Я открыла глаза и сначала не могла понять, куда попала. Странное место, но в то же время до дрожи в позвоночнике знакомое. Пара секунд размышлений.... Ну разумеется! Чувствую, как губы растянулись в слабой улыбке, когда в голову стукнуло осознание собственной глупости. Место вокруг меня ― моя квартирка с крайне скудным запасом личных вещей, а говоря точнее, почти что их полным отсутствием, в которой я оказалась. Кстати, где мне ещё же быть? Я жила здесь, конечно, всего пару месяцев с тех пор, как через Мерка сменила место жительства, и это было единственное более-менее приличное жильё, которое я могла себе позволить, чтобы не сидеть на шее у координатора, и без того слишком доброго ко всем нам. Район, считающийся худшим в городе номер пять (ну разумеется, неужто стала бы я жить в «Новом Эдеме»? Да чисто из принципов так не унижусь перед этим-чёртовым-тоталитарным-государством!) верхний этаж, всего одна комната, совмещённая с кухней, чересчур тонкие стены, ломающаяся штукатурка и разводы от протёкшей воды на потолке. Зато относительно чистая вода ― уж всяко прозрачнее, чем раньше, и засорившаяся канализация уже давно успели стать для меня нормой жизни.

Сегодня с утра.... Ну, если честно, то это была скорее ночь, нежели нечто иное, ― часы большими красными цифрами на блестящем, как глянец, чёрном фоне молча показывали три ночи, но того, что у меня совсем скоро начинается «прогулка» в объект за субъектом, коим является вовсе не клиент, а какая-то архиважная хреновина, которую мне надо вытащить и передать Цел, предусмотреть нельзя было на такое-то времечко. Мерк.... Да уж, поднять меня так рано определённая не лучшая идея, но я сама же понимала, что чем раньше выйду, тем лучше же будет. Вчера пришла рано, а сегодня отрабатывала, к тому же, посылать кого-то ещё на подобного рода задание ― чистое самоубийство, как выразился координатор, и эта мысль придала мне сил. Выспаться-то я вполне себе успела, но жажду забраться под одеяло ещё никто не отменял, к сожалению. Что ж, в любом случае, и не такое проворачивали я и мои таланты, так что главное ― умудриться не спалиться на камеру или перед полусонными охранниками подозрительным шумом раньше времени, а всё остальное ― так, лишь ерунда.

Когда я отрываюсь головой от подушки и присаживаюсь на край кровати, задумчиво разглядываю грязно-серый потолок. Хотя, это он для кого-то там будет «грязным», а для меня ― родной. Почти что настоящий дом, как раньше, где жили мы с мамой, сестрой и отцом.... Но это было давно и сейчас не время тосковать, как бы ни утягивали воспоминания к себе. Наконец-то заставляю себя встать и отряхиваюсь, на ходу потягиваясь до приятного хруста, точно от прилипшей пыли, и обвожу мутным взглядом комнату, отчаянно зевая. Не споткнувшись о столь многофункциональный предмет мебели, как стулошкаф, не включая света, иду, никуда не врезаясь. И не только потому, что квартирка крайне небольшая (и этот факт почему-то меня радует неимоверно, хотя и бой здесь провести будет весьма затруднительно, да и выхода может быть всего два: окно и дверь), но и потому, что я просто привыкла ориентироваться именно здесь в любое время суток, даже в глубокой темноте, нарушаемой лишь проходящим сквозь окна поблёскиванием стёкол упирающихся в чёрные небеса небоскрёбов. По соседству с гигантами всегда, испокон веков, обитали крошечные существа. Когда я стою на крышах «Нового Эдема», глядя в родную сторону, вижу едва возвышающиеся здания. По крайней мере, здесь легче затеряться, нежели постоянно отражаясь и выделяясь на безукоризненно-белом, да и падать не всегда смертельно. Хоть я никогда и не падаю, почему-то постоянно думаю об этом в течение долгих семи минут скромного завтрака: чай, бутерброд и яблоко, которое я наскоро сгрызаю, едва ли не подавившись огрызком, легко заброшенным в мусорку.

