frpg Crossover

Объявление

Фоpум откpыт для ностальгического пеpечитывания. Спасибо всем, кто был частью этого гpандиозного миpа!


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » frpg Crossover » » Архив незавершенных игр » 3.86 I'm not Red Riding Hood, but I think the wolves have got me [UP]


3.86 I'm not Red Riding Hood, but I think the wolves have got me [UP]

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

I'm not Red Riding Hood, but I think the wolves have got me



http://25.media.tumblr.com/tumblr_m6t4jed6Q71qfk9oyo1_250.gifhttp://25.media.tumblr.com/tumblr_m6t4jed6Q71qfk9oyo2_250.gifhttp://25.media.tumblr.com/tumblr_m6t4jed6Q71qfk9oyo3_250.gifhttp://24.media.tumblr.com/tumblr_m6t4jed6Q71qfk9oyo4_250.gif

+

я не могла ничего поделать,здесь все такие красивые,даже спина Колтона,которого мы заменим хд

В главных ролях: Lydia Martin, Adam Knight
Место и время событий: октябрь 2012, за пределами города.
Сценарий: не все оборотни такие же гуманисты, как Маккол и любят играть открыто. Некоторым просто нравится веселиться. Переступая порог вечеринки одного из новых старшеклассников, где собралась половина города, никто не знал, что обратно может и не выйти.

+3

2

+

героиновый шик 90х и дела проблемных подростков просто отдыхают хд

Somebody mixed my medicine
I don't know what I'm on
Somebody mixed my medicine
Somebody is in my head again

