Все надо решать. Если что-то происходит, то, происходя, оно имеет какие-то последствия. Да, очень глубокомысленная мысль, тавтология, однако Скотт пытался быть серьезным и собрать мысли в кучу. Это получалось, потому что МакКолл наконец-то содрал с себя розовые очки с потрескавшимися стеклами-дымками, через которые смотрел на Эллисон, и сообразил, что та Элли, которую он любил, и та, которая есть сейчас, это два совершенно разных человека. Наверно, та девушка, которой он без раздумий отдал бы свое сердце, за которую бы умер без лишних слов и завещаний "ни с кем больше не встречайся!", все еще была где-то под тонной ненависти к оборотням и желанию исполнить Великую и Беспощадную Цель. Однако Скотт не знал, насколько все плохо, и поэтому не хотел терзаться неопределенностью. Требовалось расставить все точки над i, и, собственно, именно поэтому он стоял у дома Арджентов, глядя на окно младшей из Арджентов. Стоял и смотрел, скривив рот набок, потому что было, во-первых, холодно, во-вторых, учитывая последние события, Крис Арджент мог его подстрелить, приняв за бешеного оборотня. Скотт - бешеный оборотень? Смешно, правда. Однако парень не желал рисковать, но и встречаться лицом к лицу с охотником, который может пристрелить его за цели, что привели его сюда, не очень-то хотелось. Так что предстояло снова карабкаться и проявлять чудеса волчьей акробатики.
МакКолл очень тихо поскребся в окно Эллисон. Как-то вламываться самому, без приглашения, уже было не айс. В смысле, он мог открыть окно, влезть и сделать вид, что он кирпич, которому все по боку, но почему-то парень не чувствовал в себе былой уверенности. Ведь Элли могла и стрелу в него пустить, посетовав на то, что он не имеет права вламываться в ее комнату без приглашения, с нее станется. Она стала какой-то... не такой, как прежде, и поэтому Скотт не знал, как себя с ней вести. Но входить так, как раньше, не мог. И поэтому сидел, морозил конечности, хоть организм оборотня выделял тепло, как включенная на самый последний режим обогрева печка. Можно подключать к динамо-машине, и вырабатывать бесконечное тепло для всех жителей Бикон Хиллс...
Скотт снова поскребся, более настойчиво.

Вздрагивая от холода, МакКолл влез в теплую комнату, быстренько закрыв за собой окно. Как и полагает всякому хорошему мальчику, он бы еще и ноги вытер, но ему показалось не очень дельной мыслью вытирать кроссовки о ковер в комнате девушки, поэтому он остался стоять у окна, нахохлившись, сунув руки в карманы куртки. Не потому, что хотел отстраниться от Элли, а потому что было холодно... Ладно, и по первому пункту тоже. Ему было не по себе под недовольным взглядом девушки.
- Привет, - прозвучало как-то весьма рассеянно, но Скотт, взяв себя в руки, посуровев, добавил, - нам надо поговорить.
А поговорить было о чем. Например, о том, что она пыталась убить его, Эрику, Бойда, Дерека (о, его так вообще почти постоянно пытались убить все, кому не лень; наверно, у него где-то лежит целая коллекция снятых со спины мишеней), снова его. Девушки так не поступают. Или поступают, если хотят расстаться.
Собственно, мрачный Скотт был не слишком настроен на то, чтобы возвращать их отношения после всего произошедшего на круги своя. Видимо, и Эллисон тоже. Но это нужно было проговорить вслух, и МакКолл неожиданно очень хорошо, предельно ясно понимал, что именно ему нужно сказать.
- Элли...
Он не мог называть ее как прежде, что-то внутри не давало; сглотнув, вздохнув, он сделал еще попытку. Но начать говорить об отношениях в условиях холодной войны равноценно выставлять ракеты на пограничной Кубе, чтобы прийти к диалогу - нужно правильно подбирать слова, или ракеты будут запущены, и ничего не вернуть.
- Эллисон, мы... мы должны обсудить то, что происходит. И то, что может произойти.