Чтобы сбить сонливость окончательно, бреду умываться ледяной водой, и она тут же снимает всякую усталость и даже придаёт бодрости. Даже больше, чем обжёгший нёбо и заставивший подавиться чай. Моё утро не отличается от утра любого другого человека, за исключением того, что именно сегодня пришлось встать так рано. Почистив зубы и наскоро причесавшись, улыбаюсь своему отражению в грязноватом зеркале. Собственно говоря, мне искренне плевать, сколько на нём грязи (хорошо, что Кейт не видит!) и сколько грязи вокруг: мои скудные личные вещи всегда чисты, но вот почему-то обо всём остальном так не скажешь. Я тихонько смеюсь, понимая, что всё-таки, как ни брюзжи на вечную тему, а жизнь прекрасна, и вылетаю из ванной, на ходу хватая одежду и натягивая поверх нижнего белья привычные, сидящие лучше второй кожи, вещи: чёрную байку с белыми полосами, белые штаны с множеством карманов, в одном из которых как раз завалялся наушник, тут же включённый, как только был найден, и красные мокасины с гибкой подошвой.

Короткая тридцатиминутная разминка позволяет мне почувствовать своё тело: каждую мышцу, каждый сустав и каждый хрящ ― и разогнать по венам и артериям кровь. Я слышу, как пульсирует сердце, и ощущаю, как стекает капля пота по спине. Хрустит спина, когда я прогибаюсь в ней назад и встаю на руки. Шпагат ― и немного ноют мышцы ног, но не до боли. Молниеносная тренировка ударов: левой рукой, правой, обоими, ногой с разворота в шею и немного выше, в вымышленное лицо, подсечка на месте. Тело отклоняет в сторону от несуществующего удара, но я уже слышу свист пуль мимо лица, и вот невидимый враг получает пинок в спину и падает, а свинец бездумно впивается в потолок.

А теперь.... Пора на работу.

На душе даже стало как-то легче.

Выходить приходится так, как это делают самые обычные люди: в этом многоквартирном доме все ещё спят, а я уже вышла ― выбежала наперегонки ― на улицу под моросящий дождь, тут же натянув капюшон. Конечно, слабо защищает из-за материала, но всё же лучше, чем ничего. Хорошо, что догадалась прихватить!

В Городе Зеркал сегодня пасмурно ― настало время острого когнитивного диссонанса. Не спеша, стараясь глушить пульсирующий в висках адреналин словами Мерка о том, чтобы не вытворяла глупостей на сонные глаза, бреду по улицам, но человеком себя не чувствую, а лишь поглощаюсь чёрной агрессией и затаённым страхом. Мне хочется на свои родные, идеально изученные крыши, а не терзаться здесь, на земле, имея право лишь смотреть в небо. Здесь я чужая.... Нет, я просто никто, я признать. Но не подпрыгнуть никому с плоской крыши засорённой пятиэтажки на величественный и гордый небоскрёб, так что планировка Города Зеркал вынуждает меня скучно и монотонно топтать землю вместо того, чтобы лететь навстречу ветру. Капли падали и разбивались о землю; капли падали на мою одежду, уже порядком подмокшую. Надеюсь, Мерк даст хотя бы немного высохнуть, прежде чем бежать.... Я бы  с радостью сказала, что сейчас крайне опасно мчаться наравне с самим небом, но просто не думала о том, что могла бы поскользнуться.

Только потом я подумаю об этом, но будет слишком поздно.

Рядом лениво плывут замершие небоскрёбы, а вслед внимательно смотрят камеры. Вот бы узнали, была бы хотя бы погоня, я хотя бы размялась немного! Но нет. Сейчас я для них не более, чем какая-то там ненормальная полуночница.... Инакомыслящая разве что, но для этого прожорливого Города я всего лишь один человек, который, как считают они там, в Шарде, не может ничего. А зря, ведь я не одна. Изредка шум трущейся об асфальт резины заставляет немного напрячь слух, чтобы потом снова расслабиться и продолжить быть призраком на чужих улицах, которые лично мне даже никакие для Бегущих не улицы. Как, как вот это можно так резво называть вот этот недружелюбный асфальт «улицами»? Крыши зовут к себе, и я чертовски уже успела соскучиться, пока не подобралась к знакомому переулку, где ещё не успели заметить резкую смену угла обзора камер. Запрыгнув на мусорный бак, я хватаюсь за трубу и резво ползу вверх. Всё же, не всему быть небоскрёбом? Переместившись одним уверенным прыжком на пожарную лестницу, преспокойно пробираюсь вверх, перехватывая перила и напрочь игнорируя ступени лестницы.

