«Давай, поддайся тёмной стороне своей души. Окажи мне услугу: покажи же мне, на что я должен давить. Покажи мне размах своих гордыни и жестокости. Покажи мне свою истинную душу, покажи мне свои помысли, как показал лицо. Ну же, Лесной Король, дай мне узнать, как тобой манипулировать. Сорвись на мне, покажи себя настоящего. Я чувствую всё, что чувствуешь ты», — мысленно он смеётся, когда Транидул горячо дышит ему в губы. Стоит только податься чуть вперёд — и можно коснуться, но Саурон никуда не торопился; слишком близко. У него более чем вечность в запасе; эльф может хвастаться своим долголетьем сколь угодно, но его фэа вполне себе хорошо отделяется от хроа безвозвратно — у Гортхаура богатый опыт расчленения эльдар и отрывания им голов. Взять хотя бы того же Келебримбора.
Саурон бы смеялся, но пока лишь панически думал, наиграть ему боль или нет, ибо единственный, кто когда-либо смог её причинить — это Мелькор. И всё. Даже разодравший горло Хуан и близко не был к понятию «чувствительно», ибо всё познаётся в сравнении, а потому, когда Лесной Король, до того пристально глядя в полыхающие похотью и гневом глаза, грубо разворачивает лицом к стене и прижимает лицо к камню, чьего холода Саурон уже не замечает, Тёмный майа только думал, как реагировать на определённо предстоящую пытку. Доставить удовольствие эгу Короля или показать ему, насколько неприступна крепость? Этот тяжкий выбор между собой и своими Целями порой просто невыносим.
— Раз и навсегда: я не извиняюсь, — так и душит насмешка, и выплёскивается в речь.
По одежде скользнуло лезвие, разорвав её, — лёгкое прикосновение стали майа всё же ощутил, но не предал тому значения. Неужто эльф ожидает, что Саурон под пытками начнёт кричать правдиво? О, никогда. Даже Мелькор не всегда мог того добиться; если дух желал что-то скрыть, то он это скрывал так мастерски, что не открывал никто. Лишь чужие, попавшие вне контроля, действа могли случайно разорвать запутанную паутину его лжи — более ничто.
Все шрамы, которые по некоторым причинам никогда не мог скрыть даже мороком, забрал себе Гортхаур, попадавший не раз под немилость и дурное расположение духа из-за его и своих громких провалов Господина. История долгая и весьма богатая на воображение одного вала, но об этом он вспомнит когда-нибудь потом; не тогда, когда будет стоять тяжёлый выбор, требующий быстрого решения.
Но Тёмный майа паникует, даже ощущая, как разрастается прекрасная тьма в душе эльфийского короля, как медленно и верно он опутывал синда своей личной тьмой. Что делать? Показать боль или не унижаться и таким образом попытаться вынудить Трандуила разозлиться ещё больше, а после уже — раскрыть ещё больше гнева и ненависти? Ничто из тёмных чувств не проходит бесследно, не исчезает. Чем сильнее, тем дольше не забываются; значит, стоит рискнуть всем ради призрачной надежды?
— Ну рискни, Лесной Король, убить меня. Заставь меня кричать. Право дело, даже интересно стало, как ты собираешься это делать! — буквально выплёвывает Саурон. Кажется, в руке у Лесного Короля плеть? Времени на решение почти не оставалось никакого. Соображай быстрее! «Унизить себя ради возрастания его гордыни или рискнуть попробовать раззадорить ещё больше?» Сомнения никак не желали отпускать, а сам он точно панически вцепился в них, страшась совершить очередную ошибку. Голова пульсировала болью мысли о предстоящем решении; ему не был знаком страх провала, ибо всегда он знал лишь страх наказания рукой своего Господина и Бога.
Свистит резко рассекаемый воздух — хлыст опускается на кожу, но Саурону совсем не больно, ибо всё познаётся в сравнении, ибо он уже привычен к насилию над собой, ибо то уже как нечто само собой разумеющееся; кожа даже не горит той адской болью, заставляющей кричать, которой болела под рукой Мелькора, рассекавшего одним ударом плоть до мяса, а вторым — до кости. Взмах — и удар ниже; кожа на миг полыхнула огнём, как после пощёчины. Судя по ощущениям, явно потекла кровь, но её не много, и то не страшно. Он не умрёт, ибо в любой момент может восстановить себя. «Может, воспользоваться?» — с другой стороны, если он потратит силы на мелкие раны, то может таковых после не оказаться, когда его начнут драть плетью до мяса. Не рисковать силами или поставить под угрозу всё ради короткого момента возвышения ярости?
Не больно совсем — в этом Тёмный майа упрям и непреклонен; он лишь хрипло смеётся в ответ:
— И это всё? Ты мыслил заставить меня кричать под плетью? Ты ничего не знаешь о боли, Лесной Король!
Не рискнуть или подставить под угрозу? В первым выбором он уже рискнул, а потому всё же оставит силы на теоретически возможное последующее исцеление более тяжёлых ран. «Не траться на мелочь», — убеждает себя он и прикрывает глаза, готовый уже, кажется, ко всему. В голове вновь всплывают образы того, как его терзал Мелькор, как резал на части и ломал все кости, как он лоскут за лоскутом снимал кожу осторожно и даже бережно, как силился не выколоть глаза в своём презрении, как вторгался в тело верного слуги, терпящего всё. Точнее, терпящего, но с дерущими горло воплями, разрывавшими мёртвую, затхлую тишину тронного зала Утумно.
По крайней мере, ничего хуже не случится, а память майа столь велика, что не забывается ничего, даже самые мелкие ощущения. С упорством маньяка он воспроизводил всю пережитую боль и едва ли не рассмеялся снова — из горла вырвался лишь хриплый насмешливый смешок, но того должно было быть более, чем предостаточно, чтобы раззадорить синда, чтобы его обуяли самые тёмные эмоции, чтобы он свершил то, что не свершил бы никогда, не попав под незаметное до поры до времени, тонкое влияние Некроманта.
«Ну же, покажи мне всю Тьму своей души, Лесной Король. Дай мне тобой манипулировать так, что сам ты этого не заметишь. Покажись мне, Лесной Король, и я подчиню тебя себе, а ты этого не поймёшь до самого конца. Поддайся самому себе, ибо я вижу, что ты того хочешь», — личное унижение стоило бы того, но Саурон избрал иной путь достижения Цели. И, поверьте: своего он добьётся, покуда в его руках есть ещё кое-что. Не только сыном, не только азартом можно пытать Короля — судя по его виду, кое-кто очень падок на драгоценности, но то пока лишь предстояло проверить, прежде чем предлагать ему то, от чего тот не сможет отказаться. Немногим больше, чем Кольца, коими Аннатар одарил людей и гномов и кои некогда выковал для эльфов Келебримбор. Кое-что Саурон слышал о натянутых отношениях эльфов Лихолесья и гномов Эребора и сделал свои выводы, но торопиться не стоило. Сначала ненависть, гнев и ярость, а только потом уже Тёмный майа надавит на гордыню, алчность и жажду власти.
Что-то подсказывало, что Некроманта никто не поторопится выдавать как возможного Саурона. Зачем? Он чувствовал то, что накрывало Лесного Короля с головой.
Слишком путано для фиримар, но слишком ясно для майар.
Саурон уже просто отлично, слишком хорошо знал, что ему делать и как действовать, дабы добиться своего.
