Этот мир такой странный. Такой болезненно суетливый.
Король Пауков крутил между пальцами гильотину для сигар. Вроде бы уже столько миров промелькало перед его глазами, столько чудес и нелепостей он повидал, а все-равно удивляется. Хотя, с другой стороны, он жив пока удивляется. Тем более, почему бы не по удивляться, когда рассветы можно встречать среди космических кораблей, разделять закаты с самыми удивительными существами на вершинах гигантских грибов, а тихими осенними вечерами растекаться по переулочкам Бруклина.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Мог Король Пауков вообразить что его жизнь выйдет за пределы ледяной короны? Конечно нет.
Стоило всего-лишь умереть.
Перестав терзать себя размышлениями, Ануб’арак вытащил из внутреннего кармана плаща портсигар. Это был именно Бруклин, именно тихий осенний вечер, и немного набравший в апатичности паук как раз собирался растечься в урабинстическом пейзаже. Незаметно, на цыпочках подбиралась ночь, и сумрачные пейзажи с каждой секундой наливались чернилами. Идеальная погода для сигары и чашечки депрессо: воздух так и просил разбавить себя едким сигаретным дымом. Уличный ветерок на цыпочках пробегался по тротуару, запутывая в танце опавшие листья. Квадратные морды домов взирали на одинокую фигуру короля предателя. Сердитые морды машин попрятались по своим норам и асфальт дорог был безмятежен.
Тишь да гладь. Услада. Было это вызвано полным отсутствием народу или тем что королевская натура начала размякать Ануб’арак не знал, да и не парил свою жучиную голову на этот счет.
Благородно щелкнула гильотинка и пепельная голова недокуренной сигары разбила себя об асфальт как черный снежный ком. Забывая о том что его королевство  - один большой могильник за тридевять земель от сюда, ему нравилось окружать свою особу королевскими атрибутами, такими как серебряный портсигар и гильотинка. Жажда собственного превосходства проявлялась у него во всем и порой достигала таких простых мелочей, что он сам для себя мотивировал «для королей не бывает мелочей».
Аристократично чирикнула тяжелая зажигалка, облизывая черты лица желтым светом и разбегаясь золотой гирляндой бликов в его глазах. Огонек зажигалки отчаянно пытался походить на свет фонарей, но тщетно.
Благородный Partagas Havanna Cuba Delux зыркнул на мир красным угольком и задымил. Ануб’арак убрал зажигалку в карман, и крепко затянувшись, растекался в пространстве. Он раскатал серый дым во рту и выпустил на свободу, наслаждаясь. Он курил не только потому что ему нравился вкус дыма, хотя это несомненно было так, он курил чтобы хоть чуть-чуть притупить горький привкус собственного яда, бродивший внутри. Нейротоксин, так долго бродивший в его теле порой прожигал его насквозь, доставляя нестерпимую боль, и если бы паук не нашел панацею в виде «глотания дыма», то его путешествия были бы еще более угрюмы, чем обычно.
Затянувшись еще раз, он блаженно выпустил дым, чувствуя как горечь поражений и кислота собственной отравы покидает его тело.
Улицы доносили приближающейся цокот копыт.
Цок-цок-цок-цок, лошадка шла в четыре такта. Значит это не рыцари и не всадники апокалипсиса неслись по его душу, а кто-то  выгуливает своего парнокопытного друга.
Ануб’арак не испытывал к лошадям особой любви(как в общем ко всему что не курилось), но и бояться их не видел смысла.
Он обернулся на звук, не напрягая зрение, и встретился глазами с девушкой, ведущей коня.

Отредактировано Anub'arak (18-01-2014 17:52:44)

Он смотрел на неё сквозь тяжелый клубок дыма.
И чем ближе она подходила, тем заинтересованный становился взгляд. Он изучал её, ничуть этого не скрывая и, кажется, получая от этого определенное удовольствие.