Лишь оказавшись на плоской крыше и опасно проскользив немного вперёд подошвой, я включаю гарнитуру и вставляю её в ухо. Пара секунд помех, шипения в эфире, уже не заставляющих даже морщиться от неприятия звука, и слышу родной, знакомый голос координатора.

― Фейт на связи, ― бойко отзываюсь я в ответ на усталый зевок Мерка и короткое утреннее приветствие, ― и в полнейшей боевой готовности! Какие будут приказы? Поставить бомбу в Шард и всё там нахрен разгромить? Или пробраться в Архив? Готова выполнять!

Зуб даю, что он сейчас закатывает глаза, свидетельство чему, ― шумный, обречённый выход, а мне от этого только веселее. Оказывается, даже в три ночи можно найти что-то крайне здоровское! И имя этому «что-то» ― вселенский страдалец, координатор и лучший Бегущий Меркури. А если точнее, то лёгкое потралливание его.

Под моими ногами просыпался Город, но даже в такое время прохожих почти что не было: исключение составляли лишь те, кому на работу ехать в другой конец поглотившего многие километры Города. Отсюда мне видно часть потока: красные цвета кричат, я могу сориентироваться, прежде чем начать бежать. Мне не страшны никакие высоты, и я блаженно прикрываю глаза на этой мысли.

А знаете, отсюда видно возвышающийся над всем остальным, как король, ведь это, как-никак, не баран чихнул, а здание мэра, Шард. Стискиваю зубы в бессильной ярости, но молчу. Когда-нибудь, когда-нибудь настанет тот светлый момент, когда тоталитаризм падёт, когда восторжествует демократия, когда сбудется наша общая мечта ― наша немая, но известная всем цель! И я верю.... Нет, я уверена, я знаю, что так и будет.

«Вот тебе лишь бы что-то да сказать, ― на выражение личного мнения уходит совсем немного, а после он тут же становится серьёзным как никогда, ― итак, предлагаю тебе устроить для начала небольшую тренировку, чтобы размять мышцы после сна. Как смотришь на это?»
― В топку! Я разомнусь как раз тогда, когда буду бежать по нужному адресу. Сколько ориентировочно времени даёшь мне на всё про всё? ― хочется слушать родной голос, и по этой причине какие-то глупые вопросы получаются. Не знаю, зачем спрашиваю всё это: всё равно темп зависит исключительно от меня, и он всегда исключительный, если сравнить со всеми остальными.
«Фейт, возможно, стоит повременить», ― и я останавливаюсь, по инерции сделав ещё ровно два шага и подавившись воздухом. Подошвы снова опасно заскользили. Нельзя. Я прекрасно знаю, как важен этот заказ. Срочный.
― Это ты из-за дождя?
«Я не хочу потерять свою лучшую Бегущую».
― Верь мне: я справлюсь.

Моя ― и не только моя, а наша общая, единая ― жизнь такова, что я сама не заметила, как преследующие опасность, риск сорваться с головокружительной высоты или схлопотать нацеленную в спину полицейскую пулю стали меня столь неотъемлемой частью жизни, что не возникало мыслей о том, что можно уйти. Наоборот: крайне непонятно, как другие выживают в своём комфортном мире. Ритм сердца постоянный, как Поток: во всём теле, в душе.

Шаг, шаг, шаг, шаг ― ускорение.  Скорость, ритм сердца, адреналин ― не образ, а способ жизни. Моя суть, мой смысл и моя душа, и я мчусь за ними сквозь пролёты крыш, по красному непрерывному Потоку, вливаясь в него столь же легко, как обтекает ветер моё тело. Разбег, прыжок, полёт и перекат. Тут же встать на ноги и удариться ладонями о вентиляционный блок, забраться на него и прыгнуть тут же через другой и через другой, чтобы, подогнув ноги, перелететь через забор с колючей проволокой, не поранившись ничуть.

