Слабость. Это состояние как тела так и духа бывает свойственно любому человеку в определенные моменты жизни. Но всему, как известно, есть мера. Слабыми духом призваны считаться те, кто, поддавшись искушению, отрекался от собственных принципов и ступал на скользкую дорожку, сулящую в конце пути определенные блага и почести, но на самом деле ведущую в никуда. Но всегда ли желание большего или же запретного непременно обречено на неудачу? Разумеется, нет, если только о слабостях человека не знает кто-то посторонний. В противном случае чужая слабость дает силу сведущему о ней недругу. И чем больше соблазнившийся готов заплатить за то, чтобы его слабость осталась в тайне, тем сильнее становится тот, кто требует награду.
Умением находить чужие слабости и играть на них граф Риарио владел едва ли не в совершенстве. Конечно же, делал он это не забавы ради, а преимущественно во благо Церкви, не забывая, разумеется, и о собственных интересах. Но рано или поздно наступает момент, когда даже у двух лучших друзей или партнеров возникают разногласия, и чем серьезнее разногласия, тем явственнее открывается истинное лицо каждого. Возможно, генерал-капитан Святой Римской Церкви слегка лукавил, утверждая, что действует от имени Господа. Возможно, собственные интересы для него всегда были превыше чьих-либо еще, но ввиду общих целей c союзниками и покровителями это едва ли можно было знать наверняка. Или же Церковь всегда являлась для него лишь удобным инструментом по претворению в жизнь собственных желаний. В последнем случае произошедшее являлось только вопросом времени.
Когда цели расходятся, а друг становится противником, то об опасности такого взаимодействия можно судить лишь по силе, которой обладает каждая из сторон. И сильный прежде покровитель, став врагом, способен в одночасье обратить своего некогда послушника в прах. Однако нельзя сказать, что от былого сотрудничества преимущества имеет только тот, кто обладает бóльшим влиянием. Последователь также способен подорвать авторитет своего покровителя, зная его уязвимые места и умело играя на этом. Вопрос лишь в том, кто окажется находчивее, и кто какую цену готов заплатить за свою слабость...
Весь обратный путь, начиная со дня восхождения на корабль и до отправления из Рима в Имолу, Джироламо размышлял о том, какой в итоге окажется истинная цена его искушения. Ради таинственной Книги Листьев ему пришлось пойти против воли всей Церкви в лице своего отца, убить человека, успевшего стать ему близким за время путешествия, объединиться с соперником... Впрочем, последнее было меньшим злом. И, возможно, в дальнейшем окажется весьма полезным приобретением. Любопытно, однако получается: как прежний друг может стать врагом, так и былой неприятель способен превратиться в союзника. Но по-настоящему всегда стоит рассчитывать исключительно на собственные силы.
Граф понимал, что это еще не конец, далеко не конец. Слишком долгий путь был проделан, слишком дорого обошлись ему эти поиски. Но только Господу известно, чему быть дальше, и, возможно, все ниспосланные испытания были именно для того, чтобы Книга по сей день оставалась там, где ей надлежит быть. Или же в назидание за предательство Церкви, совершенное ради этой Книги. Как бы то ни было, Риарио поставил на кон фактически все, что мог, и... проиграл. Во всяком случае, на данном этапе. Оказавшись отныне без покровительства собственного отца, он, наконец, начал осознавать, сколько врагов успел нажить за время своего служения Церкви. Если прощения Франческо ему получить не удалось, то на милость своего отца едва ли можно было рассчитывать. Но, поскольку попытка свести счеты с жизнью оказалась неудачной, мужчина понял, что остался еще кто-то, кто готов оказать свою помощь взамен на его услуги.
«Неужели эти язычники действительно хотят просто взять и уничтожить Книгу? Глупцы, они сами впустили врага в свое логово. Если слухи о Книге — правда, то как только я заполучу ее, мне не будут страшны ни Церковь, ни Медичи, ни те, кто желает уничтожить Книгу. Нужно лишь выиграть время».
Единственное, о чем граф действительно сожалел — это жертва Зиты, в итоге оказавшаяся напрасной.
«Скажи ему, что я его прощаю».
«Да лучше бы ты сдох тогда, художник...» — мелькнула мысль в голове Риарио, когда выяснилось, что в святилище нет Книги.