Было видно, что день у девушки не задался. В Бруклине вообще редко появлялись те, у кого день удавался – за это Ануб’арак и любил это место.
Вся она шла шумным облаком, взбаломошенной волной, от чего казалось что она разрезает застывшую атмосферу этого района, как ледокол прорубает ледник. И дело не в том что конь храпел как шериф полиции, вовсе нет. Просто жизнь, плещущаяся внутри это девушки, выливалась через край, била ключом и, преимущественно, по голове.
Она была очень шумной, и улицам это не нравилось. Злобно уставились на неё дома, скривя в неодобрении брови-крыши. Недовольно покачивали головами фонари.
И Ануб’арак, уже расплывшийся по этим улицам и слившийся с её тенями, невольно заразился этой не одобрительностью, хоть и с таким откровенным любопытством рассматривал её.
И вот весь он так стоял – угрюмый исполин, грубый элемент пейзажа, мерно отмеряя каждый девичий и лошадиный шаг заинтересованным взглядом. Дым окружал его призрачной вуалью.
Пришла она громко, и говорила она тоже громко. Словно ударившись о всю угрюмость его облика, она слегка запнулась, на секунду выронив свой вопрос из головы.
- Эммм... извините!
Ануб-арак прищурился и приветственно кивнул, будто говоря «ну конечно же я вас извиняю». Причем явно волнующийся девичий спутник как-то выпал из поля зрения нерубиана.
Она говорила очень забавно, забивая совершенно элементарный вопрос кучей ненужных слов. Ануб’арак улыбнулся, выпуская тугую струю дыма, и уже разомкнул губы чтобы ответить что, пусть часов у него при себе и нет, но он точно знает что время сейчас неуклонно тянется к восьми, и сейчас если не без двадцати, то без пятнадцати уж точно. Вот уже повернулся язык чтобы произнести первый звук, как вдруг.
Конь вырвал поводья и какой-то безумный огонек мелькнул в его глазах. Ануб’араку было знакомо это пламя – это страх. Чистый, звериный страх. И прежде чем паук сообразил от чего, конь уже встал на дыбы.
По улице непростительно громко пронеслось лошадиное ржание – вопль испуганный и отчаянный.
Вместе с конем воскликнул и Король Пауков, совершив совершенно не королевский проступок.
За времена спокойствия и мира он размяк. Слишком долго был в безопасности, слишком расслабился, не подумал что конь может учуять его настоящий запах и раскусить маскировку.
И тело среагировало быстрее разума, совершив абсолютно верное, в любой другой ситуации, действие.
Мужчина коротко вскрикнул, мгновенно отпрянув от коня, за одно короткое и резкое движение преобразившись до неузнаваемости.
Квадратный подбородок раздробился на десяток мелких жвал, по всему телу проявились стыки хитиновых пластин, по всему телу проявились шипы, удлинились конечности. Весь облик его, из угрюмого и стройного мгновенно превратился в хищный и опасный. Уже не человек, уже нечто больше смахивающее на гротескную гравюру из черно-белого комикса выгнулось перед девушкой и конем. Король Пауков был мгновенно готов сражаться и убивать
Все это произошло меньше чем за долю секунды.
И совершенно машинально, рефлекторно, на одном защитном инстинкте, Ануб’арак плюнул.
Тугая струя черно-синего яда вырвалась из паучьей пасти прямо в раскрытую лошадиную грудь.
Ануб’арак слишком поздно понял, что только что плюнул в ничем неповинную лошадь самым опасным в мире нейротоксином.

Отредактировано Anub'arak (18-01-2014 21:20:04)

Это было слишком глупо. Это было слишком неправильно, это было просто-напросто нелепо.
Все смешалось в кучу: густая чернильная ночь, пыльная улица, пахнущая жизнью девочка, храпящий конь и король пауков, выкидывающий совершенно не королевские финты.
Не понимаю, как такое могло случиться.