Отвлекаться во время раннинга нельзя ни на секунду. Я на скорости проскользила под серебристыми в утреннем сумраке трубами, перепрыгнула, подтянувшись через металлическую решётку. Как следует разогнавшись, ухватилась сначала за вентилятор, а потом и за уступ, легко запрыгнув на новую высоту. Небо над головой постепенно приобретало мягкие, утренние цвета, но дождя это не отменяло, и я убедилась в этом в тот момент, когда снова начала поскальзываться из-за накрапавшей воды. Улицы внизу оплетал туман.

― Красиво.
«Не отвлекайся».

И я вновь помчалась вперёд, то и дело перескакивая через многочисленные трубы или огибая стеклянные выпирающие «пирамиды», чьи холодные поверхности сжимают мои похолодевшие пальцы, или отталкиваясь от них для большей силы прыжка; проползая по ним, чтобы подниматься всё выше и выше и проходить всё дальше и дальше. Покорять первозданный страх смерти и высоты, неразрывно идущих рука об руку. Только вперёд — я не могла позволить себе останавливаться. Только вперёд — у меня нет права свернуть. Моя дорога между крышами, мои ступени на уступах.

Двигаться, касаться, прыгать, опираться, взаимодействовать. Окружающий мир вокруг активен, и надо использовать его возможности по максимуму. Главное — не останавливаться, не замирать. Движение. Крыши сливались в одну сплошную площадку: лишь знай себе, используй местность, работай с ней, думай наперёд, выискивая выгодный маршрут. Труба, парапет, лестница, планка: прыжок, бег по стене, мгновенный разворот на сто восемьдесят градусов, скольжение и кувырок. На лету я вижу, куда мне следовать, за чем бежать, и изредка Мерк вставлял свои комментарии, направляя меня. Нет смысла красоваться — это слишком замедляет, а перегруз декоративными элементами лучше оставить для цирка. Мои движения точные, отточенные, правильнее сказать. Подпрыгнуть, перевалиться, перехватить, подтянуться, кувыркнуться и снова бежать, сражаясь с бьющим в лицо ветром! Воздух на столь рискованной высоте необычайно чист и свеж, и я радостно вдыхаю его глубоко в лёгкие.

Адреналин разливался в крови, риск щекотал нервы, а постоянно опасно скользящие подошвы загоняли душу в пятки. Сломя голову бежать, цепляться за воздух и глядеть в небо; ладони перебирают сталь вентиляционных блоков, под стопами мокрый шершавый бетон, ноги и спина ноют после не слишком удачного, ровного прыжка. Мир качается перед глазами, когда я, раскинув руки в стороны и глядя только в сторону цели, бреду по теплопроводу над бездной, когда я раскачиваюсь на перекладине или многострадальных трубах. Мир вздрагивает вместе со мной и замирает, когда я прыгаю или когда смотрю в самый-самый низ, где едва различимы люди и пятна машин, но не вздрагиваю от страха — во мне кипит и бурлит адреналин, нет места ничему другому, местами даже здравому смыслу. У них другая реальность, я же живу только своей. Мерк просит не тормозить и поторопиться с заказом, а я тихо посмеиваюсь ему в ответ, хоть и понимаю, что у меня нет времени любоваться Городом, окрашенным в самые яркие цвета.

Внизу всё идёт своим ходом: едут машины, идут люди, следят камеры. Там своя серая и однообразная жизнь, постоянная и неизменная, вставшая намертво и не развивающаяся. Люди внизу живут обеспечено и счастливо, они уверенны в завтрашнем дне, уверенны, что и завтра будут дом, машина, оплачиваемая работа, семья и горячий ужин, поджидающий в квартире. И чем они платят? Нет, я не про налоги. Я про их же свободу. Они отдали всю её в обмен на комфортную, обеспеченную и долгую жизнь, почти что целиком лишённую всякой преступности.

Мы же, Бегущие, можем быть уверены лишь в одном: новый день принесёт нам не толкьо новые синяки, ссадины и сбившиеся напрочь дыхание и ритм сердца, но и свободу, и полёт, и прыжок, и ощущение себя птицей, и бьющий в лицо воздух, и опасность, и риск, и адреналин, и заказ, и бег, и, возможно, свист пуль совсем рядом с виском или с драгоценными ногами. Вот это я понимаю — свобода. Наша стихия — сверкающие на солнце небоскрёбы, куда совсем редко забредает кто-то, кроме нас. Свободны от камер, рутины и будней и счастливы, как никто в этом Городе. Я слышу, как бьётся ткань оранжево-белых флагштоков, прилипая, о металлическую вертикальную стойку. Они как бы смотрят мне вслед, а я промчусь мимо, даже не повернув голову.