Они как создания ночи – являются лишь после полуночи. Это их стиль. Манера. Почерк. Пристрастие. Когда тебя окутывает призрачная дымка сладостной дремы, они несут с собой пробуждение, чтобы превратить твою жизнь в настоящий кошмар. На этот раз и я не стала исключением из правил…
Маски и пестрые платья, скрывают уродство лиц и тел, а шампанское пузырится, разбавляя густую кровь. Торжественные звуки музыки заглушают чужие крики, а танцем мы пытаемся утолить собственное отчаяние. Они умеют убивать красиво. Изящным взмахом руки добавляют новые инструменты в целостную композицию. Выводят пары в центр зала, заставляя акробатов расходиться по своим местам. Но они еще не знают, что сегодня отсюда уже никто не выйдет живым. Отсюда никто никогда не уходит. Шоу должно продолжаться.
Старинное парчовое платье в манере Марии Антуанетты, где же они – мои верные слуги и обезумевшие жители, готовые придать свою королеву огню? Вокруг лишь веселые лица, отчаянно улыбающиеся так же, как и я. Интересно, насколько сильно видно в глазах застывший страх? Кажется, это единственный способ общения, теперь мне доступный, ведь крики застряли где-то посреди горла. Безнадежно. А ненавистная музыка все повторяется и повторяется. Кажется, я знаю ее наизусть.
Есть ли в моих домыслах смысл, есть ли связь между картинами воображения? Я не знаю. Господи, я ничего не знаю. Это сложно и спутано. Туманно и призрачно. И слишком сильно смахивает на кошмар.
Машина мчится по проселочной дороге. С трудом всматриваюсь в показатель спидометра, щурясь от яркости цифр. В волосах ветер, в голове тишина. Одна сплошная бесконечная ночь за плечами. Туннель длиною в жизнь, из которого никак не выбраться. Тени стремительно разбегаются от проблеска света. Листва разлетается в стороны. Просто снимай рекламу «автомобиль как ваш верный спутник на всю жизнь, вы не найдете ничего лучше этого». Я помню это. Сфокусированный взгляд в зеркале заднего вида. Отблеск многочисленного количества браслетов, что позвякивают от каждого лишнего движения. А что потом?
Это какой-то сумасшедший танец. Старинная люстра слепит глаза. С трудом пробираюсь через душащую толпу, пытаясь выбраться отсюда. Все увлечены зрелищем, а мне нужен свежий воздух. Много свежего воздуха. А еще здравый смысл и хоть что-то, чтобы так сильно не раскалывалась голова. Все вокруг движется по какой-то собственной траектории, периодически ускоряя бег, из-за чего мне становится вовсе невыносимо. Что происходит, что происходит, что происходит. Рука непроизвольно тянется к виску, пытаясь угомонить боль. Что за чертовщина происходит в моей голове?
Сладкий голос разливается среди ночи, заставляя меня сделать очередную песню погромче. В конце концов, в ней говорится, что Элвис мой отец, Мэрилин - мать, а Иисус - лучший друг. Интересно, при подобном раскладе у меня есть хоть какие-то шансы? Смешно. Это очередной вечер пятницы. Вновь Бэйкон Хиллс, а ничуть не Нью-Йорк, в сладостном обмане которого я жила целую неделю, наслаждаясь неделей моды, магией города и, к сожалению, обществом старшей сестры, но оно того стоило. Это мир грез. Мир будущего. Это королевство, в котором я мечтаю занять свой трон. Который по праву принадлежит мне и это совершенно не обсуждается. Стихия, которой я принадлежу. Город, что исполнит все мечты и обязательно оправдает ожидания. Однажды. Но я вновь здесь, в этом Богом забытом месте и еду на вечеринку, которую устраивает неизвестно откуда взявшийся новенький парень. Меня не было всего лишь неделю, а тут уже развернулись такие страсти. Ну что же, посмотрим, что он из себя представляет. В конце концов, пятница создана как раз для того, чтобы веселиться.
Абсолютное, непреодолимое, всепоглощающее безумие. Даже здесь, на заднем дворе, в полной тишине и под светом звезд я все равно чувствую, как реальность ускользает призрачной дымкой. Песком просачивается сквозь пальцы, и я даже чувствую его скрежет на зубах. Автоматически делаю очередной глоток, пытаясь высмотреть что-то в этой чертовой спутанной темноте, сплетенной сетке капилляров, переплетении нервных окончаний. Мне жжет горло. Какого черта. Я смотрю на хрустальный бокал в своей руке и пытаюсь понять, откуда он вообще взялся. И какого черта мне так паршиво. И мерзко. Противно. Я сама себе противна. А это значит, что что-то точно не так.
Ну что же, дом на окраине города оказывается вполне себе достойным местом, чтобы до него было столько ехать. Припарковавшись недалеко от входа, бросаю последний взгляд в зеркало, чтобы поправить прическу. Я выгляжу лучше обычного. Лучше себя прежней. То ли магия перемены мест, то ли обычный отдых. Побег от проблем явно пошел мне на пользу. Пять дней без разводящихся родителей, школьных психологов, сумасшедших друзей, полуживых или полумертвых парней, чужих секретов и многозначных цифр. Это то, что заставляет тебя чувствовать лучше. Намного лучше. Я никогда не боюсь приходить на вечеринке, где никого не знаю. Просто потому что здесь в любом случае меня знают все.
Неожиданный звук разрезает мое сознание. Буквально просверливает мозг, заставляя желать одного – чтобы он прекратился, иначе моя голова просто взорвется. Такое чувство, что все вокруг буквально сотрясается в ритм, а затем разбивается острыми осколками. Телефон. Это звонит мой телефон. Открыв глаза, делаю глубокий вдох и начинаю искать этот проклятый и благословенный гаджет, что вполне может спасти мне сегодня жизнь. Голос в телефонной трубке кажется знакомым, но я не могу вспомнить. Я его знаю, но не могу вспомнить. Почему? Почему я не могу? Какое-то слово служит спусковым крючком. Зацепкой, за которую я цепляюсь, на мгновение выныривая из этой липкой душащей бессмыслицы. Это Адам. Это Адам Найт и это значит, что у меня есть шанс. Мои попытки что-то объяснить проваливаются, так и не начавшись. Некогда объяснять. Все, что отчетливо бьется в моем сознании – мне нужно сказать адрес и нужно как можно быстрее уйти отсюда. Адрес. Господи, спасибо, что я помню этот чертов адрес. И что этот телефон зазвонил…
Как только переступаю порог, этот вечер кажется даже слишком веселым, учитывая, что еще только начало. Миловидный парень, кажется, именно тот, кто все это затеял, протягивает мне стакан с пуншем, предлагая показать дом. Я учтиво отклоняю предложение. Он симпатичен, но мне плевать, обойдемся дружеским разговором. Он приехал из Коннектикута, спортсмен, бла бла бла, я не особо вслушиваюсь в его болтовню, в эту подробную биографию, которой он пытается, кажется, впечатлить, раз упоминает школьные регалии. А потом я делаю первый глоток.
Хрустальная емкость разбивается вдребезги. Это я. Непроизвольно разжала пальцы, действуя быстрее, чем пытаюсь соображать. Что-то в этой чертовой оранжевой жидкости, что так отчаянно напоминает мне ведьмино зелье, циркулируя по организму. Превращая кровь в тягучую густую массу, а мозг в горсть бесполезной ваты. В моем виске свинцовая пуля, тяготящая нервы и сводящая с ума. Господи, моя голова, как же у меня раскалывается голова. И от этого легче. Кажется, чем больше я сосредотачиваюсь на этой боли, тем быстрее все происходящее из старинного представления и незамысловатого цирка обретает реалистичные очертания. Но здесь нет ни одного знакомого лица. А потом чья-то горячая рука затягивает меня обратно в дом.
В какой-то момент происходящее перестает казаться мне реалистичным. Бросая хозяина дома наедине со своими рассказами и новыми гостями, я пробираюсь в гостиную, пытаясь отвлечься. От мыслей, что душат очередной волной, заставляя отчетливо вспомнить все то, от чего я убежала и к чему вернулась. Неожиданно это сильно меня беспокоит. Нет, это очень сильно меня беспокоит, заставляя осознавать, что вся моя жизнь это какой-то абсолютный провал, разбитая вдребезги чашка, которую не соберешь по осколкам, как ни старайся. Мои родители ненавидят друг друга, хотя, я помню те времена, когда они были счастливы. Когда мы ездили на побережье, когда они вместе приходили на мои школьные выступления. Как мы весело проводили совместные ужины, а еще часто ходили смотреть игру на стадион по воскресеньям. И мы с отцом отчаянно болели за свою любимую команду, а мама лишь скромно улыбалась, наблюдая за окружающими. Но иногда, это бывало редко, она буквально загоралась, в ажиотаже поддерживая общие кричалки и желание увидеть победу. Теперь ничего из этого нет. И, неожиданно, мне начинает казаться, что это моя вина. И она еще в большей степени моя, потому что я ничего не сделала. Я всегда была эгоистичным ребенком, я именно такая и сейчас. А еще из меня отвратительная подруга, потому что я знаю все о безумной семье Элисон, но я не делаю ничего, чтобы удержать ее. От их повального вируса. От этого маразма, что бурлит в их крови и заставляет браться за оружие. И вся эта сверхъестественная чушь, как же я ее ненавижу. Настолько же сильно, насколько не переношу все то, что не поддается объяснению. Это невозможно. Но я все еще мелкая частица. Всего этого. Ведь, я не умерла, хотя должна была. И не превратилась. Хотя, опять-таки, должна была. Два выхода. У людей в подобной ситуации бывает только два выхода, и я не пошла ни по одному из них. Что приравнивает меня к чему-то необъяснимому. К такому же сверхъестественному, как и все в этом городе. Или вокруг него. Я так отчаянно бежала от того, что сидит внутри меня самой. А, даже когда удается об этом забыть, я лишь осознаю, что вокруг еще больше того, что не поддается всеобщим законом. Даже Адам, казавшийся мне единственный нормальным живым и настоящим человеком среди всего этого безумия…
Точно. Найт. Я выхватываю его из толпы взглядом. Или это очередной глюк, или, все-таки, правда. В моей голове абсолютная бессмыслица. Ничто не хочет выстраиваться в логическую последовательность, все, что я чувствую, это ужасающе сильную сдавливающую жару и духоту, а еще чьи-то губы на своей шее. Я отчаянно цепляюсь за его спину, чувствуя, что еще секунда и я просто расплавлюсь. Я распадусь по частицам под действием этого непонятного безумия в жидком виде, разливаемого хозяином дома на входе. Мне нужно выбраться из всего этого. Господи, пожалуйста, пожалуйста. Хочется рыдать от отчаяния. Мне нужно сделать вдох. Новый настоящих вдох. Происходящее душит, лишает меня попытки сделать это. Глоток воздуха, просто глоток воздуха. Тут я начинаю осознавать, что все это действительно меня душит. Этот какой-то сумасшедший парень, которого я даже не знаю. Сделав над собой усилие, я упрямо отодвигаю его в сторону от себя со всей силой, которая еще мне поддается. Дышать. Я наконец-то хоть немного могу дышать. Но моя голова совершенно не хочет соображать. И она все еще ужасно болит. Оперевшись о стену, я запускаю руки в волосы, пытаясь унять эту невыносимую боль. Мне легче. Мне должно быть легче. И если это действительно был Адам, то мне нужно его найти. Потому что пора уходить. Сейчас же. Это единственное определение времени, которое мне еще поддается.

+3

3

I know how you're operating
Only come around when you know that I need it
Cut out my heart and you leave me bleeding
But you're the only one who brings out the demon

Моя жизнь – рутина. День за днём она повторяется циклически от одной точки отсчёта до другой, и так же до следующей. Люди говорят, что ненавидят понедельники, что пятницы это здорово, потому что за ней следом долгожданные выходные, что воскресенье это тоже хорошо, но грустно, потому что после него следом идёт ненавистный всем понедельник. А мне всё равно. Мне абсолютно наплевать который час, какой сейчас день, какой год – мне всё равно. В моём понимании утро это тот момент, когда я поднимаюсь с кровати, а это всегда происходит в разное время. Я мало сплю и, не считая мешков под глазами и, периодической, усталости, не много-то от этого теряю. У меня есть кофе, верно же? То же касается ночи, вечера, дня, обедов, ужинов. Всё происходящее для меня одна сплошная полоса событий, всегда существует «здесь и сейчас» и нет никакого другого времени. Ни будущего, ни прошлого. Я не меняю «принципов» ни в одном из городов, где побывал, а мне довелось исколесить практически всю Америку, даже чуть больше. Цель постоянной смены места жительства – оказаться как можно дальше от воспоминаний, от Смоллвиля, от тех, кто может напасть, от моих реальных врагов и от моих диких кошмаров, из-за которых я грохнул не одну прикроватную лампу, кстати. Бекон Хиллс был исключением, как только я перебрался сюда, вся моя жизнь была здесь другой, отличной от предыдущих серых будней. Это был просвет. Новый вдох в иссушенные лёгкие. Но и конец происходящего здесь отличился от всех предыдущих… Вообще-то, не думаю, что из всех возможных и логичных тем для мыслей, стоя, спросонья, под душем, эта самая удачная.

