, что люди не ценят привычный порядок вещей, ведь стоит какой-нибудь мелочи измениться в общей картине восприятия мира, как это самое «восприятие» оборачивается к созерцателю самой неожиданной стороной. Достаточно вспомнить элементарный пример со случайным перемещением порядка иконок на рабочем столе. Все движения привыкшего работать на этом компьютере человека отточены до рефлексов. И вот он тянется за нужной ему пиктограммой... Нажимает, кликает два раза, чтобы увидеть совершенно не тот результат, какой ему хотелось бы. Когда изменения охватывают более крупные, глобальные даже масштабы, всё меняется до неузнаваемости. Но, как и всегда, разрушение начинается с мелочей. С самого слабого звена.

Лукас, только что исповедавшийся перед своей коллегой, всё ещё сидит неподвижно и украдкой поглядывает на неё исподлобья, ожидая реакции. Невооружённым глазом видно, как она напряжена в этот момент, как будто притаившийся хищник, готовящийся к молниеносному прыжку. Мужчина готов уже ко всему: к побоям, ругани, угрозам; но в то же самое время он осознаёт, что Роз не станет применять всё это по отношению к нему. Он в этом уверен, и его возложенные надежды на развитие событий оправдываются. Но как-то не так. Как-то неправильно, будто через силу. Она благодарит его, и её лицо искажается в неправдоподобной улыбке. Роз улыбается, как Джон Бейтман. Роз смотрит на Лукаса, как Джон Бейтман.

Голос агента Майерс звучит чересчур низко и зловеще, как будто она пытается удержать в себе яд и не поддаться искушению плюнуть им в лицо Лукасу. Мужчина на всякий случай отодвигается, даже не успевая отблагодарить Роз за то, что она позаботилась о его руках. Немигающим взглядом смотрит на коллегу, даже стараясь не дышать.

- Можешь быть уверен, что за пределы этой квартиры твоя история не выйдет. И уж точно о ней не узнают такие люди, как Гарри Пирс.

По идее, Лукас должен сейчас выдохнуть и рассыпаться в благодарностях перед Роз, но этого не происходит. Он всё ещё напряжённо наблюдает за ней, за каждым её жестом и взглядом, готовясь среагировать на выпад в свою сторону в полной мере и дать отпор, если то будет необходимо. Когда Роз поднимается со своего стула, Лукас вздрагивает и инстинктивно подаётся назад в ожидании удара. Однако агент Майерс вовсе не собирается атаковать своего коллегу, наоборот, она разворачивается к нему спиной и отходит к кухонному окну. Несколько минут проходят в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов, голосом диктора из телевизора и шелестом шин проезжающих мимо дома автомобилей. А затем хрупкий карточный домик начинает рушиться.

Сперва Лукас думает, что это ему показалось. Настороженно прислушивается к смеси шумов, окружающих его днём и ночью, пытаясь вычленить странный звук, заставивший его дёрнуться, как от неожиданного удара током, напрячься всем телом и обратиться вслух. Стоящая у окна Роз становится совсем «не такой». Норт замечает то, что у неё опустились плечи, а сама внушающая уверенность фигура пусть и не такого роста, как у её напарника, потеряла былой образ, обнажая человеческую хрупкость, слабость и смертельную усталость. Лукас отказывается верить в то, что видит своими глазами. Вот агент Дальномер странно вздрагивает, ненадолго выпрямляется и подносит свои руки к лицу. Замирает, словно силясь что-то сделать. Всхлипывает. И Норту кажется в этот момент, что это и есть конец света.

Не показалось. Теперь он сам чувствует себя беззащитным перед лицом непонятной эмоции, старательно пробивающейся сквозь колючие дебри его сознания, чтобы достичь всё ещё сияющего центра, не тронутого жестокостью окружающего мира. Лукас боится того, что происходит сейчас с Роз, потому что это для него непривычно. Эгоистичные мысли, назойливо роящиеся в его голове, прогоняются мелочным порывом, из-за которого мужчина бесшумно встаёт и, осторожно ступая босыми ногами, подходит к Роз. Сейчас он банально не знает, что ему делать и что говорить. Он не умеет успокаивать людей и панически боится женских слёз, потому что всю вину тут же возлагает на самого себя. Не уберёг. Из лёгких рвётся раздосадованный вздох, но Норт находит в себе силы, чтобы задержать дыхание, чтобы дать ему умереть, так толком и не зародившись. Секундная слабость героически подавлена. А что потом?