И глазами полными полнейшего, неподдельного непонимания он провожал полет выплюнутого нейротоксина. Все происходило как будто в замедленно съемке, будто кто-то держащий в руках пульт от времени, выкрутил бегунок «скорость» максимально влево.
Вот огромная скотина, вертя в разные стороны выпученными, налитыми кровью глазами, ржет и брыкается, брызжа в разные стороны белой пеной. Вот девчонка, чьй зрачки пульсируют разгоняя по телу страх, что-то кричит.
А вот нейротоксин бьет ей в спину.
Зрачок Ануб’арака дернулся, как масло на раскаленной сковороде и паук издал долгий, резкий стрекочущий звук похожий на треск трещотки – это Король Пауков выругался самыми грязными ругательствами, которые только знал на своем языке, облив ненавистью и этот сраный город, и и дубоголовую девчонку и бесноватую скотину вплоть до двенадцатого колена и вообще существа коней придумавшего. Сказать что Ануб’арак был зол – ничего не сказать. Он был в триждыблядской ярости. И чем глубже впитывался нейротоксин в кровь не назвавшей себя девочки, тем злее и злее становился паук. Лед его глаз обострился тысячью льдинок на весь мир.
Ануб’арак выпрямился, мгновенно вернув себе человеческий облик. Одним движением вновь собрал свое тело в человеческую скорлупу, вот только обычное выражение холодной заинтересованности он опять на себя повесить не смог. Приятные черты его лица скривил гнев, раскаленным металлом прошедшийся по его лику.
Как бы ужасно не звучало непереводимое ругательство в адрес напавших на него существ, Ануб’арак злился только на себя. Злился на то что размяк, чувствовал себя в безопасности и позволил – подумать только – коню, безмозглой скотине застать себя врасплох. И теперь, от его ошибки, ошибке непозволительной королю, кто-то вот вот превратиться в безжизненное месиво.
Ануб’арак смотрел злыми глазами на осевшую на холодный асфальт девчонку. Она лепетала и лепетала, не в силах угомониться. Это было забавно, учитывая что паралич уже сдавливал удавку на её шее, и вот вот доберется до мозга.
Он смотрел на лицо, на её живое лицо, наблюдая последние мгновения её жизни. Как иронично. Столь шумная, столь горящая, столь живая – и столь хрупкая. Так легко оказалось заткнуть этот фонтан жизни. Просто подуй – и яркий костер её жизни тут же погаснет.
Просто ошибись, не досмотри, не додумай – и она уже пыль на ветру.
Ануб’арак опустился на одно колено, поднимая с грязного асфальта выпавшую сигару, и выпрямившись, сделал глубокий затяг, не отрывая взгляда от глаз девушки, которые уже начинали закрываться. Сделал глубокий, тяжелый затяг, на весь объем легких затяг, от чего пятнадцатисантиметровая сигара вмиг стала пяти. Если кто не знал – сигары не курят с затяг, но Ануб’араку ссаднило горло и трахеи от нейротоксина, и его надо было вывести. Выпустить вместе с дымом.
-На твоем месте я бы не растрачивал последний воздух. Скоро судорога сомкнет легкие, и ты не сможешь дышать.- Голос Ануб’арака был рокочущий, как старый церковный орган.
Паук коротко цикнул на коня, отгоняя его, и подошел к сидящей на асфальте девушке.
-Хотя тебе скорей всего повезло – ты умрешь быстрее чем скорчишся в агонии.
Не смотря на рокот, Ануб’арак говорил спокойно. Он не запугивал, а просто повторял сухие факты, чтобы немного вывести из своей крови и мозгов  злость.
Он присел перед ней на одно колено, делая последний выдох сигаретного дыма.
-Спокойствие, только спокойствие. Сейчас будет немного больно.
От неё пахнет шоколадными кексиками. Отметил про себя Король Пауков, когда кусал девушку в шею, впрыскивая в сонную артерию противоядие собственному токсину.