Закончилось всё достаточно быстро. Моя жизнь вернулась на круги своя или вроде того. В любом случае, Лидия исчезла из неё пару недель назад. Мы реже виделись, она частенько упоминала в разговорах планы и время, не думаю, что она хотела меня задеть, возможно это вообще было случайностью или просто её подсознание постоянно подсовывало ей те самые вопросы на которые у неё никогда не будет ответов, потому что их даже у меня нет. В общем, мы рассыпались постепенно, и это было так же омерзительно, как видеть смерть близкого, но Мартин умеет красиво выходить из любого положения и, поэтому, спустя ещё неделю неловких пауз мы перестали видеться. Со мной всё в порядке, кажется, не считая того, что все чувства вдруг стали какими-то обострёнными и апельсины выглядят теперь куда рыжее обычного, и соседский кот смотрит на меня слишком злобно, и мысли у меня вечно путанные. Понятия не имею, что со мной происходит. Это пройдёт. Всё когда-нибудь проходит, заканчивается. Я хочу в спортзал, продолжаю тренироваться и всё ещё «играю», выбираясь в город, но если раньше я был мышью в лабиринте, то теперь я хищник, ну или просто собака, у которой снесло крышу, но хищник звучит всем красивее. В общем, новые правила не слишком сложны. Каждый четверг ровно в десять утра мимо меня проезжает «гонщик» - я его так называю потому, что на его шлеме написано что-то вроде Шумахер – и этот мотоциклист катается куда-то в сторону побережья. Я никогда не заморачивался в чём смысл его таких поездок, но я стал бегать за ним дворами, искать короткие пути и моей задачей было – догнать его. Когда я достаточно отточил навыки бега и прыжков через заборы и ограды, мы стали гоняться наперегонки. Я дворами – он честно по дороге, со всеми светофорами. Мне иногда кажется, что он знает, что я бегаю с ним или за ним. Думаю, мне просто чертовски скучно. Я слишком долго и много общался с людьми. С теми, кому есть до меня дело.

Я вылезаю из душа и, не успев дойти до кухни, слышу яростный писк моего мобильника. Я неохотно смотрю на высвечивающийся номер и имя – мой шеф. Что ж, придётся отвечать, выбора, к сожалению, мне не предоставлено.
-Алло?
-Найт, мать твою! Где тебя носит?! Твоя задница должна была быть в офисе ещё десять минут назад!! Ты когда вообще в последний раз на часы смотрел?! – Да недавно, сэр, у меня ещё целых шесть часов, всё нормально. – Чтобы через секунду был здесь же, понятно?! Как лист перед травой, как что-то там перед хрен знает чем ещё! Живо! Я тебе деньги не за здоровый сон плачу!! И приоденься, как надо!
Мой начальник не нуждается в ответах на свои вопросы или даже в элементарном «да, сэр», он просто бросает трубку. Я пожимаю плечами, вообще-то сегодня у меня должен был быть выходной, но для меня это не так уж важно, поэтому какая разница. Когда я устраивался на работу в кампанию «Джонни и сыновья», то был твёрдо убеждён в том, что «курьер» - это тот человек, который разносит указанные предметы в короткий срок, однако эти ребята, включая шефа – мистера Ротчестера – очень быстро сумели переубедить меня. Я фотографировал все официальные вечеринки кампании, я помогал местному программисту, хотя тот факт, что человек с красным дипломом знает меньше меня, уже несколько «притупил» моё уважение к данному предприятию. Я отвожу восьмилетнюю дочь мистера Ротчестера – Кристи – в школу, я забираю его жену с работы. Я чинил трубы в офисе и ещё чёрт знает что ещё, но конкретно курьером мне довелось быть всего один раз, и то, мне нужно было отнести письмо в почтовый ящик, висящий через дорогу. С другой стороны, жаловаться мне не на что. Деньги платятся баснословные, такие, как если бы я работал на всех этих работах одновременно и у меня имелся бы красный диплом, я вожу хороший автомобиль и могу забирать его себе на сколько угодно, пока он не понадобиться моему боссу. Я в шоколаде, так что – жаловаться не на что. Под словами «приоденься как надо» Ротчестер подразумевал полноценный костюм, он вообще, как и большинство людей обеспеченных, со своими тараканами в голове и заскоками, он во всём предпочитает помпезность, пафосность и официальность. Если я прихожу на работу не в костюме, то он тут же начинает орать о том, что я ужасный работник и нахожусь на грани увольнения, стоит прийти «в униформе» и я лучший человек на планете Земля, если не во всей галактике. В общем, синяя рубашка, брюки, дижнсы – ничего неожиданного. "Жёлтый – не твой цвет, кстати…" Да хватит уже, сколько можно. Я слишком много думаю о произошедшем, слишком часто. Я помешался на этой девушке, которая уже давно где-то далеко отсюда истерически посмеивается, вспоминая происходящее здесь, если она вообще обо мне вспоминает. Навряд ли. С чего меня это вообще волнует?
Идти пешком от моего дома до офиса недолго, это занимает у меня от силы минут пять-десять. Видя мою правильно-порадную форму одежды, Ротчестер старший улыбается, а я слышу смешки его молоденьких секретарш, которых у него столько, словно «Джонни и сыновья» это целая корпорация, занимающая не один небоскрёб в Нью-Йорке. Меня быстро вводят в курс дела, сегодняшняя моя миссия заключается в том, чтобы ходить и приветливо улыбаться всем вокруг иногда говоря цитатами из каких-нибудь сопливых девчачьих фильмов, вроде «мы с ней навсегда», сопровождая племянницу босса на какие-то официальные посиделки, именно посиделки потому, что то, что они называют вечеринкой в моём понимание убивание времени за перемещением от угла у углу, с бокалом дорогого вина в руках. Лидия бы смеялась… Она бы ещё как смеялась, хохотала бы не пытаясь сделать вид порядочной девушки, которая никогда не позволяет себе лишних улыбок, дабы не дай Бог, на лице не появились хоть какие-то складки. Она бы долго ещё припоминала мне работу «ухажёром», а я бы молчал, как и всегда, когда она… Стоп. Меня снова занесло не в то русло, нужно сворачивать.

