«Я не боюсь.
Это было непросто, но я не боюсь. Больше нет.
Они не посмеют прикоснуться ко мне, если я сам не захочу этого.
Я ведь не боюсь их? Нет.»
Свыкнуться с мыслью о свободе было многим проще, чем осознать, как круто всё в одночасье изменилось.  Это не давало покоя, заставляло резко останавливаться на пути к своей цели и недоверчиво смотреть себе через плечо, словно беспокоясь о возможном преследовании. Через какое-то время это прошло. Почти так же, как и желание бежать без оглядки, совершенно не осознавая, что он в любую секунду можно рухнуть изрешечённым пулями охраны. Но страх... страх ушёл, вернее, он силился покинуть сознание, но жалкие тоненькие корешки, уходящие своими змеящимися отростками слишком глубоко в подкорку, отчаянно цеплялись за благодатную почву, не желая её покидать. «Я. Не. Боюсь.» Каждое новое слово стоило нового шага. Отчаяние сменялось уверенностью в себе и том, что что-то свыше приближает его к намеченному. Заветному. Единственному. «Женись, сынок...» Что, если это - его звёздный час? Ни голосов в голове, ни пыток, ни чёртовых лицемеров, готовых чуть что подвергнуть его и без того надтреснутый разум новым испытаниям. Это не тюрьма, нет, это лучше, лучше, чем... о, господи. Просто нужно заставить себя перестать чувствовать жертвой, что, это так сложно? Сесть и выдохнуть, выровнять сердечный ритм, как учили в детстве, представить, что всё, что было раньше – страшный сон. Хотя, прошлое теперь казалось нечто действительно далёким. Ровно настолько, насколько необходимо, чтобы усомниться в его реальности. Обрывки воспоминаний, что ворох сухих листьев, встревоженных сильным порывом холодного ветра. Сложно ухватиться, если не проявить сноровку. Что-то бесконечно сбивало с толку, кто-то постоянно вставал на пути. Их было не так уж много, не так, как раньше, совсем нет. Некоторые пытались скрыться раньше, чем в их живую плоть с мягким глухим звуком вошёл бы остро наточенный нож, некоторые нападали, как только видели угрозу издалека. Жалкие шлюхи. Безликие, мерзкие. Давить бы их, как вылезших на поверхность дождевых червей после ливня. Наверное, об этом стоило бы позаботиться – вот так, без сожаления вырезать их, уродливых, на пути к своей единственной. Он увидит её совсем скоро, это неоспоримо. Он даже знает, как она выглядит, наверняка знает. Ему просто нужно вспомнить... кое-что. Что-то из вороха тех самых листьев, кружащихся перед глазами. От них не отмахнуться, нет смысла. Многое теперь совершенно бессмысленно, кроме, пожалуй, пары вещей. Первая – отринуть страх. Нужно быть увереннее, сильнее, напористее. Разве идеальный мужчина может позволить дать себе слабину? Нет, никогда, ни за что. Стоит распрямить плечи и перестать испуганно вглядываться в тёмный дверной проём. Стоит почувствовать себя непобедимым.
– Соберись, соберись...
Стиснув в кулаке рукоять ножа, идти на звук, на тихий шёпот чьих-то осторожных шагов во мраке. Подстраиваться под чужой ритм, даже дышать в такт. Почти как в жизни хищных зверей: ты – охотник, она – жертва. Слабый клочок света из раскачивающейся и подыхающей лампы выхватил чужое бледное лицо. Нет, это не она. Он знает. Второе – найти свою единственную, чтобы не подвести ни единого завета матери, ведь кто-кто, а она всегда была добра к своему сыну, поэтому пришло время отблагодарить её за это верно и вовремя принятым решением. Она говорила, что только обретя любовь, можно понять насколько счастлив человек может быть. Пока он не чувствовал ничего, кроме раздражения и бесконечного разочарования, настигающих его раз за разом. Не она. Снова. Снова. И снова. Бесполезные шлюхи, что если они собрались здесь, чтобы поглумиться над ним, беспомощным, окрылённым своей мечтой? Завёрнутая в жёлтый комбинезон жертва заметила его, вжалась в стену и отчаянно замахала на стоящего в метре обескураженного жениха. Шипела, как кошка, грозилась, наверное, выцарапать ему глаза, как только он посмеет сделать ещё шаг к ней. Он смотрел на её попытки защититься полупустым взглядом, думая о чём-то своём. Всё равно никуда не денется. Никуда не убежит. Он схватит её в любом случае. С каждым новым убийством его воля, его уверенность становились немного крепче. Эта была его работа - искать сокровище среди гнилого мусора, повсеместно от него избавляясь. Хнычущая и шипящая потаскушка - это мусор. Она скоро умрёт.
