Воздуха катастрофически не хватало, казалось, что на грудную клетку поместили раскаленный чан с расплавленным железом…
Тьма постепенно начала рассеиваться, Алана вскочила со свей кушетки, тяжело дыша и пытаясь сориентироваться в пространстве. Больничная палата, странного вида кровать, больше напоминающая гамак и непередаваемые муки, что забирали все остаточные ощущения, позволяя насладиться истинной болью. Когда Блум очнулась, первым делом она заплакала. От безысходности, боли и стыда. Она совершила столько ошибок за один присест и ничего не могла с этим поделать.
Спина адски горла, казалось, что в позвонки были вставлены металлические раскаленные прутья, что прокручивались каждый раз, как только Алана моргала. Каждый шаг в коридоре отзывался в ее голове болезненным эхом, она ничего не могла с этим поделать, каждый посторонний шум вызывал у нее боль. Доктор Блум лежала в своей кушетке неподвижно, боясь пошевелиться, дабы хоть как-то вывести из состояния покоя свое тело, более того, женщина боялась даже сделать вдох, который, кстати говоря, отзывался отвратительной болью где-то в районе грудной клетки.
«Какая же я была дура!», - ругала она себя, разглядывая какие-то трубки, торчащие из носа, что поддерживали ее жизнь. Конечно же,  если бы не было сотрясения, Алана сразу бы поняла, что это ничто иное, как аппарат искусственного дыхания и поддержания ее жизни в целом, но у доктора наблюдалось сотрясение, причем, далеко не первой степени, поэтому, говорить было попросту не о чем. Она до сих пор не могла поверить, что ее вытолкнула из окна Эбби, а Уилл был прав всё это время.
Кто бы мог подумать, что человек, которому она безоговорочно доверяла, любила всем своим сердцем, мог оказаться не просто предателем, а кровожадным убийцей. Где-то в самых закоулках своего сердца и сознания, Алана надеялась, что все произошедшее было не больше, чем просто бредом, а сам доктор Лектер не был виновен. Трудно обвинять тех, кого действительно любишь, особенно после того, когда все улики и факты собраны против них.
Что касалась Уилла Грэма, то тут и вовсе была своя, отдельная история. Алана Блум не разговаривала с мужчиной уже… неделю? Может быть две? Или три? В прочем, это было не так неважно. В любом случае, она испытывала стыд, безысходность и боль. Она не извинилась, не смогла искупить свою вину. Да она даже не могла встать, чтобы дойти до телефона и прохрипеть в трубку о том, как она сожалеет о случившимся.
Шло время, через неделю Алана могла уже пошевелить не только пальцами своей ноги, но и другими частями тела, а уже через две недели, она смогла передвигаться по госпиталю, в надежде найти того, перед кем она была столь виновата. Уилл Грэм. Что-то подсказывало, что он находился где-то поблизости.
Толчок, еще один и еще, капельница передвигалась вместе с женщиной, ужасно скрипя, плюс ко всему гипс, который стучал и тянулся за ней неподъемным грузом. Но это мало волновало женщину. Ее задачей номер один было найти Уилла. Взглянуть ему в глаза, сказать всё то, что так сильно сдавливало грудную клетку и мешало жить дальше. Все эти слова, они уже давным-давно были где-то внутри Аланы, так просились вырваться наружу, но... просто она не озвучивала то, что было в ее голове.
Грэма она нашла не сразу. Да и то, благодаря всем своим травмам не сразу распознала в мужчине того, с кем  так желала поговорить.
Доктор Блум села напротив кушетки своего друга, сжав в одной руке капельницу, а в другой прикованную наручниками руку мистера Грэма.
Слезы большими каплями скатывались по её щекам, а губы шептали лишь одно словосочетание:
- Прости, умоляю, прости меня.
Алана уже не знала, кому ей следует молиться. Она была жива, хотя это было невозможно. Переломы, ссадины, сотрясение – все это будто бы случилось не с ней. По крайней мере она не ощущала этого. Лишь боль и стыд за то, что совершила.
- Уилл… - захлебываясь слезами прошептала доктор, - прошу тебя, открой глаза…

После того, как Алана пролежала больше недели в отключке, её мировоззрение, неожиданно, резко изменилось. По словам врачей, она родилась в рубашке, потому как мало кто мог бы выжить после такого полета из окна. Психиатр могла бы и вовсе остаться инвалидом, потому как приземлилась на спину и повредила позвоночник, однако, Высшие Силы распорядились по-другому. Оставалось загадкой, почему женщина избежала инвалидного кресла и отделалась парой тяжелых переломов, сотрясением и глубокими, пока никак не заживающими порезами на лице, шее и руках, что остались от разбитого стекла. Порой женщине казалось, что в ее коже до сих пор торчат острые осколки. А еще ходить было невыносимо больно, впрочем, как и вообще делать какие-либо телодвижения.
