Который день Элизабет чувствовала себя не в своей тарелке. Знаете, бывает такое ощущение, словно бы смотришь на игрушечный поезд, смотришь, смотришь, и не понимаешь, что с ним не так, а потом выясняется, что он уже давно сошел с рельс; так с и девушкой — она давно уже присматривалась к своей жизни, и ясно осознавала, что что-то с ней не так, какие-то ее шестеренки работают не так, как надо, не по правилам, но какие и почему — никак не могла понять. Она старатель копалась в себе и окружающей ее обстановке, искала ниточки, которые смогут стать ее путеводителями в нелегком деле самокопания, и, похоже, подходила к этому процессу слишком ответственно, слишком рьяно, слишком на совесть, потому что чем дальше Лиз копала, тем хуже становилось, тем больше все путалось. Если так посмотреть, Элизабет вообще была девушкой старательной: хозяйство вести любила, саморазвивалась, с оружием обращаться умела, пусть даже и ее собственный отец, смело идущий против отряда солдат, завидев дочь с кольтом, найденным ею в его заначках, после тщетной попытки отобрать собственность предпочитал ретироваться; но больше всего Лиз любила помогать людям, однако тут была одна неувязка: желание помогать людям было настолько гиперболизировано у девушки, что многие потенциальные получатели помощи в панике ретировались еще до непосредственного начала оказания оной. Так вот, помогать-то она любила, и с радостью оказывалась посильную помощь всем, кто осмеливался ее просить, зачастую не понимая, на что подписываются... да вот себе она никак, как оказалось, помочь не могла, и никакое рвение тут не поможет, потому что, как известно, горбатого только могила и исправит. В конечном итоге выходило, что, как и в Колумбии, единственным человеком, который в итоге остался вообще неизвестно с чем, становилась именно Лиз, ну и, несомненно, ее отец, которому, кажется, на роду было написано терпеть все причуды Судьбы и все кочки жизни, потому что даже сейчас — в момент душевных метаний дочери — ему изрядно доставалось по нервам.
Однако, у Элизабет было одно верное средство против всех проблем, которые возникали в ее жизни — ее способность открывать проходы в параллельные реальности, где, если хорошенько покопаться, можно было найти уйму интересных вещей, а, если повезет, еще и ответы на вопросы, гложущие изнутри душу и разум девушки. Согласитесь, грех не воспользоваться подобным подарком Судьбы, пусть даже это отдаленно смахивает на трусливый побег из своей, законной, реальности; но Лиз предпочитала называть это временным тактическим отступлением — до тех пор, пока буря в душе не уляжется, а тараканы не займут свои законные полки на ментальных стеллажах ее сознания, вот до тех пор она, пожалуй, побудет в добровольной ссылке в новом мире, а в каком — пусть уже решит воля случая, ну и толика везения, если ей вздумается вдруг поучаствовать в вояже девушки.
С этими мыслями Лиз, более не раздумывая, просто шагнула в открытый наскоро разрыв, совершенно не заботясь о том, что находится на другой стороне. Главное, что там были перемены.

Оказалось, на другой стороне действительно были перемены, причем разительные. Слишком разительные, настолько, что даже в первые секунды все органы чувств, способные что-либо ощущать, были выведены из строя безумным воем сирены, которая словно бы тонко намекала, что данное место — не лучший выбор для прогулки, способствующей разрешению душевных затруднений. Оставшийся наедине с самим собой в конец дезориентированный мозг выдал череду бессмысленным размышлений на тему, куда попало бренное тело его обладательницы, а потом, наконец начав получать первые относительно разборчивые сигналы от свою друзей — глаз и ушей — понял, что занесло ее в плохое место. Очень плохое место. Иной характеристики для увиденного вдруг места сыскать было нельзя: тонный проводов и кабелей, трубы, решетчатые полы, железные стены и мигающий красный свет надрывающейся сирены — все это довольно сильно напоминало Колумбию, от которой Элизабет все бежала, но, по роковому стечению обстоятельств, сбежать не могла. Оглядываясь по сторонам, она вдруг почувствовала себя очень лишней в этом мире железа и электричества, которое буквально ощутимыми волнами лилось в замурованных за стенами кабелях, словно вторя противному женскому голову, настойчиво просящему покинуть станцию в отведенное на это время. В этот момент в игру включилась логическая составляющая мозговой деятельности Элизабет. Как оказалось — не зря.