Лукас протягивает руку к плечу Роз и всё так же замирает в нерешительности. Его тут же начинают одолевать сомнения, правильно ли он поступает вообще, хочет ли она быть утешенной тем, кто является по-сути врагом номер один для неё. Он не в силах бросить её в таком состоянии, развернуться и уйти, чтобы дать ей возможность разобраться в себе, потому что находит такой поступок чудовищным и недостойным человека. Недостойным агента «Ми-5». Плевать на кодекс, плевать на законы. Они тоже люди, ничто человеческое не чуждо даже тем, кто старательно скрывает свои чувства даже от самих себя, теша себя иллюзиями неприкосновенности и уверенностью в собственных силах. Это насилие над собой применимо ко всем, но не все с ними справляются. Всё равно оно надломит даже самые крепкие спины. Но эти раны излечимы, пока являются всего лишь неглубокими порезами на запястьях. Если вовремя остановить кровь, то человека можно спасти. Роз в опасности, и сейчас её самый главный враг – это она сама. Лукас с пару секунд пребывает в нерешимости. Надо что-то делать, пока не поздно. Ему кажется, что от его последующих действий зависит жизнь его коллеги. По-сути, так оно и есть.

Всё начинается с мелочей. Первое, что обнаруживает в себе Лукас, так это то, что у него до сих пор есть душа. Раз она болит сейчас где-то в области груди, стесняет дыхание и отдаёт острой горечью на языке, значит, она у него есть. Живая, способная сочувствовать и сопереживать.  Это открытие заставляет Норта бегло улыбнуться самому себе. Выходит, надежда есть всегда. Ему кажется, что Роз сейчас стоит на краю пропасти, куда можно сделать шаг и попасть в мир, где ничего не болит, где тепло, темно и уютно. Но в этом мире нет души, поэтому Норт резко отдёргивает её от края обрыва, не рассчитывая силы и вообще не задумываясь о последствиях. Ему сейчас совершенно не нужны слова, чтобы утешить Роз. Он просто крепко обнимает её за плечи обеими руками и прижимает её содрогающееся от тихой истерики тело к себе.

Норт силится вспомнить, кого он в последний раз обнимал так искренне и с надеждой на то, что всё не напрасно. Мысли смешиваются, меняют в сознании картинки прошлого, из-за чего мужчина хмурится и ещё крепче сдавливает объятия, несмотря на то, что Роз начинает сопротивляться и пытается поскорее избавиться от него. Лукас всё понимает. Окажись он в схожим с ней положении, он бы повёл себя точно так же, может быть даже куда грубее и агрессивнее. Пытаясь удержать Роз в своих руках, Лукас перемещает свою ладонь ей на затылок и начинает осторожно, но неумело и грубо поглаживать её по волосам. Они оба наверняка выглядят донельзя нелепо. Но сейчас Лукаса это совсем не волнует. Главное, что Роз теперь в безопасности и находится вдалеке от края пропасти.

Конечно, он мог повести себя иначе. Начать отчаянно тормошить её, назойливо вытирать слёзы с щёк, бормотать бездумные обещания, сулящие то, что всё будет хорошо… Но Норт не намерен ей больше врать, ведь он знает, что у таких людей, как они, никогда и ничего не будет хорошо. Чтобы окончательно не свихнуться от реалий, предоставляемых для них жизнью без прикрас, можно немного приукрашать действительность совершенными мелочами, вот такими, как сейчас. Лукасу становится легче, когда он обнимает Роз. Тугой узел в его груди заметно ослабевает, горечь сходит на нет, а боль утихает. Однако осознание того, что всё в конечном итоге закончится так же неожиданно, как и началось, заставляет его чересчур тяжело вздохнуть и зажмуриться. Вот она – цена правды.

Лукас Норт – непростой человек, и он это прекрасно осознаёт. Гораздо сложнее ему даются элементарные для простых людей действия. Понимание того, что он всё делает неправильно, подталкивает его к первой ошибке – мужчина разжимает объятия, отстраняя от себя Роз. Нормальный человек бы так не поступил. Он бы усадил пережившую сильнейший стресс женщину в уютное кресло, завернул бы в плед, напоил бы зелёным чаем, потому что та недавно выпила слишком много кофе, сбегал бы в ближайший магазин за сладостями, может быть, даже и за цветами, окружил бы её заботой, лаской, теплом… Но Роз не была простой женщиной. Равно как и Лукас не был простым мужчиной. Понятие «нормальность» не подходит к ним обоим.