То, что он обрел во время путешествия, не было любовью к женщине, но верой... в себя и других людей. Искренней, а не из страха наказания. Оказалось, что человек, который сопровождал его долгие годы, ценил его добродетель и, в отличие от других, видел в нем не беспощадного исполнителя воли Божьей, а человека, как и многие другие, ставшего заложником обстоятельств. Не было причин считать слова этой женщины ложью или лестью, ведь она не являлась знатной особой, способной на такое, и более того принадлежала к совершенно иной культуре. И кто еще мог бы быть готов пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы дорогой для него человек смог достичь своей цели? Такой поступок и последовавшую за этим потерю в полной мере можно оценить только после произошедшего.
Определенно, все это было совершено с легкой руки Создателя. И только Ему ведомо, дарует ли Он еще раз столь преданного графу человека на его жизненном пути. Быть может даже, такой человек был не один, он и сейчас есть, но судьба — штука подлая, и когда Джироламо вновь это поймет, может оказаться слишком поздно. Когда в очередной раз придется делать выбор между приближением к своей цели, на которую было потрачено много сил, и жизнью преданного человека.
«Сейчас твой взор затуманен, но со временем мы сделаем тебя зрячим».
«Неужели они действительно думали, что какая-то соленая водица способна наставить меня на путь истинный? Но будет лучше все же сыграть в их игру, ибо неизвестно, какие еще дьявольские уловки они готовы будут применить, дабы поработить разум того, кого сочли пригодным для своей секты».
Как бы оно ни было, это стало началом второго этапа на пути к цели. И более высокие ставки предполагают более серьезные жертвы в случае проигрыша.
Ночной путь в Имолу казался утомительным и небезопасным для Риарио ввиду последних событий. Останавливаться на ночлег было крайне нежелательно, но конь графа уже выбивался из сил. Они сделали вынужденный привал подальше от дороги, однако мужчина даже не стал разводить костер, дабы не привлекать лишнего внимания.
— Увы, мне нечем тебя кормить, — устало сказал он, обращаясь к жеребцу, — потерпи еще немного и дома ты получишь двойную порцию корма.
Конь фыркнул.
Сырой ночной воздух, весенняя прохлада и голые ветви молодых деревьев, что росли в округе, в отсутствие источника света делали местность похожей на кладбище. Удрученно вздохнув, граф снял перчатки и все же зажег факел. Воткнув его в расщелину между лежавшими рядом камнями, он посмотрел на свои перевязанные запястья. Снимать повязки было чревато заражением ран в данных условиях, поэтому Джироламо не стал рисковать. Колено, впрочем, тоже еще было не в полном порядке, но на окончательное выздоровление можно было рассчитывать уже не позднее, чем через месяц.
Закончив кратковременный отдых, генерал-капитан потушил факел, надел свои перчатки, оседлал коня и продолжил путь. Оставшуюся дорогу он обдумывал, что скажет супруге и прислуге в оправдание за свое длительное отсутствие, ведь наверняка его обман с миссией по делам Церкви давным-давно был раскрыт.
Настало утро. Вот уже показались стены цитадели. Еще каких-то несколько минут, и граф оказался во внутреннем дворе. Несколько находившихся поблизости слуг тотчас же сбежались вокруг Риарио, едва лишь заметив его появление. Мужчина спрыгнул с коня и окинул их беглым взглядом. Слуги явно были взволнованы, но едва ли не были рады возвращению своего хозяина.
— Ступайте, я сам отведу его в стойло, — сказал Джироламо прислуге, предварительно вручив одному из них свой плащ.
Ему просто не хотелось лишних расспросов, к тому же супруга могла появиться с минуты на минуту, прознав, по какой причине во дворе был поднят такой переполох, и только Всевышнему известно, с какими словами она бы встретила своего благоверного. Покинув сочувственно качающих головами слуг, граф повел своего жеребца на конюшню.
Пока конь Джироламо был занят долгожданной трапезой, он подошел к наполненной водой поилке и, присев подле нее, посмотрел на свое отражение. Это по-прежнему был человек благородного вида и хороших манер, но во всем его облике зримо и незримо остались запечатлены все те испытания, что ему довелось перенести. Прежде всего генерал-капитана выдавал усталый взгляд: быть может, он не выглядел бы таким усталым и измученным, но глаза еще были воспалены от этой злосчастной соленой воды. Неудивительно, что прислуга смотрела на него с таким состраданием — его вид был красноречивее любых слов о пережитом во время путешествия.
Риарио прислушался и услышал звук шагов. Кто-то приближался к конюшням. Когда шаги стали совсем отчетливыми, он, не оборачиваясь, сказал тихо, но с нотками усталости и раздражения в голосе:
— Я же просил вас ступать заниматься своими делами. Все, чего я сейчас хочу — это отдохнуть с дороги, в тишине и покое.
Отредактировано Girolamo Riario (21-07-2014 23:23:26)