Проходит целая куча времени, вечер, как я предполагал, оказался отвратительным, домой я возвращаюсь поздно. Захожу внутрь, достаю шприц, делаю инъекцию и бреду на кухню в поисках пропитания, шатаясь, как зомби. Я был бы рад вытянуть руки вперёд и возопить «Мозгиии», но поскольку я в квартире один, а моя соседка с её котом не проявляет к моей персоне должного интереса и уважения, то подобные ритуалы лучше оставить на потом. Доживу до апокалипсиса и попадусь первому же живому мертвецу под руку, главное чтобы он просто укусил меня, а не начал расчленять. Что-то мне уже не слишком хочется есть, от живописных картин собственного расчленения, рисующихся в моей голове. Открыв холодильник, понимаю, что перекусить повесившейся там мышью не удастся потому, что видимо даже она не выдержала и ушла оттуда. Отчаянно надеясь найти хоть что-нибудь съестное, роюсь на полках, стеллажах, а чёрт… Кругом пусто. У меня даже не осталось растворимой лапши или сухариков. Я пуст. Абсолютно. Мой живот спешит изобразить всё своё негодование по поводу отсутствия вечерней кормёжки громким рычанием, я пожимаю плечами. Бог с ним. Закажу пиццу. Я не глядя набираю номер одной рукой, другой щёлкаю каналы на телевизоре, это тот самый редкий момент, когда я ожидаю и бездействую, когда я не наготове, когда я не вжимаюсь в стену, скрываясь от кого-то, когда я просто жду и… и даже могу позволить себе посмотреть телик. Занудный голос операторши бубнит что-то невнятное и, только на последнем гудке до меня вдруг доходит, что в пиццерии не говорит оператор, когда я с ужасом хочу посмотреть на номер вызываемого мной, так настойчиво, абонента, оказывается слишком поздно. С той стороны берут трубку, мне отвечают. Это она. Это Лидия Мартин.
И всех языков мира будет мало, чтобы вписать всё красноречие и силу тех потоков ругательств, всплывших разом в моей голове в этот момент. Я готов схватить свой пистолет и всё-таки пустить себе пулю в лоб, но я слышу, что дрожащие нотки в её голосе, то, как странно она надиктовывает адрес. Мне не нужно записывать, я всё запомнил, но… Что происходит?

Я не помню себя, не разбираю дороги, не вижу знаков и стоп-сигналов, не слышу полицейского свистка, лечу, глядя куда-то слишком далеко, так далеко, что меня даже мутит от этой дальности. А может, я просто слишком голоден. Дорога сливается в полосу причудливых цветных огоньков, всех цветов радуги, сегодня машина Ротчестера у меня, я торможу за секунду до столкновения с чьей-то припаркованной машиной и быстро ставлю свою. Я практически вылетаю наружу. Я взбудоражен, взволнован, взвинчен. Мне хочется хватать всех и каждого за грудки, бить по морде и кричать: «Где Лидия и что вы с ней сделали?» потому, что она не ведёт себя так, потому что она бы никогда, ни за что в жизни, не ответила бы мне, будь она в порядке. Потому, что всё это странно и жутко. От этого становится не по себе. Я продираюсь сквозь толпу, откуда-то мне в нос бьёт запах лёгких закусок, но я сдерживаю свой животный порыв. Я ищу её глазами, чуть ли не подпрыгиваю на месте, хотя я и так практически выше всех присутствующих. Музыка бьёт по ушам, она слишком громкая, повторяющаяся, раздражает, я не могу найти Лидию и бешусь от этого ещё больше, мне кажется, что она в беде, что она в опасности, что я должен что-то сделать, что-нибудь срочно предпринять, немедленно, но тут я нахожу её. Вижу. И горько жалею о том, что приехал.
Её прижимает к стене какой-то парень, они только что одеты и стоят, так – практически совокупляются. Я не часто посещал вечеринки, но, в сущности, никогда не был бы удивлён подобным «проявлением чувств» среди школьников или студентов, у них это всё как-то само собой разумеется, потесались рядом и разошлись, вот только… Я не особо силён в том, чтобы точно определять статус чьих-либо отношений, чтобы вообще понимать толком что это такое, однако так же, как я знаю, что я и Лидия не являемся парой, так же чётко я знаю и то, что мы не просто друзья. Во всяком случае… Наверное, я просто воспринимаю всё это слишком серьёзно, слишком… Близко к сердцу или как там? К чёрту всё это, к дьяволу, к чёрту! Я разворачиваюсь и выхватываю бокал у проносящегося мимо официанта. Сума сойти – у всех есть официанты. Я делаю глоток и это горькое пойло, обжигающее глотку сейчас то, что мне нужно. Вот в чём фишка алкоголя, я понял. Видимо если тебе плохо – выпей дряни, пусть станет хуже, а затем голова откажет и мир покажется прекрасным. Да. Вот и вся арифметика. Вообще-то мне непонятно на кой нужно было просить меня приехать, если она здесь занята, если она здесь не одна? Зачем? Это был очередной финт? Приезжай посмотреть, как я обжимаюсь с каким-то уродом, посмотри Найт, как тебе? Так что ли? Зачем? Для чего? Я раздражительно мотаю головой, продираясь сквозь дрыгающихся не в такт сумасшедшим ритмам подросткам, а где-то под грудью, слева что-то разрывается на куски, сжимается так, что становится нечем дышать и от этой ноющей, медленно растекающейся по всему телу боли какая-то белая дымка застилает глаза. Наверное, я просто пьян. Я выпиваю ещё бокал, но ничего не меняется. От мерзопакостного вкуса становится ещё гаже, я хмурюсь, кто-то рядом смеётся, тыча в меня пальцем. Двигаюсь к выходу. Я подожду в машину. Не знаю чего или кого я буду там ждать, но в любом случае я больше не собираюсь оставаться здесь. Ни на секунду. Здесь всё отвратительно. Музыка, подростки, даже Лидия сумела здесь стать другой. Она актриса, она умеет. Плевать. Всё это чушь, какие-то расплывчатые образы, бредни. Куда меня несёт? Я пьян или это всё-таки то, что называют ревностью? Я ревную? Нет, я точно пьян. Пьянеют ли с двух бокалов? Заткнись, я тебя прошу, умоляю, заткнись. Заткни себя и это ноющее ощущение под рёбрами, хорошо? Замолчи. Какая-то девушка что-то мне говорит и так отчаянно мне улыбается, что я шарахаюсь её и натыкаюсь спиной на кого-то. Парень огрызается, реагирует слишком бурно для лёгкого столкновения и откидывает меня в сторону, я падаю на землю, снова этот глупый общий смех. Я подымаюсь и отряхиваюсь, всё это ерунда, не имеющая никакого значения. Я не собираюсь ни с кем тут драться, тем более в отличие от этих ребят у меня не играют гормоны от любых прикосновений. Я разворачиваюсь и сталкиваюсь с Лидией. Пару минут мы стоим молча, я не очень-то хочу с ней разговаривать, я просто хочу собраться и уехать домой и… И я хочу есть. Да, точно. Я хочу есть. Но потом я вдруг замечаю, что её кожа бледнее обычного, что она выглядит потерянной и смотрит куда-то – куда угодно, но точно не на меня. Взгляд пустой, направленный насквозь, кажется ей плохо.
-Ты в порядке? – осведомляюсь я, хотя и так понятно, что она явно не в порядке. Ответа не последовало. Я по-прежнему не желаю оставаться здесь дольше и по-прежнему, почему-то, объектом-причиной моего недовольства является именно она, однако я беру её за запястье и, наклонившись, чтобы заглянуть ей в глаза повторяю: - Мартин, ты в порядке?