Ночь уже всецело вступила в свои права. Подливая их хрупких сосудов  щедрой рукой чернильную тьму на улицы Бруклина, заливая их до краев. И подслеповатый осенний вечер был утоплен в темноте. Небо – одна сплошная черная вуаль.
Только желтые фонари, разгоняя собой сумрак, образовали собой аквариум желтого света. Гнусные домики в этих аквариумах казались игрушечными. Вся улица залилась желтым светом, от чего мир вокруг казался полотном эпохи ренессанса, засыпанным золотом.
Исчезла вся городская серость. На серый асфальт не скупясь насыпали позолоты, в серые фонарные столбы подлили черноты, а по серым стенам домов словно мед стекал янтарь. С улицы плетьми согнали все цвета кроме желтого, янтарного, коричневого, черного, золотого и их братьев.
Даже звезды на пушистом пузе ночного неба сменили свое сияние с серебристого, на золотистый.
Было очень тихо. Наверное потому что девушка, закрученная в столь неприятные события, сейчас задыхалась и не могла громко кричать, а только в помирающем тоне шептать.
Ануб’арак отцепился от девушки, оставляя причудливый шрам у неё на шее, и осторожно приподняв её за подбородок заглянул ей в глаза. В них все еще была плотная пелена предсмертного дурмана, но ледяные звезды паучьйх глаз умели смотреть насквозь, умели заглядывать сквозь любую пелену на самое дно человеческого разума. И от них не утаилось самое главное сейчас – она будет жить, и её жизненный путь не прервется сейчас так глупо.
Королю Пауков стало немного легче, и он аккуратно положил девочку на асфальт, сам усевшись на поребрик подле неё.
Может быть, эта ночь не так пропаща.
И празднуя свою маленькую победу над своей большой оплошностью, достал своих триумфальных спутников – портсигар и зажигалку. Портсигар призывающе щелкнул когда открывался, и Ануб’арак достал сигару.
Он себе в этом никогда не признается, но сейчас он нервничал и чувствовал великое облегчение. Значит не так он одряб, не так слаб и бесполезен стал, раз смог исправить то что учудил сам. Порох в пороховнице – единственное что осталось у паука, и сегодня не тот день когда он поймет что раздал его на пироги. Король явно повеселел, и уже давил улыбку.
-Хочешь?- предложил он сигару все еще испуганному коню – а не заслужил- и зажевав сигару чиркнул зажигалкой. Вновь открыл пепельный глаз красный циклоп, выпуская пепельного дракона. Дым поднимался легко. И на черной паучьей душе тоже сделалось легко.
- Ты... вампир? Ты.. меня съешь?
-Хо-хо-хо- такое предложение сильно позабавило старика, и улыбка на его холодном лице стала теплее. До чего же забавные эти люди, когда не пытаются тебя сжечь.
-Нет, я не вампир, и вообще кровососов недолюбливаю-его голос стал более мягким, и курящего Ануб’арака проперло немного потрепать языком. Все-равно делать было нечего,  надо-было еще дождаться когда девочка придет в себя и решить что же им делать дальше.
-но людей я иногда ем, да. Грубых и невоспитанных, но перед этим я их готовлю, а это занимает время и, все-таки, требует усилий, времени, дорогих специй, хорошего вина и собственно говоря, настроения. А, и еще блюдо не должно быть отравленно самым сильным в мире ядом, а то мясо становится жестким и его есть невозможно. А вообще...- Ануб’арак пустил тугую-тугую, черную как эта ночь, струю дыма.- Шоколадную выпечку, я, все-таки, люблю больше чем людей.

С каждой секундой интерес паучьего короля к своей случайной жертве все возрастал и возрастал – это было видно хотя бы по тому как он прищуривается, разглядывая её черты лица и волосы.
Жизнь постепенно возвращалась к ней – наливались румянцем щеки, вытекла из глаз мутная пелена приближающейся смерти, нормализовалось дыхание.
