Холодный вечерний воздух – следствие коварных северных ветров, пригнанных в подарок городу очередным циклоном. Он же застлал небо невнятными тучами с так и не разразившимися грозами. Природа словно стремилась гармонировать с нашим душевным состоянием.
Одиночество. Паркер не ощущал его, в очередной раз проносясь между небоскрёбами родного города на своей паутине, новой чёрной паутине, для которой не требовалось заряжать вечно ломающиеся веб-шутеры и париться над улучшением химического состава. Впрочем, за столько-то дней он уже успел привыкнуть. И к ней, и к костюму. К хорошему быстро привыкают.
Он не чувствовал себя одиноким, пока с ним был симбиот. Ему просто вдруг пришло в голову, что он снова остался один.
Это была довольно свежая и внезапная мысль, которая не желала так просто капитулировать, так что Питер даже решил её немного обдумать.
Приземлившись возле каменной горгульи – давно облюбованное местечко, – он прислонился к ней спиной и, свесив ногу, попытался расслабиться. В последнее время ему это совершенно не удавалось, хотя преступность вроде бы не слишком бунтовала. Даже наоборот, рутинные супергеройские проблемы стали решаться гораздо проще. Но и сами мысли об отдыхе не казались привлекательными: парень давно не испытывал такого энтузиазма влипать в неприятности, иной раз намеренно. Конечно, не из желания навредить себе, а ради развлечения. Давно надо было признать, что байки про ответственность служили лишь для отвода глаз внутреннего голоса-зануды. Ловить преступников было чертовски увлекательно, а сопутствующий всплеск адреналина сладок.
«Нам никто не нужен», – прозвучал ответ на так и не заданный вопрос. Уверенный знакомый голос, принадлежащий самому Питеру, свысока наблюдающему за копошащимися внизу согражданами. «И мы никому не нужны. Этот город сам по себе, а все эти люди не протянут нам руку помощи. Им вообще нет до нас никакого дела. Если мы спасём их жизнь – они воспримут это как данность, то, что и должен делать супергерой. А если мы не успеем – нас тут же заклеймят эти газетёнки».
Юноша вздохнул и отвернулся. Эти слова были правдой. Но ему было всё равно – пускай жителям города плевать – ему, в общем-то, тоже. Сегодня он спаситель, а завтра ему может просто надоесть, если появится занятие поинтересней.
Другое дело ЭмДжей, Гарри, тётя М…
«Гарри нам не друг!» – тут же возмущённо перебил он сам себя и сильнее стиснул зубы. «Эта дружба всегда была ложью. Он убил её, вместе со всеми нашими надеждами».
Питер передёрнул плечами. Думать об Осборне ему стремительно надоедало. Они оба всё для себя решили.
Теперь у него не было друга.
«ЭмДжей нас не любит. Признаем это, наконец, мы же видим», – Питер схватился за голову. Ему показалось, что он сходит с ума, уж очень неожиданными были мысли. «Я ей не нравлюсь? Мы не нравимся. Она сказала, что я изменился… она хочет помешать нашей свободе, привязать к себе, зачем слушать её ложь?»
По телу пробежал неприятный озноб. Паркер вскочил, охваченный порывом спрыгнуть прочь от неприятных мыслей, и позволить ветру и привычному полёту вернуть душе спокойствие.
Он изменился. Ссора с Гарри его… шокировала, заставила пересмотреть некоторые вещи. В тот день вообще много чего случилось.
«Этот костюм… я ведь знаю, что он не просто материя, он живой, это симбиот, он живёт за счёт меня, он… управляет мной».
В памяти всплыли сцены, в которых действия не просто опережали его мысли, но и в чём-то противоречили им. Поначалу это показалось ему пустяком, властью эмоций, следствием потрясений. И вдруг поселили в душе нехорошее предчувствие.
Почему-то не получалось игнорировать его. И ведь не только ЭмДжей говорила о странном поведении парня. События последних двух недель кричащей вереницей безобразных клоунов пронеслись перед глазами. «Нет!» Паркер оступился… и привычно выпустил паутину.
В нём всколыхнулся гнев: «когда я успел так далеко зайти?!»
Пролетая меж зданий, он оказался на Бродвее и приземлился на колокольне церкви, затем проникнув внутрь через арку. К тому моменту он вспомнил и ещё кое-что: внутренний протест, что-то вроде сомнений, недовольства собой, вполне обычных для каждого робкого человека, но на фоне внешней агрессии кажущихся подозрительно противоречивыми. Он подавлял их всякий раз, упрямо избегая мыслей о примирении и собственной неправоте. Хватит с него! Надоело быть тряпкой, с которой никто не считается! Да нужны ему все эти отношения, ради которых приходится вечно изворачиваться, и от которых только одни неприятности?!