Снова виден край. Снова разбег. Снова прыжок. Снова полёт и удачный кувырок на брезент.

Всё произошло слишком неожиданно. Сбоку раздался гул, а в гарнитуре — мат Мерка.

«Вертушка! Беги!»

Только этого не хватало! Я что есть сил рванула вперёд, а сзади уже доносились угрозы и приказы остановиться. Я же, как истинная Бегущая, на них упорно не реагировала, просто-напросто проигнорировав. Ещё чего, сдаться? А ничего не треснет и не слипнется, м-м?

Они что-то там орут в микрофоны ― и за мной тут же свистят свинцовые пули, вбивающиеся в бетон крыши.

«Дуй в здание справа: так сможешь сбросить их с хвоста».

По правую руку высилась названная зеркальная высотка. К сожалению, она была преступно выше моего нынешнего пристанища, так что существовал лишь один-единственный способ в неё попасть: не добежав до края впереди, я скриплю подошвами, резко разворачиваясь, и тут же пулей сигаю вперёд, разбегаюсь и отталкиваюсь от края....

Навстречу мне летит вовсе не ветер, а некая девушка, Бегущая ― это очевидно в той же степени, сколь очевидно, что она всё-таки такой же смертный человек. Горящие неистовым огнём свободы глаза, красная перчатка, красные кроссовки, виднеющаяся под оранжевой толстовкой чёрная майка, белые штаны и болтающаяся по ветру жёлтая сумка за спиной. Мы, как в замедленной съёмке, неумолимо приближались друг к другу, и через полмига я уже могу различить татуировку под глазом, представляющую собой два острых хвоста. Мы встретились пылающими взглядами всего на короткий миг, мы уже совсем-совсем близко, мы одновременно прикрываем лицо руками....

Удар, оглушительный треск, по рукавам летят холодные острые осколки. Открываю глаза, приземляюсь на пол, ударяясь ступнями и ладонями, но страшно не это. Я умудрилась немного порезаться. Впрочем, то не смертельно, так что я тут же забываю об этом: под десятками перепуганных взглядов, в центре внимания, как говорится, и не такое забудешь. Типичный офис, типичные люди-планктон. И тут я, вся такая из себя.... Даже смешно стало, право дело.

В чувство привёл разгневанный Мерк на том конце гарнитуры. Тут же вскакивая на ноги, точно подстёгнутая его гневом, и бегу сквозь взгляды, среди которых мелькнул как минимум один тяжёлый-завистливый, в коридор, а из него ― в противоположную комнату в такт неистово колотящемуся сердцу. Тот небольшой привал дал немного сил, но их почти тут же не стало. Выбиваю собой стекло окна и лечу вперёд, приземляюсь на крышу-выход, перекатившись. Тело отозвалось болью в спине, но это не страшно.

«Вертушка ищет тебя. Беги, пока не поздно».

И я помчалась вперёд, вроде как перпендикулярно к чернооконному зданию, скользя подошвами, уж слишком смоченными водой, и прыгнула на следующую крышу, но неожиданно спряталась, замерев, за тяжёлым вентиляционным блоком, напрочь растеряв всякую сторону. Главное, чтобы сейчас снова не заметили: чувство, когда прямо за твоими шагами следуют крупнокалиберные пули, я вам, знаете ли, скажу, как-то не особо радует и вдохновляет. И сейчас, мои руки дрожат. А если по секрету, то я вся дрожала, продрогшая, и обхватила себя руками, тут же начав растирать онемевшие конечности. Когда отступает адреналин, приливом прибывает страх. Безграничный, животный, первобытный. От него не избавиться, даже если сам себе признаешься, что просто тупо боишься.

«Ты молодец, Фейт. Они уходят. Цель прямо перед тобой!»

Только эта короткая фраза координатора заставляет меня встать с мокрой плоской крыши и по-собачьи отряхнуться. Недоверчиво выглядываю из-за стенки своего укрытия и едва сдерживаю радостный возглас: вертушка исчезала в небе! Это придали сил, и я тут же вскарабкалась на укрытие, переставшее таковым быть, и перепрыгнуть на крышу, побежав по ней вперёд. Миг, прыжок через бездну — приземление на вентилятор и короткий проход по трубе; спуститься вниз, помчаться к забору....