– Отвали от меня! Ты! Гр-рязный... - жертва попыталась обороняться, вцепилась зубами вначале в руку пониже локтя, затем, когда возмущённый такой выходкой жених перехватил её удобнее за шею сзади и хорошенько встряхнул, предварительно приложив об железный шкафчик, впилась в запястье. Её по сути неподготовленные к борьбе челюсти оказались на редкость выносливыми и не разжались даже после того, как он насильно попытался заставить её раскрыть рот. Человека сильнее делает страх, запускает необратимый механизм защиты, будит инстинкт самосохранения, подключая все имеющиеся в организме резервы на борьбу с угрозой. Эдвард Глускин, 46 лет, участник проекта «Волрайдер», последняя попытка побега: 16 сентября 2013 года. Почему его тело отказало тогда? Он не смог пробиться, не смог заставить себя вырваться из этого ада, ведь ему грозила смерть, в чём дело, почему? А это жалкое ничтожество делает всё, чтобы остаться в живых.
– Заткнись, шлюха.
Он до последнего хотел быть с ними вежливым, но все они, как одна, пренебрегали его манерами. Отвергали его великодушие, пытались бороться, нежели признавать то, что они уже пали на самое дно, и их спасение заключается в смерти. Лучше быстрая кончина от знающего своего дело спасителя, чем такая низменная, презренная жизнь. А они боролись за неё. За своё право грешить дальше.
– Заткнись! Я сказал заткнись, мразь! - каждый свой приказ он сопровождал ударом чужого тела об стену. Он хотел, чтобы она перестала визжать. Её мерзкий голос закрадывался куда-то в глубины сознания и мешался с воспоминаниями об его собственных криках, полных боли и отчаяния, в то время, как его тело словно бы полнилось жидким огнём, плавилось изнутри, разлагалось заживо, и он, беспомощный и связанный по рукам и ногам, чувствовал эту боль, но ничего не мог с ней поделать, никак избавиться. Вероятно дав слабину, он разжал хватку, на что жертва среагировала незамедлительно, взметнула свои, казалось бы, ослабевшие руки, и со всей силы полоснула ногтями по свежим ранам на лице. Жених удивлённо вскрикнул и выпустил её, рефлекторно прикрывая ладонью глаза.
– Жжёт… чёрт подери, как больно... как... ты за это заплатишь. Ты. Заплатишь за это!
Бежать некуда. Маленькая глупая шлюшка, ты уже мертва. Жертва поползла в сторону выхода, но озверевший от боли мужчина схватил её за ногу и потащил обратно. Теперь он не будет играть в кошки-мышки. Теперь всё будет по-взрослому. Схватив жертву за горло, он буквально насадил её глазницей на острие ножа. На костяшки пальцев полилась горячая жидкость, и убийца шально заулыбался, глядя в уцелевший глаз. Руки стремительно стали липкими от крови и глазной жидкости умирающей, и он позволил телу упасть под сладострастный влажный звук отпускающей оружие глазницы. Каждый пронзительный звук: предсмертный хрип, стук упавшего на пол трупа, шелест чужой одежды, гудение лампы на потолке, собственное сбитое дыхание, затем короткие полузадушенные всхлипы оставшегося в полном одиночестве человека, который больше всего на свете не хочет быть один – они существовали только в нём, в его собственном мире, где он был безраздельным хозяином. Минут пять жених смотрел на свою мёртвую жертву, бессильно сжимая орудие убийства в руке. Нет, он не сумеет оттащить её в своё убежище, дабы потом перекроить её несовершенное тело и создать истинный шедевр. Воплотить свою мечту об идеальной невесте. Не сможет, ведь он знает – все эти бездыханные куклы пробудут с ним безмолвную и безропотную вечность только потому, что они мертвы. Ему нужна живая невеста. И она рядом, он это знает.