Она лежала в коме более десяти дней и была благодарна старанию врачей и своей силе воли, ведь только благодаря этим факторам она смогла разлепить глаза и с криком глубоко вдохнуть больничный воздух, пропитанный запахами лекарственных препаратов. С трудом повернуть голову и сфокусировав зрение, увидеть перед собой знакомые лица врачей, с которыми она ранее общалась, пила кофе или встречалась где-то в городе. Теперь же она выступала в роли их пациента.
Поспешно прижав палец к губам мужчины, призывая его замолчать, Алана старалась перестать плакать и говорить спокойным, ровным голосом, как она делала это обычно:
- Тише, береги свои силы, говорят, нам здорово повезло. И, пожалуйста, давай не будем говорить о Ганнибале, хорошо? – доктор поджала губы, отмахиваясь от нежелательных воспоминаний. Уиллу было крайне нежелательно говорить об этом человеке, и тут шел вопрос не о том, что Блум самой было тяжело и даже больно слышать это имя. Грэму тоже нужно было абстрагироваться, перестать строить параллели между собой и своим бывшим психиатром. Нужно было поставить большую, жирную точку и двигаться дальше. Без него и всяких воспоминаний.
- Я сама передвигаюсь, словно черепаха, - хмыкнула она, стукнув гипсом о каменный пол и пошевелив рукой капельницу. – Про Джека почти ничего не слышала, если честно, я не смогла до него добраться. Я даже не знаю, в какой плате он находится, потому что… Первым делом… - она замолчала, будто бы могла сейчас сказать что-то очень страшное. – Первым делом я пришла к тебе, Уилл.
Сделав глубокий вдох и проглотив ком рыданий, который засел где-то в груди, Алана начала вспоминать о том, что этого всего можно было бы избежать, если бы она только не струсила, не была такой излишне правильной. Слушала бы не свой разум, а сердце. Возможно, если бы она не отрицала их с Уиллом отношения, он бы не попал в тюрьму, не заработал бы такое чудовищное психического осложнение и, вероятнее всего, сейчас шел бы на поправку. Подавив очередные приступы рыдания, женщина сцепила свои пальцы с пальцами коллеги в замок, так, что ее большой палец оказался сверху.  Чуть сжав руку мужчины, Алана начала поглаживать пальцем кисть Грэма.
- Я просила прощения, потому что действительно чувствую себя виноватой перед тобой. И тут дело не в том, что я не верила твоим словам. Дело во мне, Уилл. В моих решениях  и ошибках, которые привели… к тому, к чему привели. Мне следовало принять то, чего я так боялась. Видишь ли, - пара слезинок скатились по её щеке, оставляя мокрые и не очень приятные следы. – Я трусиха.

Обстановка была более, чем просто романтичная, Алана даже на мгновение забыла, что Уилл пристегнут наручниками, а она сама катает за собой железный шест с капельницей, используя эту конструкцию, плюс ко всему, как опору. Если бы мужчина не напомнил о том, что пристегнут и вряд ли сможет самостоятельно встать с кушетки, Блум бы так и не вернулась в реальность, в эту болезненную реальность, где они оба, изувеченные, были потеряны и не знали, по какому пути им следует идти дальше. Пожалуй, это было самым страшным, когда ты знаешь, что жив, и должен радоваться тому, что всё ещё в этом мире. Однако, когда у тебя нет не то, что бы цели, у тебя нет ни малейшего понятия, как действовать дальше, кому верить, а кому нет, как двигаться вперед. Потерянно абсолютно всё, как и здравый смысл. Хотя, нет. Смысл всё еще был здесь, но в малых количествах.
- Особенно с этой штуковиной, - засмеялась доктор Блум, пошевелив капельницей. Его прикосновение пускай и было практически невесомым, но Алана чувствовала теплоту его рук и, чисто инстинктивно, подалась вперед, словно кошка, проведя головой вслед за прикосновениями Уилла. – Я знаю, чего ты заслуживаешь, большего, а не всего того, что на тебя свалилось. Мы были слепы, все мы. Но сейчас, у нас есть шанс хотя бы попытаться исправить наше положение.
Алана шумно сглотнула, вглядываясь в лицо того, кого она не так давно предала. И как он мог простить ее? Быть таким же нежным, внимательным, что и раньше? Она бы ни за что не смогла бы это сделать. Но Грэм был совершенно другим человеком, отличался от всех, он был уникальным и сейчас доктор была готова выбросить все свои предрассудки куда подальше и сказать, что где-то поблизости завелся енот. Он бы понял ее, это было как будто бы волшебным словом, имеющим вес только для них двоих.