Поэтому Норт не смотрит Роз в глаза, боясь увидеть в них то, что повлияет на его и без того обострённые в данную секунду чувства. Отворачивается, стыдливо прячет глаза, словно он только что совершил что-то непотребное. Он даже чувствует, как у него начинают гореть уши. Надо что-то сказать, но слова отчаянно не хотят подходить к сложившейся ситуации. Комкаются на языке, вырываясь лишь раздосадованными вздохами. Лукас ужасно растерян.

- Прости, что так вышло, - кажется, что каждый произносимый им звук, даётся мужчине с огромным трудом. – И спасибо. Просто спасибо.

Это совсем не то, что должно было быть сказано в эту секунду, и Лукас это понимает, от чего ему становится ещё горше. Сейчас вообще не стоит ограничивать себя ни в чём, тем более, если ужасно хочется уничтожить весь окружающий мир за то, что он покусился на такую сильную женщину, как Роз Майерс. Нанёс ей раны, которые Лукас не в силах залечить, потому что он банально боится сделать что-то не так. И ведь делает, как будто нарочно самому себе. Усугубляет ситуацию и путается. Это начинает его злить, поэтому Лукас моментально меняется в лице и начинает суетиться. Пытается ухватиться за что-то, что поможет ему собраться с мыслями и стабилизировать состояние. Выкидывает мусор, моет и протирает полотенцем чашки, ставит их в сушилку, осторожно приводит в порядок стол, убирая все предметы на принадлежащие им места, уходит в комнату, чтобы накинуть себе рубашку на плечи, и это всё – чтобы не контактировать с Роз.

Мысли о том, что он поступает вопиюще неправильно, не покидают его, когда Лукас начинает искать вещи, для того, чтобы выйти на улицу и дойти до ближайшего супермаркета. Мужчина так и замирает с вешалкой в руках, осторожно возвращает её на перекладину в шкафу, бесшумно поворачивает ключ и упирается спиной в дверцу. Подносит руку к лицу, закрывая глаза в почти драматическом жесте. В следующее мгновение он готов себя клясть последними словами на всех известных ему языках. Лукас столько раз говорил себе о том, что он тоже человек, способный не только на поступок, но и на чувства и эмоции, способный на переживания и слабости. Так почему же он сейчас так трусливо и безбожно отказывает Роз в праве на слабость?

- Мне надлежит снова извиниться перед тобой, - Лукас появляется перед агентом Майерс практически в таком облике, в каком она привыкла его видеть: застёгнутым на все пуговицы, чистым, почти опрятным и даже причёсанным, но до сих пор босым. Видимо, это у него входит в привычку. Мужчина возится с непослушным манжетом, так как перевязка не даёт пальцам двигаться с былой ловкостью, а заодно и отнимает время от разговора по душам. Наконец пуговица поддаётся, Лукас одёргивает рукав и поднимает глаза на Роз. Долго и неотрывно смотрит, тщательно подавляя в себе желание обнять её снова. Осознаёт, что с самого начала он был на верном пути, но потом почему-то свернул не в ту сторону. Возвращается назад и делает шаг к Роз, кладя ей руку на плечо. – Прости меня за то, что я отвратительно повёл себя в этой ситуации. Думаю, оправдывать себя просто нет смысла.

Норт дважды дёргает уголком губ, прежде чем нервный спазм перерастает в полноценную, но бесконечно виноватую улыбку. У него сейчас снова глаза побитой собаки, но мужчина не видит себя со стороны, а поэтому думает, что всё в порядке и его внешний вид внушает уверенность в этом. Затем осторожно перемещает свою ладонь на предплечье коллеги, сцепляет на нём пальцы и утаскивает её в гостиную, повсеместно усаживая на кресло. Нет, он не побежит потом за пледом. Он просто опустится рядом на пол, сложит ноги по-турецки и будет смотреть на Роз снизу вверх.

- Раз уж так сложилось, что у нас вместо выходного сегодня день откровений, то я, пожалуй, попрошу тебя рассказать о том, что тебя так сильно тревожит.

Лукас пытается шутить, улыбается коллеге, но в его взгляде нет никакой искры, как бывает у людей с хорошим настроением. У него потухшие и уставшие глаза, а сам он ещё более разбит, чем прежде. К акклиматизации после приступа присоединилось чувство вины за то, что Норт предательски поступил по отношению к Роз, кинув её наедине с собственными проблемами. И он берёт Роз за руку, хотя бы потому, что хочет ей доказать, что она не одинока. Ему хочется съязвить насчёт того, что видел подобное в кино, но вовремя понимает, что шутки такого характера в данной ситуации неуместны, поэтому молчит и поглядывает на Роз, чуть морща лоб и заинтересованно приподняв брови. Заискивающий взгляд, как сказал бы Адам. Он вообще любит читать настроение людей по их лицам. А Лукас так не умеет, поэтому ему приходится сидеть на полу в ожидании ответа и мысленно готовить себя к самому худшему. Уж не он ли поклялся в том, что убьёт любого, кто окажется виновным в слезах Роз?