Высокое напряжение. Хмыкнув, сворачиваю вправо и смахиваю с лица капли дождя. Ступеньки, закрытая белая дверь, но не одна мне нужна, не проход в здание, а прыжок на мини-крышу над ним. Лёгкая пробежка, прыжок, вцепиться в перекладину под вентиляцией, выходящей наружу, и, немного раскачавшись, прыгнуть на пол, сделав перекат через правое плечо.

Вверх! И вот, отсюда мне видно цель. Максимально возможный разгон....

Передо мной, метрах в пяти, зияет пустота. Улица. Пропасть.

Вдох-выдох.... Вдох.... И выдох.

Всё начинается с маленького и порой неуверенного шага. За ним следуют второй и третий, а за этими двумя — по-человечески медленный разгон, неровно переходящий в бег в такт глубоко вдыхаемому высокому воздуху. Быстрее.... Быстрее.... Быстрее! Ветер бьёт в лицо, слезятся глаза, но во время прыжка, когда я, оттолкнувшись от последней опоры, я прыгаю через пропасть.

Прыгни — и внутри всё замрёт, и покажется, будто целый мир замер вместе с тобой. Дыхание перехватит, а сердцебиение замедлится, но внутри всё будет кипеть и бурлить от волны адреналина. Всего на несколько коротких секунд, но оно того стоит — весь риск оправдан этим ощущением прыжка, ради которого можно рискнуть и собственной жизнью. Всё познаётся в сравнении: я лучше отдам себя, чем проживу долгую жизнь без поджигающего кровь адреналина и взрывающего сознания непередаваемого ощущения полёта. Я как птица. Нет. Я и есть птица.

Я чувствую полёт. Я чувствую, как сбивается чётко отлаженный ритм сердца, как срывается дыхание. Я чувствую кокон, объятия ледяных, но по-своему тёплых потоков ветров вокруг себя.

Один миг.

Успеть бы в случае чего вцепиться мёртвой хваткой самыми кончиками пальцев за уступ. В край перед слишком близким падением. От этой тёмной мысли становится по-настоящему холодно. Как странно: всего лишь миг полёта, но в голове проносится целый табун ощущений и мыслей о высоком. Или низком — как асфальт далеко подо мной.

Я едва раскрываю пересохшие губы, чтобы глотнуть воздуха.

Вот он, решающий миг. Миг, когда даже ветер стих.

Где-то подо мной, далеко-далеко внизу, едут бесконечные потоки автомобилей и плывут своей скучной жизнью люди, а я лечу над ними, ничего не знающими, счастливо улыбаясь миру, ждущему лишь чёткости и точности движений, ведь один неточный шаг — и всё, останешься на асфальте, окрасившимся в багровый от крови и растекающихся внутренностей. Как будто раздавили комара....

И я приземляюсь и выполняю непринуждённый ролл, сохраняя прежнюю скорость. Судя по всему, я на каком-то левом балконе для курения: небольшие скамейки и характерные урны, снова растения в клумбах по самым краям и красная дверь, которую я тут же выбиваю, оказываясь внутри. Что ж, здесь хотя бы немного теплее!

«Этаж сорок первый, офис сто пятьдесят седьмой. Лифт тебе в помощь».

Продолжаю мчаться и почти тут же, следуя чёрному коридору, сворачиваю налево. Легко нажимаю кнопку вызова лифта и, забежав внутрь, еду вверх, на названный Мерком этаж. Взбудораженное состояние явно не способствует адекватному мышлению, и мне хочется поскорее выбраться из этой черепашьей коробки как можно быстрее, но она, как назло, и не собирается торопиться, неторопливо ползя по шахте.

Полминуты, минута....

Двери лифта миролюбиво раскрываются, определённо не желая быть выбитыми, и я попадаю на этаж с привычными ядовито-зелёными стенами. Какая безвкусица! Правда, как-то привыкаешь, когда едва ли не всё вокруг в таких тонах. Стараясь перемещаться крайне бесшумно, я крадусь мимо закрытых дверей, пока не оказываюсь у единственной открытой. Это придало уверенности, и моё тельце тут же шмыгает внутрь, а пальцы ложатся на дверную ручку.