- Я не ожидала, что ты такой романтик, Уилл, - слабая улыбка заиграла на ее губах, а на глазах стали наворачиваться слезы, которые грозили новым потоком. Но, психиатр смогла удержать свои эмоции, невольно подумав о том, что она пришла сюда не за тем, чтобы замочить всю постель Грэма или устроить потом в палате. Она и так еле-еле пробилась сюда, чтобы просто поговорить, нельзя тратить драгоценное время общения лишь на слезы и раскаяние. – Не знаю, как скоро меня отсюда выставят… Врачи и полиция не уверены в том, что большое количество общения пойдет тебе на пользу, но я постараюсь их переубедить. Психиатр я или кто?
Она сжала руки в кулаки, пытаясь понять, что она хотела бы сказать еще этому человеку. Но слова не находились, они путались, как и мысли. Но она знала, что может сделать, но вот беда, она не могла быть уверенной в том, что эти действия не причинят Уиллу боли или, что могло быть еще хуже, собьют с толку и ему станет только хуже.
«Ну же, Алана, что ты как школьница, в самом деле?» - пронеслось у нее в голове, перед тем, как она собралась с духом и, нагнувшись к мужчине, быстро поцеловав его в губы. Посмотрев в его усталые и немного затуманенные от лекарств и морфия глаза, доктор Блум выдавила из себя виноватую улыбку, будто бы она жалела о содеянном:
- Прости, мне показалось, что здесь был енот… - дурацкая шутка, но большая надежда на то, что она будет принята и правильно оценена.

Алана не могла быть точно уверенной в том, что Уилл потянулся к ней, чтобы продолжить поцелуй, а не по инерции, как это часто случалось с людьми, которым просто нравилось целоваться. Чистая психология, ничего большего. Хотя, учитывая тот факт, что у Грэма были проблемы с контактными прикосновениями, возникала призрачная надежда на то, что он действительно хотел этого.
- Может быть, он всё ещё где-то в комнате, - слабо улыбнулась она, не спеша садясь обратно на своё место. Она хотела ещё раз коснуться его губ, поцеловать так крепко, как следовало совершить это давно, однако что-то её удерживало и не давало этого сделать. Возможно, это было правильным решением, но только пока.
Она сжала руку, как будто бы боялась, что вот-вот Грэм исчезнет или одернет ладонь, и она больше не сможет чувствовать его касания. Однажды он исчез так с её поля зрения, когда она ослабила хватку и позволила его руке выскользнуть. Больше этого не повториться, никогда.
- Каждый из нас заслуживает большего, Уилл. Каким бы грешником он не был, поэтому, - она прижала палец к его губам, точь-в-точь, как совсем недавно делал он. – Ничего не говори. Пожалуйста.
***
Прошло несколько недель, возможно, месяц, а может быть, и больше. Алана совсем сбилась со счету, и потерялась в числах и даже днях неделях, времени, однако, когда в палату зашёл её лечащий врач и сообщил, что результаты анализов показывают лишь положительную динамику, безумно его радуют и что сегодня Блум может ночевать дома. Но и, хитро улыбнувшись, напомнил о том, что необходимо хотя бы раз в неделю приходить на плановые осмотры, а с работой было бы неплохо повременить хотя бы пару недель. Организм всё ещё был слаб, а перегрузки были явно ни к чему, тем более, психологические.
Как заведено, в первую очередь,  мы делимся радостными вестями с самыми близкими и родными людьми. Стоит ли говорить о том, что Алана не позвонила родителям, а вскочила с постели и последовала по знакомым коридорам в уже ставшей родной палате. Однако, когда она толкнула дверь, то увидела перед собой пустую и заправленную постель. Никаких признаков Уилла Грэма.
- Его выписали.
Алана повернула голову на голос и увидела перед собой уборщика, который стоял, оперевшись о швабру и внимательным взглядом изучал женщину.
- А куда его увезли, вы, случайно не знаете?
- Я что, по-вашему подслушиваю разговоры?
- Нет, я просто…
- Думаю, что вам следует пойти в тюрьму или…куда там отвозят опасных парней до суда, хотя мне кажется, он не опаснее щенка.
Алана была готова ударить себя ладонью по лбу, как она сразу не догадалась, куда могли отвезти Гржма?
- Спасибо, - улыбнулась она уборщику и поспешила собирать вещи. Ей нужно многое успеть за сегодня.