Ануб’арак поправил свободной рукой растрепанные волосы, глотая дым.
- Ты каннибал?
Ануб’арак широко улыбнулся по одному ему ведомым причинам. Слишком уж его забавляла эта ситуация. Слишком уж это был экстремальный фарс, слишком иронично выстроились звезды над этими желтыми улицами и нелепо повернулись дома.
-ты в корне не права, маленькая девочка. Каннибал это тот кто не гнушается есть себе подобных. Люди – не подобны мне, хе хе.- он говорил тоном заправского учителя, как волшебники наставляют своих незатейливых учеников и объясняют им элементарные истины- ну, это ты, скорей всего заметила.
Ануб’арак обвел взглядом безлюдную улицу, убеждаясь в её безлюдности. Лишние свидетели этому разговору ему были совершенно не нужны. И, нет, не потому что он старался скрыть свою истинную натуру, вовсе нет. Ему что – жить в их мире? Он живет всеми мирами сразу, и знает кто-то о том что на самом деле он не нордический красавец, а огромный хищный паучара(смахивающий больше на скарабея) его не волнует вовсе. Он жил своим миром, своими целями и переживаниями и входить в чужой монастырь был не намерен. Это чужие миры прогибались под королем, а не наоборот.
Просто он не хотел заново начинать свой рассказ.
А его единственная слушательница уже начинала подниматься. Забавно было наблюдать за её дерганными движениями, и забавно наблюдать как быстро она приходит в себя.
- Я - Макс, кстати. Макс Блэк. А это - Каштан.
Стойкое дитя. Иной воин дни отлеживался после укуса, а этому дитю – хоть бы хны.
-Так вот как зовут это дитя, что бесповоротно обломала мне все планы на вечер...-
Которых небыло и нет – отметил про себя хитрый жук.- Макс Блэк, Макс Блэк – Ануб’арак пораскатывал это имя на языке, пробуя сочетание звуков на вкус, чувствую подвох – минуточку
Король Пауков почесал переносицу, собираясь с мыслями. Что-то тут явно было не так в этом Максе Блэк.
-Это разве не мужское имя? Я что-то не доглядел? Пфффха-ха- Ситуация становилась с каждой секундой все смешнее и смешнее, и уже с первой космической скоростью торопилась к отметке «самое забавное событие что было в жизни и нежизни Короля Пауков».
-Охохо, оооо Макс – Ануб’арак ткнул в неё сигаретой – ты или самая очаровательная девушка, или самый красивый трансвестит что я когда либо видел за двести лет. Я надеюсь ничего что я на «ты» с человеком которого только что убил и спас от смерти?
Ануб’арак осторожно взял в ладонь её руку. Кожа паука была холодна и шершава, как яичная скорлупа, но движение было самым осторожным из возможных.
-Меня зовут Ануб’арак. На моем языке это значит «Первый среди первых». При жизни я был королем, да и после смерти им остался. Так уж и быть, можешь не падать ниц. За это проишествие с ядом извиняться не буду – сама виновата, за своей скотиной бесноватой надо лучше следить.
Ануб’арак улыбнулся, на этот раз всем лицом. Его внезапная словоохотливость развеселила его окончательно, и вся страшная нелепость ситуации вызвала на его лице истинную улыбку.
-я рад знакомству, и если не ошибаюсь, у вас принято... – поднеся её малюсенькую(на фоне его лапищь) ручку к губам, постарался галантно её поцеловать. Вроде получилось.
- Шоколадную выпечку? У меня как раз дома должны были остаться шоколадные капкейки. Будешь? Наше знакомство началось откровенно идиотски, поэтому, думаю, надо начать его как-то.. ну.. сначала. Что скажешь?
Ануб’арак не отпускал её руку, и встав в полный рост посмотрел на неё сверху вниз.
-А ты не боишься?