Отредактировано Adam Knight (24-02-2013 22:58:34)

+2

4

There's a drumming noise inside my head
That starts when you're around
I swear that you could hear it
It makes such an all mighty sound

Они скрываются. Поднимаются лестницами, прячутся за закрытыми дверьми. Они смеются. Громко и заразительно, на грани крика отчаяния, который все равно никто не услышит. Они сплетаются. Поглощаются, прорастают и вновь распадаются. Медленно перемещаются по кругу. Вальсируют с вечностью. Играют в карты с судьбой. Они завязывают ленты и надевают маски. Искажают лица и сущности. И мне тоже предлагают одну. Они нарекли бы меня королевой. Я вижу жадность в их глазах. Желание вперемешку со страхом. И я вижу безумие, что медленно заползает в комнату, темным клубами дыма покрывая пол. Оно поглощает одного за другим. Тех, чьи демоны уже вырвались на свободу.
Я не знаю, который сейчас час. Не уверена в дне недели и даже тысячелетии. Мне кажется, мы застряли в какой-то вечности, в маленькой точке на линии, где-то в середине отсчета. И она больше не сдвинется с места. Будто бы временная петля. Темная воронка. И мы навечно застряли в ней. Но я не хочу.
К тому моменту, когда мне удается добраться до выхода, кажется, проходит целое десятилетие. Сумасшедший вихрь цветов, звуков и лиц, которых я не знаю. Людей, которые протягивают ко мне руки, приглашая остаться. Слов, которые пытаются стать причиной существования. Но если раньше мне хотелось поддаться на их уговоры, пойти вслед за красивыми улыбками и ярким карнавалом, то сейчас от этого всего становится не по себе. Я вижу тщательно скрываемые страдания в их глазах. Безумие за их улыбками. И это превращается в самый настоящий кошмар. Они не просят остаться, они требуют. Они не приглашают, а удерживают. Ты не гость, ты – пленник. И должен поддаваться всеобщим правилам, иначе…Я не хочу знать, что будет иначе. С меня хватит. Я же пыталась. Я же ухватилась за что-то, что помогало мне вновь всплыть на поверхность и попробовать заново дышать. Что это было? Что-то важное. Что-то, способное вытащить из всего этого хаоса. Что-то, в чем можно быть уверенной. Я не помню.
Свет бьет в глаза. Режет так сильно, что приходится прикрываться от него рукой, как можно скорее спускаясь по лестнице. Странное чувство дежа вю. Какая-то доля секунды и страх полностью завладевает моим разумом. Паника быстро набирает обороты, крутясь как волчок внутри, будто бы пытаясь вырваться на свободу. Я невольно вздрагиваю, чувствуя, как она наносит один удар за другим. Посылает мурашки по спине. Мне кажется, или у меня, все-таки, трясутся руки? Сердце стучит как сумасшедшее, я чувствую его ритм в виске, слышу в своей голове. Назойливо. Слишком назойливо. Почему этого больше никто не слышит? Будто в моей голове огромный колокол, в который бьют неустанно. Это просто невыносимо. Почему никто ничего не скажет? Почему не попросит их прекратить? Тех, кто дергает за множество веревочек, приводя механизм в действие.
Пожалуйста, иначе это вновь повторится. Это повторится, я знаю, это вновь повторится, но большего я выдержать не смогу. Пожалуйста…
Один вопрос все прекращает. Я больше не чувствую этого. Страха, удушливой волной подкатывающего к горлу. И мне намного легче дышать. Чувствую собственный пульс. В запястье. Он крепко держит мое запястье. Настолько, что когда этот сумасшедший перезвон в моей голове останавливается, я могу его услышать. Это не очередная игра воображения, я действительно видела Адама, иначе, как объяснить то, что он стоит здесь, прямо передо мной. Но сегодня всякое возможно, кто знает. Я уже успела увидеть достаточно, почему бы теперь не появиться здесь и ему, верно? Но он зол. Должен ли он быть зол? Я не знаю, но я чувствую это. Он больше ничего не говорит и не делает, но мне кажется, эта волна гнева передается мне. Поднимается колкими иголочками от запястья. Читается в его взгляде и каждом слове, поглощенном тишиной. Вероятно, должен быть. Но я не знаю, за что. Только вновь чувствую себя виноватой. Это странное ощущение своей вины во всем, что бы вокруг ни происходило. Я не знаю причин, но знаю главный источник проблем. И стрелка вновь указывает на меня, заставляя себя ненавидеть еще более. Наверное, за то, что обычные люди так не поступают. Когда существует проблема, о ней говорят. Ее пытаются как-то решить, обезвредить, заставить исчезнуть. С ней что-то делают, но, вместо этого, столкнувшись со всем этим лицом к лицу, я лишь делаю шаг за шагом в обратном направлении. Когда мы виделись в последний раз? Я не помню. Когда говорили? Не знаю. Я ушла. Захлопнула дверь. Забыла адрес. Я уехала. В конце концов, я уехала, ничего не сказав. Это моя вина? Возможно. Почему мне так кажется? Не знаю. Я, черт возьми, ничего не знаю, не понимаю, не могу решить, объяснить, понять, обезвредить, сделать, как нужно, вернуть в нормальное русло…Я ничего не могу и не умею. Обстоятельства сильнее меня. Жизнь сильнее меня и пора к этому привыкнуть. Смотрю ему в глаза, и мне хочется извиниться. И еще что-то сказать. И как-то попытаться все исправить. Я не знаю. Это же проблема. Их нужно решать. Это же Адам. Он не может на меня злиться. Так же не может быть… И меня, наконец-то, осеняет. Ему это не нужно. Он задал вопрос.
В порядке ли я? Не знаю. Спроси что-нибудь попроще. Задай какой-нибудь другой вопрос, только осторожно и медленно, чтобы дать мне время уловить смысл. Пока они не сбежались все обратно. Пока мы не вернулись туда. Не хочу. Потому что там что-то происходит. Что-то странное, необъяснимое и пугающее. Ну вот, меня вновь охватывает паника, настолько, что хочется бежать как можно дальше и как можно быстрее. Не оборачиваясь. Но я не могу сдвинуться с места. Потому что, я, определенно, не в порядке.
Перехватив его руку, я с усилием сжимаю пальцы, хотя получается ужасно паршиво. Они не слушаются. Мое тело меня не слушается и я даже не чувствую собственных пальцев. Мне не хватает сил. Но я делаю один вдох за другим. Глубокие и спокойные.
- Я не знаю, - на удивление, слова даются мне легче, чем все это происходит в воображении. Причем, намного. Видимо, стоит только начать говорить, и я смогу уловить хоть что-то из всего происходящего. Расставить обратно по местам. Если бы еще этот чертов стук прекратился. Он все смешивает. Переворачивает, выворачивает, разбрасывает, разбивает и путает. Отчаянно жмурюсь, пытаясь прекратить этот ужас. Нужно сосредоточиться. Хоть на чем-то. И прямо сейчас. Я же хотела сказать что-то важное, правильно? Что-то значимое. Только вот куда оно делось. Черт. Все рассыпается. Это невыносимо.
- Неужели я похожа на человека, у которого все в порядке? – А вот это уже не я. То есть, это не затуманенная часть моего сознания. Это говорит Лидия Мартин, которая раздражена. Которую достала путаница во всем происходящем и которая чертовски зла на человека, что стоит прямо перед ней. Вот она, ответная реакция. Да неужели, наконец-то. Та самая мысль, то ощущение, за которые нужно ухватиться, чтобы, наконец-то, начать соображать. Я виновата. Подумать только. А это забавно. Вся эта чушь про причинно-следственную связь всего происходящего. Цепочку событий, в которой я являюсь главным и самым паршивым звеном. Господи, неужели я действительно чуть не пошла на поводу у такого хода мыслей? Что это вообще такое. – Это все какая-то бессмыслица, - моя голова начинает работать. Наконец-то. С огромным усилием, но начинает, нужно лишь собраться и помочь себе самой, хотя отчаяние становится невыносимым. Вместо того, чтобы испытывать раздражение из-за собственной беспомощности, я впадаю в панику лишь сильнее. Это ненормально. Совершенно ненормально. Нужно начать с самого начала. – Я должна была найти тебя. Потому что… - Черт, как же мне это надоело. Я не помню. Ничего не помню. Или не понимаю. Или все эти мысли просто совершенно не хотят связываться между собой. Очередной порыв ветра теперь кажется мне ледяным. Точно. Эта странная удушливая лихорадка, она отступает. И головная боль успокаивается. Я чувствую холод. И усталость. И я все еще держу его за руку. Точно. В голове будто что-то щелкает, помогая мне смотреть на все более менее осмысленно на этот раз. – Он что-то подмешал всем. Этот парень, черт, да я даже без понятия, как его зовут. Какая-то странная, нелепая фамилия. Совершенно незапоминающаяся. Неважно. Я не знаю, что это. Оно не отключает твою голову, а наоборот заставляет чувствовать себя каким-то…Безумным, - вообще-то, могу поспорить, сейчас, говоря эту чушь с неимоверной скоростью, я как раз на собственном примере отображаю суть понятия «безумие». -  То есть, я видела странные вещи. Именно здесь. Они казались реалистичными. А еще ты начинаешь чувствовать себя каким-то жалким и. И я не знаю. Господи, в моей голове было слишком много всего. И мои родители. Они будто были здесь, но выглядели как раньше. Как много лет назад. Счастливые… - На этом воспоминании я на секунду останавливаюсь. Кажется, это был приятный момент. Единственный за сегодня, разве нет? Хотя, уже начинаю осознавать, что это была лишь игра моего же воображения. Весьма странная игра, поэтому, я лишь вновь начинаю говорить как можно быстрее, пытаясь высказать всю информацию до того момента, как весь этот бред заполнит мою голову вновь. – И Элисон со всей этой своей семейной драмой. Даже моя сестра…Вот на этом моменте мне действительно стоило бы перестать верить всему происходящему. И все эти люди, они меня знают, они чего-то от меня хотят и это просто какой-то непреодолимый сплошной бред. А еще был ты. И я думала, что должна за что-то перед тобой извиниться, потому что ты на меня зол, но это совершенная бессмыслица, потому что ты не можешь на меня злиться. Вообще-то, это я должна на тебя злиться из-за всего этого кошмара, из-за всей этой безумной истории, которую я пытаюсь не прокручивать в голове каждую секунду, просто потому что это неправильно, но нет же, даже уехав в Нью-Йорк, я все равно не могу об этом перестать думать и… - И тут, наконец-то, я соизволила замолчать. Молниеносная реакция, но все равно как-то слишком поздно. – И ты действительно здесь, - заканчиваю я, задумчиво смотря на стоящего перед собой парня. Мда, лучше бы и все то, что я только что сказало, было очередным глюком, вызванным…Точно. Я знаю, что это было. Не лекарства, не наркотики, не просто ошибка в смешении компонентов. Быстро осматриваясь по сторонам, я понимаю, что большинство из тех, кто оказался сейчас на улице, уже отключились. Вернее, почти все и, вероятно, то же самое происходит внутри. И это уж очень сильно напоминает то, что происходило в моем собственном доме, когда…Мне не хочется оборачиваться. Мне действительно очень сильно не хочется оборачиваться, просто потому что если я это сделаю, то догадка окажется верна. Хотя, и без того кожей чувствую, что они там. В десятке шагов от этого загородного дома. Скрываются за той самой спутанной темной сетью, что казалась мне такой странной даже в опьяненном состоянии. Они в этом лесу. И они уже есть. Мы в ловушке. Единственное преимущество – мы хоть немного можем соображать. Но они все равно слишком близко.  Глубокий вдох. - Нам нужно вернуться внутрь. Сейчас.     