***
Тяжело видеть близких в клетке. Блум пока не разрешали проводить беседы с Уиллом в допросных комнатах, поэтому, она довольствовалась этим недолгим свиданием под чутким присмотром охранника, который каждый раз раздраженно повторял ей одну и ту же фразу: «Отойдите подальше, пожалуйста, мисс!». Однако, она не предавала значение этому предупреждению и поэтому, сжав холодные железные прутья, она приблизилась к мужчине настолько, насколько только позволяла эта граница меж ними. Со стороны казалось, будто бы Алана хочет просочиться сквозь решетку и очутиться рядом с Грэмом. По сути, так оно и было.

Его руки были теплыми, в отличии от холодного металла решетки. Наверное из-за этого Блум пробила дрожь, хотя объяснить такую реакцию можно было и кое-чем другим. Этот контакт продлился недолго, ведь подозреваемый настолько опасен, что к его камере приставили больше двух охранников и даже выдали им оружие. Интересно, что он мог бы им сделать, будучи запертым?
Алана знала, что должна держаться изо всех сил, ее и так отстранили от этого дела в виду личных интересов и тому, что она сама была немаловажным свидетелем. Один неверный шаг и всё может рассыпаться, как карточный домик, шансы на успех и так были невелики.
Уилл не должен быть здесь, и не должен быть заперт где-либо. Это не будет благоприятно влиять на него, он как губка впитает всю эту мерзость в себя и ситуация только ухудшится. И как только врачи не видят этого? Это же просто, как дважды два, здесь нужно проявить смекалку и пустить в ход все свои знания. Блум бы очень хотела помочь, но она заинтересованное лицо, участник дела, и, что самое главное – она не хочет, чтобы Грэм был ее пациентом.
Охранники оттаскивают женщину от решетки и из ее груди вырывается недовольный вздох. Хочется толкнуть их за то, что они нарушают эту настолько важную близость. Но придется опять разговаривать на расстоянии. Сначала им мешали бесконечные трубки, наручники и ранения, теперь же – решетка. Будь она проклята. 
- Я очень надеюсь, что скоро наши встречи будут проходить в нормальном режиме и ты сидеть рядом без всяких цепей, наручников и решеток. Я обещаю тебе, что это очень скоро свершится.
"Я приложу к этому все свои силы или то, что от них осталось".
Алана знала, что она практически бессильна и никак не сможет повлиять на ход судебного процесса. Потому как очень хорошо знает специалистов, которые всерьез занялись делом Уилла Грэма, они точно упрячут его в комнату с мягкими стенам, предварительно завязав длинные рукава смирительной рубашки на спине.
- Как ты? – глупо и немного странно задавать такие вопросы человеку, который сидит за решеткой, но все-таки, доктор Блум очень хотела получить на него ответ. – Может, тебе что-то нужно? Я могу попросить, чтобы тебя перевели в другое место, хотя бы опять в больницу. Там у тебя было больше свободного пространства.
Странная помощь в виде перетаскивания человека с одного места в другое. В любом случае он будет под строгим присмотром людей в форме и белых халатах. Ни одного лишнего движения, к таким пациентам как Уилл здесь относятся более, чем просто серьезно. Тем более, если учитывать тот факт, что мистер Грэм уже был здесь. В прошлый раз ему повезло. Был ли это счастливый случай или нет – уже не важно, но могут ли чудеса случатся дважды? Если бы это была бы сказка, то возможно, да. Но это суровая реальность, в которой нет ничего, кроме ноющей боли. Все раны уже затянулись, но всё равно продолжали ныть изо дня в день. Не переставая, фантомные боли были постоянными спутниками Аланы Блум, впрочем, как совесть и чувство вины. Но за свои ошибки нужно платить, но тогда почему за них расплачивается один Грэм?

Несмотря на то, что женщины любят постоянство, Алана Блум была рада такой перемене: теперь у Уилла не было на запястьях стальных браслетов, что оставляли красные следы и вообще были жутко неудобными. В его глазах снова можно было увидеть жизнь. Кажется, эту жизнь в нем пробуждали его многочисленные собаки, за которыми Алана с удовольствием ухаживала в то время, как Грэм… был лишен такой роскоши.
Сделав небольшой глоток, доктор внимательно посмотрела на друга, чуть склонив голову на бок:
- Ну, как тебе сказать. К таким вещам никогда нельзя быть готовым на сто процентов. Это ведь не экзамен по повышению квалификации, где ты хотя бы знаешь все вопросы. Включая дополнительные. Здесь же самый настоящий кот в мешке, Уилл, - Алана сделала еще один глоток из своей бутылки, на этот раз он был куда внушительнее предыдущего.  – Будь что будет, я буду надеяться, что на этот раз всё будет по справедливости, а потом. Когда этого гада поймают… Я обязательно приду на его казнь.