– Где же ты, моя дорогая.
Может быть, стоит прекратить торчать на месте? Торчать и пялиться в одну точку. Нагнувшись, он вытер нож о полы комбинезона трупа, распрямился и побрёл вниз по коридору, ощущая странный прилив сил. То самое воодушевление, которое всегда граничило со странной пустотой внутри, движело им. Остановиться – значит, сдаться. Нельзя сдаваться, когда пройдена большая часть пути. Почти всё готово. Внизу, в мастерской, невесту ждёт её наряд – он сам сшил это платье для своей единственной. Оно непременно ей подойдёт, ведь он знает, какой должна быть его прекрасная суженая. При мыслях о возлюбленной на губах жениха всегда начинала проступать робкая мечтательная улыбка. Он замедлял шаг, иногда останавливался, прикрывал глаза, даже зажмуривался и молча думал о ней. Вновь ускользающий образ заставлял его гнаться следом. Казалось, это никогда не кончится. Но он терпеливый. Конечно, он справится. Если бы только его оставило это тревожное чувство, овладевающее им всякий раз, когда он отходил слишком далеко от своей мастерской. Иногда гул в голове становился просто невыносимым, а перед глазами всё безнадёжно плыло, в то время когда он, уверенный и сильный, вынужден был хвататься за ближайший устойчивый предмет, дабы не потерять сознания. Это было что-то из прошлого. Из того самого, от которого он не в силах избавиться. Может, и не надо было? Морок прошёл так же внезапно, как и овладел им, потому, несильно потерев виски, он двинулся дальше, вновь в темноте и только на звук. В его новом мире вообще почти не было света. Его любимая - вот тот луч, за которым он должен идти.
– Дорогая?
Наверное, он обознался. А, может, и нет. Не видно даже собственных рук, как бы он ни старался поднести их к лицу и рассмотреть хорошенько. Он позвал в темноту неуверенно, шёпотом, будто бы наперёд зная, что шансы ошибиться у него высоки. Но терять надежды не стоило. Только не сейчас. Скорая поступь чьих-то чужих босых ног, совсем рядом, можно ухватить пустоту прямо перед собой, а можно и наткнуться на чьё-то тёплое тело. Ещё живое. Если это одна из тех уродливых шлюх, что постоянно попадаются ему на пути, её минуты сочтены. Очень темно. Наугад он прошёл ещё несколько метров, ориентируясь по звуку шагов, после чего по его привыкшему ко мраку зрению остро полоснула короткая вспышка света, разгоняя черноту вокруг лица той, кого он хотел увидеть больше всего. Он замер, не веря своим глазам, и простоял ошарашенный до тех пор, пока камера в руках им встреченной не погасла. Тогда он очнулся. К нему вернулся тот самый страх, от которого он так хотел бы избавиться. Вокруг сомкнулась тьма, и жених, поддаваясь охватившим его эмоциям, выдал себя. 
– Дорогая? Это ты? Мы... мы встречались раньше, не так ли? Мне так жаль, что всё произошло... вот так. Постой. Дай мне полюбоваться тобой.