+2

5

+

мне правда стыдно, но поскольку найт пока понятия не имеет что ему нужно делать конкретно такая вот потеряшка-растеряшка-негодовашка, ага хд но я обещаю эпику и блеск рыцарских кастрюлей в следующем посте, посту, ну корочееее. вот.

Кругом всегда так безнадежно тихо. Где бы я не находился тишина сопровождает меня так же, как смерть – следует по пятам, не отстаёт ни на шаг и не собирается забывать о моём существовании никогда. Пожалуй, я помолвлен со смертью, а тишина моя вечная тёща и я ненавижу их обеих. Я растворяюсь в толпах людей, следую за «серой массой», являясь её неотъемлемой частью. Я как призрак, только меня видят, и я могу взаимодействовать, я как живой мертвец, но могу чувствовать и соображать. Я не я. Меня попросту нет. Мы это уже выясняли, давным-давно всё это стало понятно в первый же день после моего пробуждения, когда я очнулся в лабораториях, привязанный к операционному креслу. Это сложно объяснить на пальцах, буквами, мысленно – это очень сложно, но Нэш и Найт абсолютно отдельные друг от друга личности, сосуществующие в моей голове, разделённые тонкой, но чёткой линией, позволяющей мне не свихнуться окончательно, а я? Я что-то третье, среднее, я эта самая линия. Нет. Ерунда, вздор. Я, вероятно, просто сумасшедший. Мне можно, так ведь? Да, зачем мне спрашивать, я же никого не волную кроме этих двоих в голове, да и то Найт слишком замкнут и не знает себя самого, а Нэша разрушила потеря родителей. А я линия. Черта. Нечто значимое по сути своей, но на деле – ничто.