Отредактировано Anub'arak (21-01-2014 01:35:32)

Улыбка на его лице была не частым гостем. Будем с вами честны – улыбка никогда не выражала у него то, что обычно выражают улыбки. Сжатые тонкие губы показывали недоброжелательность, оскал частоколом клыков показывал бешеную, звериную ярость.
Но почему-то именно сейчас он улыбался, как улыбаются люди. Не было леденящего душу спокойствия в его чертах, а острые уголки губ не норовили порезать собеседника.
Ануб’арак улыбался, перекатывая сигару в зубах. Сквозь тяжелый дым ледники его глаз не жгли так язвительно.
- Дитя? Да мне 23 года.
Голос этого глупого, неразумного дитя, окатил паука с ног до головы. Как журчащий весенний ручей, как волна хрустальный колокольчиков он ударил по уже застывшему воздуху улицы, разбудив его. Этот поток разбил тишину, и засыпающая улица недовольно заворчала: зашуршали поднятие ветром листья, скрипнули чьй-то не очень новые ставни, засуетились воробьи, где-то далеко пронзительно скрипнул старый флюгер. Её голос разбил тишину, и паук слегка поежился.
-А что же, согласись, было бы забавно – Уууупс Блэк. Хотя... нет, не было бы. Хорошо что у вас хоть кто-то следит за этим.- Было забавно видеть в этих больших глазах столь неподдельное удивление.
-Что, это единственное что тебя удивляет? Я конечно, не местный, но тебе не кажется странным что средь спокойной ночи, случайный прохожий превращался в шипастое костяное чудовище, плевал самым опасным ядом среди всех миров, а потом спрашивал не трансвестит ли ты? То есть это тебя совсем не удивляет?- и тут какая-то мысль немножко уколола его царское самолюбие – я что, совсем не удивительный?- это не звучало как детская обида, скорей как попытка пошутить. Но как известно, в любой шутке – есть доля шутки.
Все еще не выпуская её, он, поддаваясь поднявшимуся из глубины мертвого разума мужскому началу, поглаживал большим пальцем её ладонь. Её кожа невольно заставляла ему задуматься о шелке. О нежной паучьей паутине, паутине лжи и снов.
Паук часто-часто заморгал, прогоняя наваждение, но руки её не выпустил.
-И да, мне двести лет. Хотя это немного не верно – на стотринадцатом году жизни я был убит, и призван снова чтобы служить Королю Мертвых – И уже предчувствуя выражение глаз своей собеседницы, предупредительно вскрикнул – да, я знаю что это лишняя, непонятная и неинтересная тебе информация. Но кто меня остановит от её излияния на твою чернявую голову? Правильно, никто. Хорошо быть Королем.- Он вытащил сигару из зубов, и пустил пару ровных колец дыма. – О, прости меня, где же мои манеры? – Ануб’арак засуетился, вытаскивая серебрянный портсигар из внутреннего кармана пальто – угощайтесь.
Портсигар приветливо раскрылся, презентуя стройный ряд сигар. Воздух тутже запах пряностями.
-И на его службе я провел десять лет, а потом, когда мой король умер, я ушел. И научился путешевствовать между мирами, так что я, в очень долгом отпуске. Не знаю, я бывал в мирах без времени, и практически сбился со счета. По примерным потсчетам я постарел бы лет на 50, если был живым. Но я не живой.
Кстати а твоей скотине стоило бы извиниться за полное отсутствие манер – он зло зыркнул на Каштана.
-- Нет, не боюсь.- Ануб’арак обиженно воскликнул – что, я совсем не страшный? Эх, недоработки.
-Ты умеешь ездить на лошади?
-Не было нужны научиться. Да и он пустит меня на свой горб только если я убью его и прикажу нас вести уже его труп. Но - твой конь, твой город, твое предложение накормить королевскую персону, так что - ты босс, тебе решать.

Отредактировано Anub'arak (21-01-2014 14:39:49)