Отредактировано Lucas North (16-06-2013 05:36:12)

Кто-нибудь задумывался хоть раз о  том, что помимо него самого в мире полно людей? Людей, таких не похожих друг на друга, разных и в то же время одинаковых; людей, подвергающихся нападкам собственных страстей, невзгод, неприятностей, радостей, горестей, утрат, встреч… Боже правый, да чего угодно! Еженощно, ежедневно, все двадцать четыре часа в сутки эти люди живут, дышат, двигаются, думают. Они думают о себе. Ровно столько, сколько надо. О других – ни слова. Сейчас кто-то делает первый вздох, а кто-то – последний. По статистике в среднем в мире в одну минуту умирает около десяти человек. Это Лукас прекрасно знает, а заодно и принимает как должное.

Привыкший не думать о себе вопреки всемирным законам, он чувствует себя чужаком на этой земле, словно реальность сжалась вокруг него с целью вытолкнуть за свои пределы инородное тело. Он не один такой. В их отделе куча людей, жертвующих собой ради того, чтобы забыть о себе. Когда приходишь на работу в «Ми-5» ты накрепко закрываешь дверь, ведущая к пути назад. К прежней жизни, прежним страстям, прежнему эгоизму. Столько людей осталось за запертыми воротами, но ни один из них не повернул назад, пытаясь скрыться в ином измерении. Им всем есть от чего бежать.

Исповедь Роз мужчина слушает с закрытыми глазами, впитывая каждое слово. Ему так легче усваивать информацию, да и поговаривают о том, что при отключении одного из органов восприятия, обостряется какой-то другой. Сейчас он вспоминает об этом и усмехается самому себе, растерянно покачивая головой. Подобные факты Лукасу всегда кажутся забавными, они как пустой лотерейный билет или разряженная батарейка в пачке абсолютно новых аккумуляторов. Бесполезные, но уже есть в его жизни.

Роз говорит мало, конкретно и не без горечи в голосе. Слепой Лукас не просто слышит, он чувствует это, как будто его коллега настроила сложный инструмент в его груди и теперь попеременно задевает самые тонкие и чуткие струны, вибрацией возносящиеся вверх, к сердцу. В горле пересыхает от такой музыки, но ему приходится терпеть и слушать всё. В конце концов, он сам попросил Роз рассказать ему о причинах её слёз. Странно это – Роз Майерс, которая плачет. Недавно Лукасу казалось, что в этом мире не осталось ничего такого, что может его по-настоящему удивить и выбить из эмоционального запустения. Теперь привычный порядок вещей был безнадёжно нарушен. И, кстати сказать, он был этому даже рад.

Норт почему-то не думает сейчас о том, что ему рассказывает эта женщина из стали. Он просто не может принять адекватно всю изложенную ему информацию. Что он должен чувствовать в этот момент? Разочарование? Сострадать ей? Себе? Всему отделу? Что он должен делать? Лукас лишь сильнее сжимает её ладонь, начиная осторожно поглаживать грубыми пальцами её внутреннюю сторону, стараясь ощутить всю хрупкость женских костей. Не выходит. Самым беспомощным оказывается он сам, понимая, как далеко зашло его одиночество. Всё-таки справиться с восьмилетним адом оказалось куда сложнее, нежели его пережить. Лукас открывает глаза и ловит на себе лукавый взгляд Роз.

- И, да, если ты будешь продолжать так на меня смотреть, я подумаю, что тебе понравилось со мной обниматься.

Лукас молчит и глядит на неё в ответ, слегка склонив голову в бок. Пытается понять, что творится в голове его коллеги, не моргая вглядываясь в зелёные глаза, а его рука непроизвольно дрогает, чтобы в следующий момент отняться, словно испугавшись собственного движения. На сегодня с него хватит странностей и несовпадений, которых и так было предостаточно в и без того насыщенной жизни. Мысли сами собой возвращаются к распорядку дня. Он вспоминает о том, что не был на работе, и от этого у него неприятно ёкает сердце. Никогда, никогда в жизни Лукас Норт не позволял себе такой вольности. Каждый обрывок воспоминаний склеивается в уродливое полотно, накрывающее его с головой. Он поспешно отводит взгляд, чтобы Роз не видела страха в его глазах.