Вот так, Скотт, правильно. Говори непонятными абстрактными фразами, а Эллисон сама все доскажет, обозначит приоритеты, расставит акценты, прояснит то, о чем ты еще не догадываешься или еще не думал. МакКолл не питал иллюзий насчет своего уровня интеллекта, и хоть его природная интуиция пригнала его сюда, в морозную январскую ночь, и пусть он знал, о чем говорить, но не знал, как. Это был... плохой план, но лучше уж такой, чем никакого.

Скотт понимал и чувствовал, что Эллисон злилась, но не понимал, почему. Это ему нужно злиться, швырять в нее предметы и орать, вопрошая, за каким волком она пыталась его убить, почему не предупредила о своем чокнутом дедушке, да и вообще почему не просит сейчас извинений за все то, что сделала, и... Но МакКолл не мог орать на Эллисон. И не мог на нее злиться. И не понимал, почему злится она, пребывая в каком-то крайне апатичном состоянии. В любой другой момент, скажем, неделю ранее, он бы пытался найти причину этой агрессии, рассыпался бы в извинений, или делал что-то еще, чтобы исправить положение, но. Это не был любой другой момент, это было сейчас. И сейчас Скотт шумно выдохнул, обозначая, что такое обилие вопросов совершенно неуместно, ведь он уже сказал, зачем пришел.
- А если мы обсудим, это что-то изменит? - его голос был на удивление спокойным, а слова произносились со взрослой четкостью и уверенностью. - Ты охотник, я оборотень, и ты пыталась меня убить. Точка. Нечего обсуждать.
Он помолчал, глядя прямо, открыто, но в глазах можно рассмотреть какую-то очень гадкую, черную грусть. Видимо, от осознания, что его любимая и впрямь спустила бы стрелу, курок или что там есть в ее арсенале, только потому, что он больше не человек. А ведь он доказал, что держит себя под контролем. Он же столько раз доказывал это, что со счета сбился. Он учился быть с тем, чего не просил, и она поступает с ним вот так? Это что, такой новый вид моральной поддержки? Что же, в таком случае, Скотт мог бы сказать, что это очень хреновая поддержка.
- Мне бы хотелось верить, Эллисон, что у нас могло что-то быть. Но ты так говоришь, словно знала...
С каждым словом ему было все труднее говорить. Наверно, от того, что он услышал в словах Арджент, и то, как эти слова были сказаны. Она и правда знала, что ничего не будет, у них нет будущего и никогда не было. Они просто посидели рядом, подержались за ручки, сделали вид, что встречаются, и... все? Это правда все? МакКолл сглотнул колкий комок разочарования.
Ему хотелось сказать, что для него все было и все могло быть. Что было у них это не игра, не гормоны, это, черт подери, была любовь! Но он не станет об этом говорить. Возможно, это была любовь только для одного.
- Мы не сможем быть вместе, - звучало глухо и больно, но Скотт все же говорил, не веря, что и правда проговаривает все это вслух.
Черт. Черт, черт, черт.
- Только не после того, что было. Я не смогу доверять тебе, как раньше. Я думал, что могу тебе доверять, но... ты доказала обратное. Наверно, для нас будет лучше, если мы... - давай, скажи это, скажи самую больную и банальную, сумасшедшую и взрывную фразу, которую говорить противопоказано, давай! - останемся друзьями.

Скотт не выдержал. Он и так храбрился, собирался с мыслями, едва ли не с бубном танцевал, чтобы получить крохи той серьезности, которая бравировала в нем с самого осознания мысли, что сюда надо прийти. И чем больше говорила Эллисон, тем хуже ему становилось, тем сложнее было удержать хваленное спокойствие, которое позволяло ему говорить все эти слова, фразы, и быть уверенным, что они будут поняты правильно. Но нет, Эллисон услышала все так, как хотела услышать, потому что ей тоже было больно.
Сглотнув, МакКолл собрался, напрягся, не позволяя себе размякнуть. Нет-нет-нет, черт подери, он не поддастся на порыв просто обнять ее и попросить прощения, нет, Скотт, держи себя в руках. Нужно поставить точку, нужно закрыть эту тему, доведя ее обсуждение до конца. Он не может сейчас сделать вид, что все хорошо, потому что, мать вашу, все совсем не хорошо!
- Я... - он слегка опешил, но нахмурился, пытаясь вспомнить, говорил ли что-то про вину Эллисон. Вроде нет. Поэтому оборотень нахмурился более натурально, всем своим видом показывая, что девушку несет не в ту степь.
