Ничего подобного не случалось с ним с тех пор, как он отъявленный лгал Хоук о том, что он решил избавиться от Справедливости и для этого ему нужно всего ничего – драконий камень и селитра. Если Хоук была бы магом, если бы рядом был Фенрис или языкатый черт Варрик… Но они были вдвоем и совесть, а точнее ее мизерные остатки разметенные по углам, не шевельнулась, придавленная грузом ответственности, которую крепко прижал ее Справедливость. В конце концов, что значит доверие и дружба, когда столько магов не-справедливо угнетены!
Ни-че-го! Ничего не значат и желания Андерса, и его душевные муки, и жизни его друзей. Даже колючего бывшего раба и холодного как сталь его белоснежных доспехов лучника маг мог считать своими друзьями. Они не раз прикрывали его спину в потрепанной мантии, а он не раз врачевал их раны, так что… Но разве это теперь имеет значение?
Но сейчас, его сердце словно было свободно от всего сразу, он воспряло, возродилось от светлой улыбки малышки, которую он вылечил от страшных ожогов, и от тепла свернувшегося на его ладонь рыжего как солнышко, которое почти не заглядывает в мрачные переулки Киркволла, котенка. Девочка протянула его магу как самое большое сокровище, да оно таки и было. Для них обоих. В маленькой темной хижине, в которой ютилось два или даже три семейства ничего больше и не было. Даже скромный ужин Андерс принес с собой и уговорил хозяйку принят продукты с большим трудом, потому что даже у бедняков его гордость, но  и им тяжело смотреть в глаза голодному ребенку.
С котенком, уютно свернувшимся у него за пазухой, Андерс неспешно шел по вечернему Киркволлу, все же стараясь держаться в тени зданий. Чем меньше он попадает на глаза стражникам и, не дай Андрасте, храмовникам, тем лучше. Пусть он десять раз близкий друг Защитницы, но у него специфическое везения и ему вполне может попасться не слишком впечатлительный и патриотичный храмовник.
Он почти миновал все возможные опасные места, оставалось всего пара поворотов до входа в Клоаку, как бряцание доспехов и чей-то тихий стон вместе с глухим звуком удара, заставили его прижаться к стене, в спасительной тени.
- Не надо упрямиться! – вкрадчивый, пусть и грубоватый голос с особенным мягким акцентом заставил Андерса замереть на месте, словно неживому. Он знал его – командор Рурк, один из яростных гонителей отступников, прямиком из Орлея. После встречи с ним Андерс залечивал пару сломанных ребер, и это было впервые за все его побеги, когда храмовники хоть и связывали его хорошенько, но не позволяли себе членовредительства, только лишь угрозы оного, если маг не заткнется. – Нам известно, что ты дал приют отступнице, бежавшей их Круга. Твой незаконнорожденной дочери! Ее вещи были в твоем доме. Тебе не отвертеться!
- Я не знаю где она, ваша милость! – слабый голос, принадлежащий пожилому мужчине, был ответом храмовнику. – Она ушла! Ушла! Я не знал, что она беглянка… не знал! О, во имя Андрасте, пожалейте! Не надо! Я ничего не знаю! Женевьев ушла!
Сердце Андерса забилось чаще. Он не смог бы помочь этому несчастному. Отряд орлесианских храмовников совсем не то, что в Киркволле. Да и Справедливость бы не дал ему и пальцем пошевелить – сейчас, когда на кону стояло так много, он просто не может пожертвовать всем ради спасение не-мага. А вот сбежавшая из Орлесианского Круга… он должен был помочь ей связаться с остальными подпольщиками, чтобы они смогли увезти ее подальше.
Только ее нужно было найти, опередив Рурка.
Вернутся в Лечебницу получилось только когда отряд храмовников оставил улицу и утащил свою жертву прочь. Ничего, он же не маг, командор Рурк передаст его властям и… Он не может думать о всех, у него есть цель!
Как же ему хотелось порой заставить Справедливость молчать. Он и без него, без его нравоучений, знал, сколько поставлено на карту. Сколько жизней! Правда, против помощи беглянке дух не возражал.
Андерс отпер дверь Лечебницы, и уже хотел снова запереть ее за собой, как кто-то коснулся его плеча.
- Мне сказали, что вы поможете… - Андерс обернулся и увидел перед собой не высокую девушку с запавшими лихорадочно блестящими глазами, царапинами на руках и шее, в каких-то невероятных обносках, в которых с трудом угадывалась мантия Орлесианского Круга.
- Женевьев? – и девушка кивнула, даже не спросив, откуда он знает ее имя. – Заходи быстрее!
Он впустил ее внутрь, огляделся вокруг и запер дверь.