― Ну и где посылка?
«В сейфе перед тобой. Он должен быть открыт».

И действительно: уверенно дёрнув за ручку, я поблагодарила небо за то, что в кои-то веки не оказалось подставы и что я не взорвалась, едва коснувшись холодного металла. Внутри «чёрного ящика» лежало что-то круглое, развёрнутое в плотную ткань, но всё равно сверкавшее, как само солнце. Не к добру это, но ладно, опустим этот факт, однако не полюбопытствовать мне не хватило совсем чуть-чуть сил.

― Что это? Сверкает, как бриллиант. Только больно крупный и не такой формы, ― а если честно, то бриллианты я видела разве что в учебнике химии, когда ещё училась в школе, но так и не доучилась до конца. Состоит вроде как из углерода и ещё какой-то химической фигни из таблицы, по сути своей является вообще графитом. Забавно: что-то из этого невообразимо желанное и крайне дорогое, а второе ― обыденность. Вот, к примеру, на столе за мной целая стопка карандашей с этим самым графитом! Неведомая фигня уверенно ложится в сумку, и сумка тут же закрывается. Странно, но меня не покидало необычное ощущение, точно излучаемое этой штуковиной.... Не радиоактивна ли она, случайно? Эдакая изощрённая подстава ради мучительной смерти Бегущего от лучевой болезни.
«Понятия не имею, и нас это не касается. На выход!»
― Иду-иду, ― ворчу я, неторопливо покидая один из офисов крупного бизнес-центра.... И тут же сталкиваюсь с подарочком. Спалили, падлы!
«Копы!»
― Да вижу я, вижу! Вот чёрт! ― кричу я, злая, как сто китайцев, оставленных без риса. Почему всегда, всю жизнь они так не вовремя?!
«Живо вверх! В финансовом отделе должен быть выход. Беги!»

Да бегу я, бегу! Разогнавшись как следует под аккомпанемент свинца, запущенного вслед, мчусь по «этажу в этаже» и перемахиваю лестницу, перехватив перила. Нет времени спускаться, нет времени тормозить: подо мной разлетается вдребезги хрупкое стекло, и чудом каким-то осколки, созданные усилиями пуль, не впиваются в меня. Резко свернув влево и подтянувшись на выступе, добегаю до стены и разворачиваюсь на девяносто градусов. Есть! Вот она, родная вентиляция! Спустившись на подвесную клумбочку с травой, так удобно расположившуюся здесь, подпрыгиваю, отталкиваясь от земли, и хватаюсь пальцами за уступ, тут же подтягиваясь.

Я снова заключена в металлическом гробу. Какое милое сравнение! Не забочусь о шуме ничуть: уже заметили, так что смысла красться аки пробежавшая мимо здоровая крыса не вижу ровным счётом никакого. Выбравшись из труб, оказываюсь в привычном подсобном помещении с синими трубами на стенам и невесело усмехаюсь, продолжая неравноускоренное движение вперёд.

Удар ногой ― и короткий «левый» передо мной коридор, окрашенный в ядовито-зелёный и ослепительно-белый цвет, заканчивается слишком быстро. Плюс: не надо привыкать к темноте. Конец ― передо мной ещё одна дверь, тут же выбитая ногой. Она открывает мне головокружительный прояснившийся мир безукоризненно белоснежных небоскрёбов, упирающихся всё в так и не яснеющие небеса, и корпораций, зеркал и отражений, бликов и единственно верных, выделенных на фоне всего этого красных потоков-путей.

Я не вижу цветов, которые видят люди: лишь красный и белый, больше для меня ничего не существует. Вперёд ― в объятия потока, манящего на свои красные цвета. Я вижу только их, и больше ничего. Вперёд! От копов, прочно севших на хвост, от этой реальности в её отражение.

Я вижу конец крыши. Край. И бегу к нему.

Солнце преломляется в зеркалах, но я не вижу его, а лишь Путь. Поток. И дверь, конец пятого отрезка пути, чувствуется где-то там, вдалеке, но я-то знаю, что она точно там, даже пока не могу разглядеть как следует, полагаясь лишь на тело и координатора. Я разгоняюсь и только сейчас понимаю, что мне некуда лететь. На этой веранде, открытом балконе с тёмно-зелёными растениями.... Это мой тупик. Мне не допрыгнуть. Подошвы скользят, но я как назло сохраняю идеальное равновесие, прочно вцепившись в его замёрзшими пальцами.