«Мы не одни, пока вместе», – казалось, внутренний голос жил какой-то своей жизнью и вовсе не испытывал всей этой злости. Стоп, с каких пор он начал обращаться к себе на мы? «Вместе мы добьёмся всего, чего пожелаем! Никто нам мне помешает.
То есть ЭмДжей?
Нам никто не нужен.
И тётя Мэй тоже?
Послушай…
Ты используешь меня!
Нет! Мы заодно.
Я тебя раскусил. Я знаю, что ты такое. Ты питаешься отрицательными эмоциями».
Питер рванул костюм, попытавшись отцепить его, но тот оказался необычайно живучим, восстанавливаюсь даже быстрее, чем раньше. «Из-за злости…» – с подступающей паникой осознал юноша. Его действия были спонтанными и непродуманными, а эмоции лишь придавал симбиоту сил.
«Мы нужны друг другу…
Убирайся!» – от отчаянья, уже понимая, что вряд ли сумеет быстро успокоиться, он продолжал попытки бороться с собственным костюмом, который, казалось, вдруг налился свинцовой тяжестью… и когда Питер уже едва стоял на ногах, его повело в сторону, и он ощутил удар – стукнул рукой обо что-то массивное – и следом громкий звон. Колокол! И неприятный скрежещущий визг – симбиот на миг ослабил хватку. «Звуковые волны…» – не успев додумать, припал на одно колено, едва не задушенный недовольным костюмом.
«Мир жесток. Он отнял у тебя самое дорогое», – раньше он не обращался к Паркеру на ты. И это прозвучало ещё более жутко, чем уже привычное «мы», так что тот даже стал слушать.
«Родители, дядя Бэн, отец Гвен и она сама – всех их отняли у тебя. Но и то, что у тебя осталось, не вечно. Близкие предают. Вместе мы сумеем нас защитить. Тебе нужны только мы!»
Где заканчиваются слова симбиота, и начинаются мысли самого парня?
– Да, – тишина, –  Ты прав – мир жесток. Но ты мне не нужен, – тихо проговорил Питер и, преисполнившись решительности, вновь ударил по колоколу.
Снова шипение и дрожь симбиота – так его легче отдирать от старого, нормального костюма без замашек тотального контроля и вампиризма.
– Мне нужны мои близкие, – ещё удар и очередной комок костюма отправляется в полёт куда-то вниз.
– А не инопланетная грязь!
…
Парня пошатывает, а в ушах всё ещё раздаётся звон, когда он давно стих. Кажется, что симбиота больше нет – никаких посторонних голосов в голове. То есть голос есть, но вовсе не напоминает осмысленный диалог. Но ведь он мог замаскироваться, остаться какой-нибудь каплей и восстановиться. Паркер так давно не слышал своих мыслей, так привык разделять их с кем-то, что запросто мог бы не почуять подвоха и сейчас. Его переполняет отвращение, смешанное с ужасом. Он обхватывает себя руками, пытается разглядеть, и осознаёт, что ему нужно срочно в душ. Смыть всю грязь с тела и души. Невидимую, но ощутимую.
Паранойя гонит его прочь отсюда, но и после, заперевшись в ванной, он никак не может взять себя в руки. Кажется, словно симбиот проник в его мозг, душу и сознание, всё ещё с ним. И до него не добраться. Это начинает походить на истерику, когда Паркер в голос смеется над своим страхом к какой-то жалкой кляксе. Над своей глупостью. И над тем, что никак не может провести чёткую грань между своими и чужими мыслями. Ладно, легко предположить, что желание «наплевать на всех и посвятить жизнь рискованным развлечениям» несколько не в его духе – и как только он вообще мог его допустить?! Но ведь были тысячи других мыслей и мотивов, перекликающихся со старыми убеждениями. Эта штука не просто заставляла его выплёскивать негатив и искать встречи с ним, она нагнетала его и проецировала на мировоззрение.
Кое-как успокоившись, он ощутил слабость, напоминающую поднявшуюся температуру в здоровом теле. Без симбиота организм действительно ослабевал, и только разрыв мог продемонстрировать, насколько.
Добравшись до кровати, он просто провалился в забытье… как казалось поначалу. Но в определённый момент чернота перестала быть пустой. Она была живой, ощутимой, вязкой и заполняла всё вокруг. И изнутри.
Паркер проснулся посреди ночи и подскочил, явственно чувствуя, как по венам его течет вовсе не кровь, а густая чёрная жидкость. Догадавшись, что это был всего лишь кошмар, он, тем не менее, не спешил вновь попытаться заснуть. Его словно молнией пронзило мыслью: «где он?!» Где симбиот сейчас?
Не заморачиваясь с костюмом, который для перестраховки был отправлен в стирку, Паркер помчался к месту стычки. Но тот словно испарился, не оставив и следа.