- Я не говорил, что ты виновата. Здесь виноваты все, не только мы с тобой. Наша вина в том, что мы пытались вести себя как обычные люди, Элли, разве ты не понимаешь?
Кажется, не только у Эллисон сорвало клему. Скотт не заметил, как снова назвал свою девушку своей девушкой этим ласковым сокращением, и в его голосе на мгновение скользнуло тепло и нежность, как раньше. Только теперь сдобренное огромной порцией горечи и разочарования в таком прекрасном чувстве, как любовь. И доверие. Нельзя забывать о доверии.
Впрочем, он не заметил и летящую в него подушку, поэтому она с глухим звуком ударилась ему в грудь и упала на пол. Как последний паззл, последний элемент для того, чтобы они перестали быть взрослыми, и наконец-то побыли сами собой.
- Я пришел сюда не потому, что кто-то что-то говорит. Я хотел услышать от тебя, почему ты все это сделала, почему ты продолжаешь это делать, и ведешь себя так, будто это нормально! Это ничерта не нормально, Эл! Совсем нет! Думаешь, мне не страшно? Думаешь, я не переживаю за то, что твоя семья может сделать со мной, и со всеми, кого посчитает опасным? А что делать мне, Элли, что мне говорить маме, если кто-то из охотников решит, что она оборотень, и попытается ее убить? Что делать мне, когда ты то говоришь, что любишь меня, то готовишь засаду?
Последние слова Эллисон точно были лишними, потому что поток слов и негодования Скотта заткнулся сам собой. Значит, вот как. Значит, с нее хватит?..
- Ты правда веришь в это? - осевшим голосом спросил, медленно подняв подушку с пола. - Ты правда веришь, что ты, дочь охотника, сможешь быть нормальной? Что тебе позволят быть нормальным подростком? Может, я тоже хотел этого, Элли, ты не думала об этом? Может, я верил, что у нас получится именно потому, что мы оба хотели быть нормальными.

Все слова, что он говорил, выворачивались и подавались не так, как он хотел их сказать. МакКолл не понимал: почему, зачем она это делает? Он ведь... он же не имел в виду то, в чем она обвиняла его! До него медленно, с огромными эстонскими тормозами доходило, что Эллисон видит ситуацию по-своему, и все, что он скажет, будет использовано против него.
Но ведь это не так! Ведь они не в суде, они не должны обвинять друг друга во всем этом! Это все не от них зависело! Это... Его распирали мысли, но из-за нахлынувшей лавины эмоций он толком не мог их сформулировать. Хотелось сказать все правильно, чтобы она поняла, насколько ему тяжело, и что он не считает ее семью монстрами, и никогда такого не говорил, просто все это стало слишком запутанным, слишком опасным, и он элементарно боится за свою жизнь. Он не просил такой жизни, он не просил быть оборотнем - чертово стечение обстоятельств, и вуаля, он в дьявольской пучине страстей, от которых волосы на затылке шевелятся. Он не хотел всего этого!
- Я не знаю! - его голос стал на полтона выше, но лишь потому, что он и правда не знал. - Я не знаю, на что способна твоя семья, и это меня пугает до чертиков! Я не знаю, что выкинет Дерек, я не знаю, что будет завтра - я ничего не знаю, Элли, как ты не можешь понять?! Меня пугает это, а не твоя семья!
Хотя он покривил душой - Ардженты тоже пугали, потому что у них был такой арсенал оружия, и умений, и люди с опытом убийства оборотней, что в пору задуматься о переезде в другой город. Но он не хотел бежать. Он хотел жить. И жить как можно дольше, не вспоминая, что из-за его волчьей шкуры можно получить стрелу в спину.
Кажется, Эллисон заплакала. Ему стало не по себе, однако привычного желания обнять ее и утешить не было. А ведь раньше оно появилось бы почти сразу! Именно поэтому Скотт хмуро качнул головой, наконец-то бросив подушку на кровать - ладони вспотели, и что-то лишнее в его руках стало мешать.