«Фейт!»

Кажется, Мерк всё понял. Прости меня, Мерк! Надеюсь, я негромко кричала.

Будь ты проклята, чёртовая инерция, мне не нужно сохранять скорость! Два шага, ровно два шага.... Этого преступно много, это моя личная катастрофа: руки не помогают сохранить равновесие, мир дёргается, когда пуля пробивает бок, и я падаю вниз, так и не успев прыгнуть и уж тем более долететь, схватиться и выжить.
Ещё немного ― и я на земле.
Ещё немного ― и моя смерть.
Я лечу прямо в равнодушные объятия асфальта и не чувствую слёз, лишь недоумение, и глохну от криков Мерка. Он ещё хочет что-то сделать, ещё верит, ― верит! ― что есть выход, и не желает признавать, что я вот-вот умру, его Бегущая. Я хочу лишь перестать задыхаться, и это до сих пор не слёзы. Странно. Непривычно. Я абсолютно свободна и почти что абсолютно мертва. Это связано. Ещё чуть-чуть....
Что ж, мои последние секунды. Я открываю сумку: мне интересно, ради чего я умру.
Ярко-золотая вспышка ослепляет.
А мир ― перевернулся, перестраиваясь.
Страшное чувство: я исчезла и исчез асфальт перед лицом в последний миг.

***

Солнце слепило глаза сквозь плотно сомкнутые веки. Как странно: оно светило прямо и не преломлялось.... С затаённым страхом я открываю сначала один глаз, затем второй и медленно охуеваю от увиденного.

― А это что за поебень?

Драгоценные секунды потеряны на привыкание к солнцу, гудению в голове и общему идиотскому положению вкупе с собственным же недоумением. Знатно же я приложилась! И что это за ебанись сова? Я же только что была в абсолютно ином месте! На глаза из-за пыли наворачиваются слёзы. Ну, мне хочется верить, что это от попавшей в них пыли, а не иного. Дома.... Они другие. Старые. Непонятные. Вычурной архитектуры. «А по этим зданиям будет удобно лазать!» ― типичная мысль любого уважающего себя Бегущего, и я даже не отдёргиваю себя, не понимая, что грозит на самом деле.

Секунда ― её хватает, чтобы сориентироваться и потупиться почему-то от чужих обалдевших взглядов. Я что, на местной городской площади, судя по количеству народа? Ну охуеть теперь. Подпрыгиваю, когда осознаю, что рухнула на какого-то чувака  в капюшоне. Извинившись перед ним, слышу крики на непонятном иностранном языке, а сама отвечаю на, казалось бы, общеизвестном английском. Твою мать! Где я? Это ад или кома?!

― Strega!
― Ну конечно, блять, я поняла вас, люди!

Сталкиваюсь лицом к лицу с закованным в броню мужиком. И как он там не сварился, а, скажите мне, люди добрые? Кажется, он охуел не меньше моего. С пониманием мы с этим ходящим куском стали смотрим друг на друга, после чего его меч бьёт совсем рядом, а я едва успеваю пригнуться, зашипев от боли в боку, и подкашиваю эту груду ногой. Больно, однако, напороться ногой на толстенный металл! Не хотите по-хорошему? Что ж, будет по-плохому.

Свист, пригнуться, увернуться и ударить, выбивая оружие. Хватают сзади за руки и хотят заставить поцеловать пыльную землю, но получается  змеёй извернуться и отправить в свободный полёт, навстречу к другому такому же мужику.

Ну что ж, уже прогресс. Зато не поебень! Вот только мой мозг напрочь отказывается осознавать ситуацию. Наверное, именно поэтому я до сих пор позорно не грохнулась в обморок, стойко терпя боль, но с каждым невольным ударом становилось всё больнее и больнее. Это не смешно! Этих вооружённых чуваков (и это оружие мне определённо не нравится, скажу я вам честно и откровенно!) становилось всё больше и больше. Откуда, гады, повыползали? Что не сиделось в своих норах?

Но ещё больше мне не нравится, что у меня, кажется, дыра в боку.