Мартин молчит, теряется, выглядит как перепуганный котёнок – неестественно и очень странно. Она где-то там, внутри, глубоко закопана под грудой своих мыслей. Она хватает меня за руку, пытаясь сжать мою ладонь как можно сильнее, но пальцы её явно не слушаются, она словно бессильна против самой себя. С ней непросто что-то не так, с ней что-то происходит, вот только я пока не знаю что. Когда она начинает говорить, то дыхание у неё сбивчивое, сама она теряется в словах, будто путается, словно кто-то выстраивает ей невидимые преграды, мешает соображать, хватает её мысли и разбрасывает в разные стороны, нелепо выкрикивая при этом: «салют!», а буквы ускользают от неё как те самые бумажки. И вдруг, на какое-то мгновение, Мартин возвращается, громко давая о себе знать, напоминая, что насколько паршивым не казалось бы её состояние она продолжит быть собой, продолжит злиться на нелепые вопросы, вроде заданного мной и уж точно постоит за себя, если потребуется, что бы там ни было. Я удивлённо отстраняюсь назад, и едва ли мне удаётся задушить в себе порыв развернуться и просто уйти, она начинает говорить снова, быстро, резко, как будто выплёвывая каждое слово. Она хочет достучаться до меня, до моего сознания, будто бы всё это имеет какой-то особый смысл, несёт в себе важность, что-то вроде решения вопроса жизни и смерти. Я слушаю её отстранённо, вполуха. Может быть, я сто тысяч раз неправ, наверное, я подлец или что-то вроде того, но мне всё равно, мне сейчас абсолютно наплевать, я не слышу ожидаемого и я разочарован. Хотя, я и сам толком не знаю, что конкретно я хотел услышать, но явно не это. Не историю про того же треклятого ушлёпка, трущегося вокруг неё пару минут назад. И не пространные образы доводы о воздействии данного напитка на способность окружающих соображать – нет. Я хотел… Извинений? От Лидии Мартин? Серьёзно? Чувак, по-моему, это ты не в порядке, ты что-то путаешь. То, что-то странное в груди, продолжает ныть и напоминать о себе, делая происходящее ещё более раздражающим и мерзким. Наверное пойло действует и на меня, хотя… Никаких изменений я не чувствую. Нет. Со мной всё так же. Вряд ли я вообще могу почувствовать что-то подобное, скорее всего моя «мёртвость» мне в этом помешает. Собственно, на данный момент, я даже этому рад. Не удивляйтесь, у меня уйма причин радоваться собственной смерти, взять хотя бы эту, ту, по которой я стою посреди двора вырубившихся подростков, валяющихся в каком-то пыльном бреду и при этом не чувствую никаких изменений в моём состоянии. Подростки… Я наконец-то слышу Лидию, точнее её последнюю фразу, она напугана. Мне довелось видеть её такой только дважды, и оба раза это было неправдой. Обманом. Ей не бывает страшно, Мартин ничего не боится, на неё воздействуют какие-то иные силы, заставляющие её быть таковой. А она другая. Она привыкла быть другой во всём, защищаться от внешнего мира скрывая такие сильные эмоции, как страх, гнев или слёзы. А сейчас, отчаянно впиваясь в мою руку, ей страшно потому, что она что-то знает. Знает что-то большее, чем простое подмешивание чего-то странного всем в пунш. Она знает, помнит, и эти воспоминания ужасают её. Я просто киваю и веду её в дом. Веду потому, что моя спутница по-прежнему чувствует себя неважно, да и через «захват» на моей руке я ощущаю дрожь в каждой клеточке её тела. Всё-таки это странно. Это странно и это пугает. Что если и она отключиться? А что вообще нужно делать потом? А нужно ли? Они, кажется, не мертвы, а просто спят. Беспокойно, шарахаясь чего-то невидимого, взмахивая руками, но спят. Оказавшись в доме, переполненном такими же юношами и девушками, находящихся в жутко-несуразном коматозе, мы останавливаемся посреди гостиной и я спрашиваю:
-Мартин, что происходит? – слишком резко, слишком настойчиво, но в то же самое время это мой голос, мой тон. Отчего-то, возможно от отсутствия этих самых знаний, от просвещённости в которых Лидии настолько плохо, я совершенно спокоен. Абсолютно. Я готов к действиям, в сущности, к чему угодно. Я знаю, отчего это. Опять же здесь нет никакой магии таинственного напитка. Всё до нелепого просто – это мой мир. Моя сторона жизни в вечном побеге, в ужасе, будучи абсолютно потерянным. Я к этому привык. Я привык находиться где-то на грани. Между концом и началом, тьмой и светом, рассудком и безумием. И поэтому я спокоен. Снаружи, отголосками, звучит дурацкая музыка и какие-то непонятные шумы. Опять же неестественные, не свойственные ни людям, ни животным, словно и те и другие смешались во что-то единое. Во что-то ужасное, страшное, тошнотворное. Наверное… Я без проблем нахожу нужный пульт и «вырубаю вечеринку». – Можешь рассказать? – я не дожидаюсь пока мои фразы, вероятно летающие для неё где-то в межгалактическом вакууме звуков достучаться до самого разума, отвожу Лидию на кухню. Кухня – идеальное место для защиты, а я отчего-то убеждён в том, что мы защищаемся. К тому же, как я и предполагал, отсюда, можно видеть все двери дома и лестницу, ведущую на второй этаж. Я ещё не знаю, от чего мы спасаемся, и что конкретно будем делать, но это явно не будет просто. Это явно будут не просто воры, бандиты или очередные «люди в чёрном». Я повторяю вопрос:
-Ты можешь мне всё рассказать? Объяснить можешь?

