Кили облегчённо выдыхает – брат, наконец, сменил гнев на милость. При всех красочных эмоциях Фили, это не могло не радовать молодого гнома, ведь он впервые за долгие годы совместной жизни видел его настолько пугающим. Да, мелкий снова ошибся, но раздувать из этого проблему мирового масштаба со стороны старшего воина казалось ему чуждым. С другой стороны, только Кили и мог понять всю каверзность вопроса жизни и смерти собственного брата, ведь только потому, что он боялся за его жизнь, пришлось поступить столь опрометчиво, ни в коем разе не допуская его гибели.
– Я бы никогда не простил себя, дав тебе умереть. Лучше этим гномом окажусь я, кому придётся первому лишиться жизни, – только и всего. Ни тебе возмущений, ни тебе длинных и пафсоных речей. Только искренность и локаничность. Кили надеялся на понимание брата, в оба глаза смотря на Фили и уже вот-вот собираясь коснуться ладонью лба, дабы проверить его на признаки жара, но вдруг Фили выплёвывает слова, бог видит которые Кили совсем не ожидал услышать от своего брата. Он толком и не знал, откуда у того вдруг взялись и почему сорвались с языка эти странные, словно чужие слова. Но сама собой вспомнилась тренировка накануне, и разговор с товарищами, где вновь высмеивали эльфов, делая это явно не из благих намерений.
Смотря на старшего принца в некоторой растерянности, исподлобья, сквозь упавшую на глаза челку, и нервно теребя в пальцах и без того потрепанный ремешок сумки, юный гном получает не хилой силы удар по щеке. Это заставляет его застыть на месте и первые несколько секунд вникать в то, что произошло. Ведь они не только никогда не ругались настолько сильно, но и не разлучались дольше, чем на несколько часов. Даже странно подумать о подобном было – ну как же так, с кем же тогда поделиться внезапной идеей или проказливой задумкой, если брата нет рядом, за твоим плечом? Кили до сих пор хорошо помнил – хоть было теперь такое довольно стыдно вспоминать – какую дикую истерику устроил вместе со старшим братом своей маменьке и дяде Торину, будучи еще совсем ребенком, когда Фили попытались переселить из детской в отдельную комнату.
Они росли вместе, вместе знакомились с миром вокруг них и всегда были неделимым союзом Фили-и-Кили, обращенным против любых вторжений и вопросов извне.
Именно поэтому никому даже в голову не приходило, что однажды они могут поссориться.
И меньше всего – самим братьям.
Им обоим просто невозможным казалось представить жизнь в одиночку, когда некому протянуть руку посреди ночи, чтобы успокоить после кошмара или успокоиться самому. И Кили не мог забыть, как страшно и зябко ему тогда вдруг стало; как он испугался, что кто-то из взрослых хочет отобрать у него его брата и обратно уже не вернет.
Но, с другой стороны, вполне логичным следствием казалось то, что в таком случае эта ссора окажется гораздо более серьезной, чем у любых их сверстников – потому что у них не было опыта разногласий, и они совершенно не умели мириться. Вот и сейчас Кили совершенно не знал, как повести себя в такой странный момент, который, несомненно, перевернёт всю их жизнь. Хотелось верить в обратное, но когда вместо брата к тебе подбегают те, от кого ты меньше всего ждёшь поддержки, даже несмотря на то, что Балин и Бильбо были далеко не чужими и всегда готовы были оказать помощь любому из присутствующих, в голову невольно лезут самые страшные мысли, избавиться от которых поможет теперь только серьёзный разговор.
– Всё хорошо, мне надо к нему... Нельзя допустить того, чтобы он был один. Оставьте меня! Я должен быть с ним! –отталкивая обоих, но с разворота учтиво извиняясь, он ступает следом за Фили. Тот явно даже не подозревал какой горький осадок вдруг оставят обращённые к брату слова, настолько, что младшему сразу захочется их стереть из своей памяти без следа или хотя бы выплюнуть так же просто, как старшему с непоколебимой лёгкостью далось вслух произнести настолько задевающие до глубины души укоры.
Но что больше интересно: ожидал ли он увидеть на живом подвижном лице Кили – Кили, который всегда казался широко распахнутой книгой и просто неспособен был скрывать и маскировать свои эмоции – вспышку потрясенной и обиженной злости.
Он быстро настиг брата. Сегодня, на удивление, ему приходилось делать это не раз. Он не дал брату извиниться, чувствуя нутром, что тот и не собирался сего делать – как-то исправить неправильные, неуместные слова и жест, щека от которого по прежнему неприятно горела. Кили горделиво выпрямился, тряхнул волосами, а потом вдруг отвесил глубокий и уважительный церемониальный поклон, который никак не получался у него на уроках этикета с Балином, нараспев протянув:
– О, простите великодушно, как только я посмел забыть! Роду Дурина не милы Эльфы! Вот только ты практически единственный, кто не похож ни на кого из рода Длиннобородов, но кого это волнует! ПОЧЕМУ??! Почему даже ты не хочешь принять этого, ведь я – твой брат! И твой брат пока не сделал ничего такого, за что ты мог бы так сильно на него злиться, – плотно сжатые побелевшие губы и слишком яркий блеск в почти черных глазах… И до его сознания почему-то далеко не сразу дошел смысл прозвучавших слов, вся глубина спрятанных значений, постыдный и, возможно, ранящий намек.
Возможно, он просто и подумать не мог, что сам, между делом, швырнет своему брату ничуть не меньше дерзкое высказывание – длинный язык достался обоим, так почему второй должен молчать? Задели его, задели его чувства и обвинили в эгоизме.
Эгоизме, которым Кили не отличался никогда. Он помог. Он помог брату, тем самым лишая Торина и Дис лишних переживаний – он позаботился обо всех. Даже о самом себе, ведь смерть Фили для него не шла вровень ничему. Только чудовищное горе и желание сгинуть самому она бы принесла Кили, неужели эта истина была так сложна для восприятия?
Кили вдруг побледнел, открыл рот, собираясь сказать что-то еще и желая извиниться:
– Прости. Прости, что в твоей жизни были только пять спокойных лет из того, что ты прожил. Я действительно не хотел доставлять тебе никаких неудобств. Мне всегда казалось, что ты на моей стороне. На моей...– в груди что-то неповоротливое и острое так неприятно кололо и резало, что он просто не смог смолчать, – ...и всегда будешь поддерживать меня. Как и раньше. Ты же помнишь, как часто мы прикрывали друг друга? Я знаю, что делаю – тебе стоит только принять это. Прошу тебя... Твоя поддержка – всё для меня. Ты же это прекрасно это знаешь... – Кили хотел сгрести брата в объятия, обнять так крепко и не отпускать. Он не хотел его потерять. Он не представлял без него собственной жизни. Но обстоятельства не позволяли ему воспроизвести это в реальном времени – младший наследник Эребора боялся в очередной раз сделать что-то не так. Поэтому он приземлился на колени подле брата и опустил взгляд вниз, ладонями упираясь в холодную землю и шурша опавшей листвой каждый раз, когда то сжимал пальцы, то разжимал их.
Отредактировано Kili (10-02-2014 01:17:38)