Снова свет. Нет, он не ошибся, он помнил это лицо так же ясно, как и помнил своё имя и возраст. Наверное, сейчас нет возможности скрыть свою счастливую улыбку. Это было недавно, а, может, и очень давно – время для него превратилось в бесконтрольное течение недоступных ему разуму процессов. Он очень долго провёл в бесконечности, чтобы задумываться над тем, когда произошли те или иные события. Важнее было то, что здесь и сейчас перед ним стояла та, кого он искал всю свою жизнь, о ком были его тревожные сны и мечты. Только он, возникший из темноты с ножом в рук, напугал её, потому как она бросилась прочь от него, скрываясь во мраке коридорного рукава. Эдди не понял, как последовал за ней, кажется, его рассудок слегка помутился из-за неожиданной встречи, а бешено колотящееся сердце отвлекало своим настойчивым глухим стуком и не давало сосредоточиться. Но он шёл шаг в шаг, слыша, как бег уносит её всё дальше и дальше. Впереди яркое пятно света вырисовало её силуэт из темноты, и жених прибавил шагу, надеясь настигнуть беглянку и заключить в объятия, которых она никогда не захочет покидать.
– Прости меня, я не хотел тебя напугать! – ещё немного, ведь она совсем близко. Через каких-то пятнадцать шагов он смог бы протянуть руку и ласково развернуть её к себе за плечо, чтобы снова встретиться с её взглядом. – Постой, пожалуйста, я...
Знакомый гул настиг его, словно нож убийцы из-за поворота, и мужчина остановился, пытаясь справиться с одолевшими его видениями. Когда он открыл глаза, первое, что он увидел, заставило его невольно содрогнуться, но тут же взять себя в руки и начать действовать. Сине-серое облако, очертаниями напоминавшее ему очень высокого и очень худого человека, витало совсем рядом с его дорогой невестой и грозило той неминуемой погибелью – он не раз становился свидетелем того, что случалось, если это странное существо прикасалось к человеку. Оно могло сотворить с его любимой всё, что угодно: разорвать изнутри, заставить сгнить заживо или же истечь кровью из всех пор. Нет, он не мог допустить, чтобы с ней такое случилось. Не мог, потому что она принадлежала только ему. Никто не посмеет ей навредить.
– Эй ты! – он выставил палец вперёд, чтобы существо осознало, что Эдди обращается именно к нему. – Слышишь меня? Оставь её в покое и убирайся отсюда!
Сквозь череп и позвоночник словно на мгновение пропустили электрический ток, из-за чего мужчина зажмурился, теряя из виду всё происходящее перед ним, пошатнулся, налетая плечом на стену и накрепко сжал зубы, стараясь вытерпеть эту боль. Сейчас это создание расквитается с ним за дерзость, а потом уничтожит его единственную. Собравшись с силами, он открыл глаза, но его зрение теперь застилала уже привычная пелена, появляющаяся всякий раз, когда он... сопротивлялся Ему. Нет, так быть не должно. Это были те голоса, которые покинули его, после того, как он обрёл свободу. Их разделили? Изгнали из него? И теперь они превратились в рой, в густое синее облако, несущее смерть. Что, если это существо - это часть его личности? Нет. Это очень-очень глупо. Потому что было время, когда голоса жили отдельно, и он слышал их, но никто не желал ему верить.
– Уходи, просто уходи, оставь нас в покое. Не трогай её.
Его мутило, но желание отогнать от своей невесты существо было сильнее всего рационального, что оставалось в его искалеченном разуме. Пустые глазницы туманного нечто смотрели прямо на него, и он буквально кожей мог чувствовать этот тяжёлый взгляд.
– С-соберись... – это было чем-то наподобие мантры. Всегда помогало. Наверное, поможет и сейчас.
Пациент Эдвард Глускин, 46 лет, белый мужчина, проявляет признаки социопатии, подключён к проекту «Волрайдер», утверждает, что слышит его голос, но тесты указывают на обратное. Эти чёртовы бумаги всегда лгали, пытаясь скрыть от него правду. Он слышал его. Он с ним говорил. Его не переубедить в том, что он прав. Сейчас... сейчас он понял, кто он такой. И угрожающее жизни его избранницы существо больше его не пугало, как не одолевала головная боль и слабость. Он выпрямился и уверенно пошёл прямиком на Волрайдера, зная, что тот не причинит ему вреда.