- Ты не понимаешь? - выдох. - Я верил, что у нас получится, но не сейчас. Раз мы не доверяем друг другу, раз мы оказались по разные стороны и не можем остаться близкими людьми друг другу, - смешно, Скотт, ты ведь даже не человек, - то нет смысла пытаться вернуть тебя. Я же тебе противен, я же монстр, который хочет перебить весь город!
Он не выдержал, снова. Ведь он так старался, изо всех сил пытался доказать, что он хороший парень. Выходит, все труды насмарку? Выходит, никому его усилия не нужны? Зачем тогда все это? Может, стать как Хейл? Но он не сможет, это не для него, и он не такой.
В него полетела лампа, которая тут же была перехвачена. Молниеносная реакция оборотня, который не выдал свои волчьи глаза, но стиснул зубы. Тяжелая. Она и правда хочет прогнать его вот так, швыряясь вещами? Но нет, сначала он выскажет все, что накопилось. Как и она.
- Хорошо, Эллисон, - с завидным хладнокровием проговорил МакКолл, поставив лампу на пол, поодаль от себя. - Я не буду тебя так называть.
Больше нет.
- У меня нет оборотней, у меня нет стаи, я одиночка. Я не могу отвечать за всех оборотней, ты можешь это понять? И если я потребую, чтобы охотники не приближались хотя бы ко мне, ты можешь мне пообещать, что так и будет? Ты можешь дать мне слово, что больше ни один охотник не окажется в радиусе километре от меня или близких мне людей?
Он не сказал "оборотней", потому что сейчас стоял вопрос об обещаниях, которые они не могут выполнить.
- Но я не хочу, чтобы все закончилось так. Я надеюсь, что и ты не хочешь.

Скотту стало обидно и больно. Пожалуй, именно поэтому в какой-то момент он просто захлебнулся словами, которые хотел сказать, которыми хотел продолжить эту ссору, со всеми взаимными упреками, что постоянно висели в воздухе, но из-за розовых очков влюбленности не замечались, игнорировались. Они были так счастливы вместе... или использовали друг друга? Нет, Скотт не мог поверить, что Элли его использовала, и сейчас находила так много болезненно жалящих слов-кинжалов, обработанных отборным язвительным ядом обид, взятых из воздуха. Или нет? Или он и правда не замечал так много проблем, что мог создать их союз? Ладно, не союз - их встречи, их отношения? Почему они просто не могли встречаться, почему не могли быть вместе?
Наверно, потому, что относятся к разным видам. Он волк, она человек. А волка, сколько не корми...
- Я хочу защитить тебя. Я всегда хотел этого. Потому что... люблю тебя, Эллисон, даже если ты не хочешь меня видеть, - с трудом, будто ступая по осколкам, по острым ножам, и в этих словах чувствовалось, как ему на самом деле непросто. Всегда непросто говорить о чувствах, что поблекли, оказавшись всего лишь имитацией нежности и любви. Его кормили иллюзиями?
Внезапно МакКолл ощутил себя настолько обманутым, что ему стало трудно дышать. Отступив назад, он повернулся боком, уперся рукой об оконную раму. Вот так, парень, так с тобой поступили. Как только все пошло под откос, тебя сделали виноватым и бросили под поезд взрослой жизни. И ты должен справиться, ха, ты же оборотень.
- Этот разговор не должен закончиться так, - упрямо поднял взгляд на девушку. - Но прекрати винить во всем меня. Я не хотел быть оборотнем! Это не мой выбор! - наконец он повысил голос, но тут же, одернув себя, выдохнул, нахмурив брови. - Но я представляю угрозу для тебя, и именно поэтому не стану подвергать твою жизнь опасности. Я буду стараться держать всех оборотней подальше от тебя, если ты будешь держаться от... охоты. Это все, что я могу обещать. И это все, что я хотел тебе сказать.
Его голос совсем затух, и выглядел МакКолл побитой собакой, а не гордым волком-одиночкой. Ох нет, Скотт никогда не был одиночкой, и в этом его беда. Поэтому сейчас, когда у него из груди вырвали сердце и растоптали, обвиняя его во всех бедах народа человеческого да охотничьего, больше всего хотелось выпасть из окна и брести домой, восстанавливая сломанные конечности. Просто, чтобы ощутить, что он еще живой, и что не все так плохо...
Ладно, кого он обманывает. Жизнь отстой, все лгут, все очень плохо.