Ноги сводит неприятной судорогой, потому что мужчина их отсидел, но размяться приходится куда поспешнее, чем сообразить о том, что Норт до сих пор бос. С секунду он в задумчивости созерцает собственные голые ступни, затем подрывается и спешит исправлять это досадное недоразумение. Как же всё это наверняка выглядит глупо со стороны. Взрослый и вроде как солидный мужчина, а суетится по собственной спальне, как маленький ребёнок, получающий удовольствие от самого ощущения движения. Лукас хочет зацепиться ещё за что-нибудь, что помогло бы ему привести лоскутный бред мыслей в порядок, но ничего не выходит, из-за чего он бросает обречённый взгляд на телевизор, вспоминая то, что два дня назад из его пульта выпала кнопка. И так и не нашлась.

Стал ли Норт сейчас искать кусок резины, помогающий уменьшать громкость? Нет. Он просто пожал плечами в отклике на это упущение, затем отыскал злосчастный пульт и предельно аккуратно вернул его на тумбочку с таким видом, словно кроме Лукаса в комнате с ним не было никого. Он вновь повторял знакомый фокус, на какое-то мгновение отключаясь от постороннего восприятия его действий. В такие моменты его совершенно не волновало, что подумают о нём окружающие. Пускай думают, что посчитают нужным, ему не запретить им мыслить и оценивать других людей. Действие завода кончается быстро. Когда порядок в комнате наведён и всё лежит на законных местах, Лукас возвращается к прерванной беседе.

- Ты сегодня никуда не торопишься?

Мысль спонтанная, как и все последние действия. Осыпающийся пепел с догорающей сигареты. Отголоски прежнего завода механической игрушки, который с мелодичным лязгом шестерёнок делает последний оборот и замирает. Лукас улыбается Роз, и в его взгляде нет прежнего страха и беспокойства. Кажется, что отвыкшие натягиваться мышцы стали даже эластичнее, и в его жесте нет ни капли вымученности и театральности. Это идёт откуда-то из глубин того, что многие религии мира называют «душой».

Ни слова о Гарри или отце Роз, он не хочет затрагивать то, что уже прошло. Она не заставила его проворачивать в сознании картины прошлого, палароидными плёнками застрявшие где-то на периферии осознания того, что всё это было когда-то в прошлом, много лет назад. Страшно, нереально, неправдоподобно, но было. Очень хотелось бы залезть руками себе в мозг, вытащить оттуда эти кадры и предать огню. Но это невозможно. Даже представить священное пламя кажется непосильной задачей, сродни камню, который Господь не может поднять. Смешная задачка, не поддающаяся расшифровке даже такому гению, как Норт.

- Я подумал, что раз всё так сложилось, то мы могли бы и пойти куда-нибудь, - Лукас пожимает плечами, словно его слова – пустяк, - вместе.

Конечно, Роз в праве ему отказать в ответ на это приглашение, но мужчина уверен в том, что она согласится. Ни под каким предлогом он не оставил бы её сейчас одну. Придумал бы тысячу причин, чтобы подобно верному псу увязаться следом, и тенью сновать за спиной, готовый в любую секунду выскочить вперёд и загородить собой от нападок окружающего мира. Роз ему больше не казалась неприступной стеной, которую возможно взять лишь многолетним штурмом. Наоборот, она предстала перед ним в ином свете, словно обернувшаяся самой яркой своей стороной медаль. Это было донельзя опасно, но в то же время необходимо. Всё-таки в «Ми-5» каждый не только сам за себя. Нет, у этих ребят всё совершенно иначе. Там каждый друг за друга.

- Мне нечего делать здесь. У меня даже нет собаки, - Норт уже шнурует ботинки, всем своим видом выражая решительность, мол, не захочешь по-хорошему, я потащу тебя силой и буду держать при себе до самого вечера. – Поэтому я всё равно пойду на улицу. Хотя бы по магазинам. В холодильнике, как ты сама видела, из еды только рефрижераторные полки.

Эта фраза должна была сойти за шутку, но Лукасу не смешно. Он вообще никогда не смеётся над собственными высказываниями, потому что они пронизаны прозой жизни с лёгким налётом иронии, необходимым для того, чтобы казаться остальным живым и неунывающим. И это тоже часть его жизни, давным-давно ставшей подобием кодекса чести.

- Я мог бы проводить тебя до дома. И плевать на то, что ты на машине. Я побегу следом.

На этот раз он лукаво улыбается, но взгляд его остаётся по-прежнему серьёзным. Потому что если будет необходимость – он побежит. Убьётся, но побежит. Лукас Норт никогда больше не закроет глаз на Роз Майерс и никогда не оставит её в одиночестве.