Блум резко запрокинула голову, делая большие глотки и очень быстро допила свой напиток. Отставив пустую бутылку в сторону, она повернулась к Уиллу Грэму и, сменив позу, обняла руками ноги. Она молчала, думая о том, что все еще с болью вспоминает о Ганнибале и никак не может выбросить из головы всё то, что был, к сожалению. Как и любая женщина с разбитым сердцем, она страдала. Конечно, не так, как в первые недели. Да и боль была куда больше физическая, из-за того падения. Как ни странно, за это Блум судьбу тоже благодарила, так как если бы не эта боль от переломленных костей, то она вряд ли бы смогла сохранить рассудок и разум в равновесии. Все-таки, физическая боль способна не только отвлекать, но и в своем роде вылечить.
- После всего, что было? – усмехнулась она, отворачиваясь от Уилла. – Хреновый я психиатр, скажу я тебе. Самого главного психа и убийцу разглядеть я не сумела. Тут дело даже не в том, что я многое пережила. Все мы…пережили произошедшее с трудом. Однако, я сомневаюсь в своем профессионализме. Поэтому, возвращаться к работе я не хочу. Кто знает, скольким еще маньякам я открыла путь в «большой мир», аккуратно написав в их карточке «здоров»? Я бы уехала отсюда, куда-нибудь подальше. Купила бы небольшой домик, и занялась бы чем-то безопасным и несвязанным с общением. Может, разводила бы…собак. Или лошадей, с большими и добрыми глазами.
Алана грустно рассмеялась, понимая, как глупо звучат ее слова.
- Скажи, Уилл, - она резко повернулась и придвинулась к Грэму, да так, что чуть было не столкнулась с ним лбами, зато они задели друг друга носами. – А у тебя есть еще пиво? – почти шепотом спросила она, понимая, что это звучит еще глупее, учитывая, что только что произойдет и то, что вполне может произойти.

Когда все закончилось, Алана опустила голову на плечо Уилла, прикрыв глаза. Почему-то именно сейчас она ощущала некую умиротворенность и, что самое главное – безопасность.  Хотя, какое-то время назад, она ощущала нечто подобное, будучи рядом с самым опасным убийцей во всем Балтиморе. Порой инстинкты обманывают, так же как и интуиция. И, в связи с последними событиями, Блум предполагала, что последней у нее совсем нет. Иначе бы всё сложилось совершенно иначе и она не глупила так и внутренний голос помог бы навострить уши до того, как это стало слишком поздно.
- Раны могут зажить, если перестать их трогать без конца, - вторила ему доктор Блум, распахнув глаза и подняв чуть голову, рассматривая лицо Грэма снизу. С такого ракурса он был даже еще красивее. – Все забывается, Уилл. Человеческий мозг рано или поздно забывает определенные моменты. Главное, пережить какой-то момент. Говорят, что злость живет в мозгу 11 минут. Все далее – накрутка. Думаю, что боль и радость имеют такой же срок годности.
Брюнетка замолчала и опустила голову, смотря куда-то прямо перед собой. Со стороны могло показаться, что Алана любуется на природные красоты, но на самом деле у нее перед глазами был совсем не горизонт и поле, а те самые ужасные картины, всё то, что было с ней в тот вечер. Вот и так называемая накрутка. И ничего с этим не поделаешь, время прошло, все должно было остаться далеко позади, но почему-то Блум не хотела отпускать эти ужасные воспоминания. Быть может, это было связанно с тем, что она злилась на саму себя и на все ошибки, промахи, что допустила. Самобичевание всегда проходило только на «ура».
- Стало прохладно, не находишь? – неожиданно нарушила тишину она. – Тут два варианта – либо идти в дом, либо искать другие способы, чтобы согреться.
Блум явно намекала на продолжение банкета на улице с участием более крепких напитков, но неожиданно подумала о двусмысленности сказанных ею слов. Хотя, если быть предельно честной, она была и не против, если Грэм воспримет это как-то иначе. И даже если он, словно невинный ребенок, поймет всё иначе и притащит сюда большую чашку какао вместе с  теплым пледом, она будет только рада.
Исправляться и спешить объяснить смысл своих слов она не хотела. Пусть будет так, как будет. Это будет хоть что-то неожиданное в ее жизни.
- Пережить бы еще завтрашний суд, - тихо добавила она, - и забыть обо всем этом раз и навсегда. Это будет самым лучший день в моей жизни.
Она вздохнула. Осталось несколько часов до того самого момента.