Первое, что осознала девушка, это то, что все вокруг, скорее всего, скоро взлетит на воздух, ну или что в этой реальности любят делать станции, настойчиво намекающие на свое скорое уничтожение; второе — отсюда нужно убираться; третье — по левую руку от нее есть еще один проход, и, возможно, как раз по нему и можно быстро и безопасно покинуть помещение, благо, коридор пустовал. Почему Лиз не подумала о разрыве — загадка, которую сама девушка потом спишет на Судьбу и усталость, причем второе наверняка стало более весомым аргументом для мозга, а пока же — она просто подчинилась единственной мысли, вспыхнувшей в ее голове, словно надпись на неоновой вывески среди глубокой ночи на проселочной дороге: «ИДИ». И она пошла.
Осторожно ступая среди кабелей, хаотично разбросанных по полу, оглядываясь и пытаясь издавать как можно меньше шума, пусть даже во всей этой какофонии звуков и топот слона бы успешно сошел за шорох мышки по слышимости, девушка двинулась в выбранном направлении, с каждой секундой понимая, что это место очень напоминает ту лабораторию, где добрые дяди в белых халатах держали ее до того, как Букер не пришел и не надавал им всем по добрым врачебным физиономиям; а потом она превратила ту лабораторию в чисто поле, так может и... Тут ее взгляд уперся в маячащий впереди поворот, а повороты, как известно, ничего хорошего за собой никогда не несут, особенно узких коридорах. Особенно во время тревоги. Особенно когда вокруг полно проводов и ни одной живой души. Впрочем, выбора особого не было, а на выход надежда все еще робко теплилась в душе Элизабет, которой очень не хотелось тратить силы на очередной разрыв, тем более, что их еще на него надо было наскрести. Поэтому Лиз выученным еще по той же пресловутой Колумбии движением тихо выглянула из-за угла, чтобы оценить проблемность своего положения и угрожающую ей потенциальную, пусть пока еще и недоказанную, проблему.
Впрочем, за поворотом, как оказалось, лютой опасности не предвиделось, если, конечно, она не таилась в высокой мужской фигуре, которая, впрочем, излучала скорее апатичную обреченность, выражавшуюся в опущенных словно от безысходности плечах, что уже автоматом снижало процент опасности примерно пунктов на двадцать. Еще пятьдесят уничтожались полной обездвиженностью мужчины, который словно бы только и ждал, когда обещанный конец придет; оставшиеся тридцать приходились на висевшее у незнакомца на поясе оружие, и, в целом, служили основным катализатором, удерживающим Элизабет от необдуманных поступков.
Наученная горьким опытом, Лиз знала, что незнакомцы с собой ничего хорошего не несут, и оружие вкупе с тридцатью процентами паники подтверждали ее догадки, но... любопытство ее еще никто не отменял, особенно вкупе с надрывающей сиреной, что в результате вызвало у душевного равновесия девушки что-то вроде приступа истерики и непроизвольного желания узнать, куда ее занесло в этот раз. Поэтому, не размышляя, но проявляя известную только ей разновидность осторожности, которая никогда не бывает лишней при общении с вооруженным незнакомым человеком, юная искательница приключений на свою синюю юбку вывернула из-за угла и двинулась к фигуре, буквально затылком ощущая, что драгоценное время ускользает от нее все быстрее и быстрее. Нужно было действовать быстро, но тактично, а, главное, осторожно, дабы вдруг не получить летальную степень отравления какими-нибудь тяжелыми металлами.
- Простите, н... - продолжение фразы потону в новом взрыве сирены, которая, немного поревев, уступила место противному, словно бы неживому, голосу, который вкрадчиво, но настойчиво, произнес:
- Просьба весь персонал станции немедленно пройти к транспортным докам согласно плану эвакуации в случае активации протокола, - какого протокола — любезно не уточнялось, вероятно, все и так должны были знать, ну или просто шокировать нежную публику тут не очень любили. Собственно, любой здравомыслящий человек с каплей чувства самосохранения мог догадаться, что протокол, а если точнее, то его активация, скорее всего, ничего хорошего за собой не влечет. У Элизабет чувство самосохранения присутствовало, посему она, решив не тянуть кота за причинное место, сделала еще пару шагов вперед, прекрасно понимая, что первые ее слова, скорее всего, не слышали, а быть услышанной очень хотелось.
- Надо уходить отсюда, неужели Вы не понимаете?! - слова определенно должны были быть другими, что-то типа «Кто Вы и зачем Вам столько оружия?», но именно эти вырвались как-то помимо ее воли, словно исходили откуда-то из души, минуя обычно задействованный в подобной речевой операции мозг, который, впрочем, возражать особо не стал, отмечая логичность подобного заявления. Так что теперь оставалось надеяться, что незнакомец не решит, что она в свою очередь представляет угрозу. А еще пожалеть, что не прихватила с собой отцовский кольт.

Отредактировано Elizabeth Comstock (31-08-2013 20:43:07)