Юный принц не оттолкнул его. Лестат лишь шумно выдохнул, что было ему крайне несвойственно. Чудесный мальчик, его милый, ранимый Лелио. Понять своего мятежного создателя Луи смог лишь прочтя его книгу, когда на закате восьмидесятых, под крах той волшебной эпохи свободы и рока, на сцену вышел Вампир Лестат. Луи помнит, как все эти милый забавные смертные дети лепили себе клыки, красили гримом лицо, лишь бы быть похожими на своего кумира. Как все до дыр зачитывали скандальную книгу, играя в создателей и отпрысков, и, рассуждая при этом о великом Мариусе и Матери с Отцом. Настоящие же вампиры были вне себя и грозились разорвать Лионкура на куски. И лишь Луи открывал для себя нового мальчика, чудесного Лелио, который…утверждал, что любил его, Луи, но при этом, он так и не открыл его душу. Пон дю Лак держал в своих руках не просто книгу, он держал целый мир, несбыточные надежды и мечты, крах, боль и потери своей жизни, знание, что все могло быть иначе. Луи злился за то, что Лестат выставлял себя мерзким говнюком и требовал его любви, вместо того, чтобы просто довериться, открыться и показать настоящего себя. Через сколько всего они прошли позже…и Луи увидел Лелио в своем Лестате. Теперь у них все должно было быть иначе.
- Л-луи...
Тихий, тонкий голос, чуть дрогнувшая интонация… Да его Лестат умел быть тем молодым мальчиком, которым он был во время смертной жизни. Юноша осторожно и неспешно сел на диване, а Луи лишь с улыбкой рассматривал каждое его движение, каждый жест.
- Тебе нужно было сначала убить меня, а потом бросить и сбежать с Арманом, чтобы соскучиться...
Иногда случается то, чего уже не изменить. Иногда что-то разбивается и назад этого уже не вернуть и не собрать. Все было кончено уже на этих словах. Луи прекрасно понимал, что Лестат никогда его не простит, что каждый год их совместной жизни будет отражением старых обид. Ничего не сотрет их прошлого: ни Акаша, ни вечный сон, ни смерть. Это понимала и прекрасная Пандора, когда отказалась вернуться к Мариусу в далеком семнадцатом веке. Понял это и Мариус, уйдя ото всех в горы. Понял это и Арман, бросив Дэниэла.
Каждый из них был обречен на одиночество.
В душе Луи на секунду закипел гнев. Лестат вечно попрекал его! А чего он хотел? Да, ничто не может оправдать убийства, но не вина Луи в том, что сам Лионкур вел себя как последняя тварь, уничтожая Луи морально год за годом. Он издевался над ним, смеялся, отталкивал и грубил. Минуты нежности сменялись этим противным ужасным смехом! Чего стоила лужа крови на новом ковре, когда каждый год жизни самого Луи был окрашен кровью. Лестат сделал все, чтобы напроситься на нож. Если бы не Клодия, то Пон дю Лак и сам возможно, когда-нибудь всадил острие в это черное сердце, просто от вечной обиды, боли, от бесконечного отчаяния и еженочных издевательств.
Конечно же, Луи бы этого не сделал. Он не был убийцей в этом смысле.
Но держа на руках окровавленное тело, смотря на кровь на своих руках, на своих одеждах…он ощущал, словно сам всадил нож в создателя. За то, что заставил полюбить. За то, что растоптал любовь. За то, что обрек на одиночество. За то, что лишил всего, заключая в плен лишь самого себя. Ты не считал меня за личность? А я смог, Лестат, смог! Вот твое тело на моих руках…
Безумие. Оно, как и угрызения совести, сводили с ума ночь за ночью. Луи уже не понимал, где его мысли, а где мысли Клодии. И лишь эта девочка заставляла его держать. Луи убил ее. Он был за нее в ответе. И когда он сжег театр, оставляя там и Лестата, все рухнуло в нем окончательно. Пустота, вкус безумия, пустота. Последующие годы бессмысленного брожения призрака по земле, с тяжелыми кандалами на руках и ногах. Тьма. Искупление. И книга, которая вернула свет и освободила его от кандалов, возвращая к жизни.
Что Лестат знал об этом? Ничего. Его как обычно волновал лишь собственный эгоизм.
Луи даже не вздрогнул. Он осторожно встал на ноги.
- Ты такой эгоист, Луи!
Кто бы говорил, Лестат.
- Только ты мог сначала избавиться от меня ради Клодии, а теперь, как будто ничего не произошло ты... Луи, Луи...
Я? Ее рука нанесла удар. Я пришел слишком поздно.
- Mon Djeu, ну скажи, зачем ты был со мной там, в соборе? Почему год за годом оставался рядом?! Ты мог уйти с Амрманом, мог бы даже с Дэвидом, которого я создал идеальным вампиром!
Все вокруг идеальны, но не я.
- Но, нет, ты остался там, ночь за ночью проводя рядом... Зачем, Луи? Ты бросил меня умирать смертным, ты предал меня, сбежав с Арманом, ты не остановил Клодию! Так зачем, зачем ты проводил годы в соборе во время моего сна? Ответь, Луи!
Луи молчал. Все его надежды снова рухнули. И если кто тут и был эгоистом, так это взбалмошный принц. Снова, год за годом, он не мог оставить Луи в покои, он даже вернул его с того света!.. Чтобы попрекать. Перетащил на другой конец земли, дал надежду на что-то большее и… опять, опять, по кругу.
Луи знал вкус очарования. Он горький. Даже для вампира.
-Souvent, pour s’amuser, les hommes d’équipage
Prennent des albatros, vastes oiseaux des mers,
Qui suivent, indolents compagnons de voyage,
Le navire glissant sur les gouffres amers…
A peine les ont-ils déposés sur les planches,
Que ces rois de l’azur, maladroits et honteux,
Laissent piteusement leurs grandes ailes blanches
Comme des avirons traîner à côté d’eux.
Строки сами сорвались с языка. Когда-то Луи зачитывал эти стихи каждую ночь, стараясь напомнить спящему Лестату о далеком девятнадцатом веке. Неужели его принц настолько молод и глуп, что задает такие вопросы? Что снова отталкивает, ставит между ними стену?
- Нам просто не дано быть вместе… - рассеяно произнес креол. – Наверное… Я просто верил.
Стоило ли говорить о том, что и так ясно? Ведь они стали близки задолго до этого ужасного сна. Луи не бросил Лестата и тогда, когда его пленила Маарет. Более того именно он пришел спасать обезумевшего создателя от гнева их Царицы… а теперь…это?
- Тебе надо было вытащить меня с того света и таскать по разным концам земли, чтобы снова мучить упреками? – тихо спросил креол, не смотря на создателя. – Ты ненавидел меня все то время, что мы жили вместе в Новом Орлеане, я был лишь крысей для тебя. Так зачем ты вернул меня с того света? Зачем отобрал покой, лишая возможности умереть?
Ce voyageur ailé, comme il est gauche et veule !
Lui, naguère si beau, qu’il est comique et laid !
L’un agace son bec avec un brûle-gueule,
L’autre mime, en boitant, l’infirme qui volait !
Луи неспешно подошел к окну, скрещивая руки за спиной.
- Le Poète est semblable au prince des nuées
Qui hante la tempête et se rit de l’archer ;
Exilé sur le sol au milieu des huées,
Ses ailes de géant l’empêchent de marcher...*
*Бодлер, Цветы зла (L’Albatros)
Отредактировано Louis de Pointe du Lac (26-08-2014 09:58:58)