+1

6

Вероятно, если бы я усерднее слушала в те самые моменты, когда Элисон говорила о Скотте, при этом тема разговора не касалась какой-то области, вроде «срочно дай мне совет», то, наверное, знала бы больше. Во всем этом происходящем бреду, который начинал медленно, но верно превращаться в нечто менее привлекательное, если вообще таковым было, конечно-то, и более пугающее, была бы хоть какая-то надежда на понимание. Но я могу думать. А это уже хорошо. Только вот мысли пока что слишком спутанные и далеко неоптимистичные. Можно было бы, конечно, все скинуть на то самое волчье зелье, намешанное явно в большей пропорции, чем делала однажды я, но ладно, если смотреть правде в глаза, а глаза у нее отливают красным посреди этой идиотской ночи, то ситуация, мягко говоря, отвратительная. Как только мы оказываемся в помещении, я тут же отправляю сообщение Элисон. Хорошо, что адрес уже был здесь записан, потому что по кнопкам я попадаю явно паршиво да и свое местоположение ни за что бы на свете не смогла вспомнить. Странно, что я смогла его Найту надиктовать. Но что она будет с этим делать? Я даже не знаю, сколько их там. К тому же, ее безумно симпатичный, но весьма суровый отец скорее отправится хватать за шкирку Скотта или Хейла, которые тоже здесь появятся, чем будет заниматься теми, кто находится там, шагах в десяти-двадцати от этого дома. Но почему они здесь? К чему все это? Собрать внушительную часть города и просто вырубить. Они ничего не вспомнят завтра. Я сама не уверена, что вспомню хоть что-то завтра. Вернее, то, что было до этого момента, потому что когда я осматриваю комнату, в которой мы оказываемся, складывается ощущение, что я здесь никогда не была. И это весьма и весьма пугающее ощущение. В какой отключке я вообще? В каком таком невиданном мире, что ничерта не помню? Странно, что именно эти мысли особенно сильно занимают в данный момент. Я пропускаю вопрос Адама мимо, пытаясь уловить связь всего происходящего. Зачем? Если это прикрытие, то для чего? Если попытка на время обезвредить, то кого? Незнание меня раздражает. Вновь и вновь. То есть, спасибо огромное, что этот год мы начали чуть более оптимистично, мои попытки отказаться от всего сверхъестественного и отойти подальше закончились тем, что «дорогие друзья» решили, наконец-то, поделиться всей правдой относительно своих волчьих пристрастий, а потом эти их превращения каждую полную луну показались просто цветочками в сравнении с той тайной, которую скрывал Найт. Точно, Адам, он же здесь. Я, наконец-то, вновь включаюсь в происходящее, осознавая, что мы стоим посреди кухни почти в кромешной тишине. Честно говоря, предпочла бы заменить его вопросы утверждениями. Так было бы легче, но, видимо, решать не ему. На этот раз решать мне.
- А могу ли? – Действительно, Найт, я что-то не помню, чтобы ты особо рвался рассказать мне свою тайну, сам видишь, чем это обернулось, так что же, теперь мы в том же положении, но все строго наоборот. Повторять твою ошибку или нет? Или сделать все правильнее хоть с какой-то вариацией надежды на горизонте? Я не знаю. И мне все еще паршиво. Достав из шкафчика стакан, я равнодушно наблюдаю за тем, как вода из-под крана наполняет его. До самого верха, а затем переполняет и стекает мне на руку. Холодная вода, которой удается прочистить мысли намного лучше всех способов вместе взятых. Во всяком случае, я надеюсь на это, делая несколько глотков.
- Некоторые вещи сложно объяснить, - честно говоря, мне не хочется разворачиваться. Просто потому что тогда придется выдерживать на себе испытывающий взгляд. Тогда точно придется давать объяснения и пусть это может сейчас стоить мне жизни, хотя, скорее даже нам обоим, это все равно чертовски сложно. Просто потому что я не знаю, как можно об этом сказать. И стоит ли говорить вообще. Я имею в виду, что уже целый год удавалось скрывать происходящее от многих. Некоторые из тех, кто даже очень глубоко погряз во всем происходящем, все равно не догадываются. И как мы это делали? Как лавировали между постоянными вопросами, беспокойством родителей, неожиданными невероятными событиями, что не поддавались нормальному объяснению, но нам все равно приходилось его выдумывать для поддержания легенды. – Хотя, тебе ли не знать, ведь так, - логично заканчиваю предложение, разворачиваясь. Вместе со здравым смыслом ко мне возвращается злость. И отнюдь не на себя, а на человека напротив, что, собственно, усложняет ситуацию еще больше. Потому что заставляет меня хотеть задеть его как можно сильнее и это весьма труднопреодолимое желание. В большинстве случаев в мои привычки все-таки входит нечто, отдаленно напоминающее «думай, что говоришь», но точно не в данный момент. Потому что, когда мне хочется залезть кому-то под кожу, мои слова поддается чему угодно, но уж точно не контролю. Не лучшая моя сторона, конечно, но ничего не поделаешь, у людей есть выбор – мириться или проваливать к черту. По-моему, очень даже гуманно. Ничего не скажешь. На какое-то время я даже забываю о том, что там кто-то есть. Кто-то еще, отнюдь не желающий провести мирную красивую беседу с успешным окончанием вечера впоследствии. Черт.
- У этого города есть своя история. Не очень радостная, - паршивое начало. Нет, серьезно, а как вообще мне выдать эту информацию? Так же как он-на живом примере сразу? Не на моем тогда, пожалуйста. Хотя, плевать. Я начинаю чувствовать, как кровь будто горит под действием моей раздражительности, нетерпения и ужаса. Все вместе – прекрасная гремучая смесь, к сожалению, не подлежит самовоспламенению, а то оказала бы непосильную помощь. – Нет, знаешь что? Почему меня вообще должно волновать как ты это воспримешь, в конце концов, ты сам что-то сверхъестественное, так что… - Я лишь неопределенно взмахиваю рукой, делая несколько шагов, просто потому что мои мысли, их слишком много, и я волнуюсь, и злюсь, а еще мне страшно, не по  себе, и вообще, кто придумал эту несуразицу. – В Бэйкон Хиллс живут оборотни. Их не так и много, было, во всяком случае, и те, которых знаю я, иногда бывают даже полезны. Хотя, вменяемость их под вопросом, конечно…Но они не настолько сильные как те, что следят сейчас за нами. Волчий аконит, думаю, именно его добавили всем в напитки, вызывает галлюцинации и воскрешает наши самые запретные страхи и самые болезненные воспоминания. Это отвлекающий маневр, но я не знаю, для чего. То есть, обычно оборотни не нападают на людей, было только…Несколько случаев, - я останавливаюсь. А сколько их было-то всего? Меня никогда не интересовал этот вопрос. Не интересовало количество жертв, которые не пережили соприкосновение с этой частью якобы волшебной истории, которой приписывают столько романтики в современной литературе. Не особо романтично, вообще-то. А для меня так вообще нет. Водитель автобуса. Тот продавец в видеопрокате, когда мы с Джексоном оказались рядом. Кто-то еще? Я не помню. Господи, да я с того периода вообще мало что помню, просто потому что пропускала подобную информацию мимо ушей, пока Элисон пыталась втолковать мне что-то. Лазила по своим книгам, показывала мне картинки этих огромных волков…Точно, наверное, тогда она и узнала. Или позже. Уже на выпускном… - Три или четыре, ну а свидетели происходящего…Они предпочитали молчать, боясь показаться сумасшедшими, - да, пожалуй, именно так я и охарактеризовала бы свое поведение. Вероятно. Что-то рациональное в этом точно есть. Кажется. А еще, кажется, в этом и есть главная зацепка. То есть, логично было бы отвлечь всю стаю, пригласив их сюда, в конце концов, почти все они в школьной команде-это проще простого. Это было просто. Для меня. Не считая Дерека, но он-то и был мне нужен. А здесь? Здесь нет никого важного, никого, связанного со всеми этими событиями. Никого, кто знает про стаю, про оборотней, про воскрешение Питера, в конце концов…Кроме меня. Какая, одновременно, и нелепая и слишком рациональная мысль. – А из жертв никто не выжил. Ну я не считаю тех, кто превратился, конечно. То есть, либо умерли, либо перешли в стаю...Кроме меня, - отлично, я это сказала. Имеет ли это значение? Не знаю, во всяком случае, теперь, наверное, будет легче соображать на двоих, правда? Надеюсь. Хотя, возможно, Найт тоже надеялся на что-то подобное. В свое время. И это не обернулось ничем хорошим.

+2

7

Мои движения спонтанны, действия необдуманны, запущены, пусты и бездушны. Я ступаю по скользкой дорожки жизни неуверенно, недовольно, опасаясь свалиться в бездну, в могилу, в могилы, коих здесь не одна сотня, они окружают эту дорогу, они со всех сторон, повсюду. Лишний, неосторожный шаг – могила, вскрик, паника, попытка ухватиться руками за воздух, за что-нибудь, хоть что-то – могила. Я в ужасе. Я стараюсь идти, сохраняя лицо, стараюсь не смотреть на них, на эти жуткие, изуродованные лица, на их костлявые, покрытые плесенью и червями руки – ветки. Они стонут, кричат, воют, качаются в диком, одинаковом, бешеном ритме. Они рассыпаются, от них почти ничего не осталось, их тела иссушены, у них уже давным-давно не осталось никакой надежды, а они всё раскачиваются и раскачиваются, из стороны в сторону, как луговые цветы на ветру. Мне их жаль. Кто-то из них безумно хохочет, бьёт рукой в жёлто-серую жижу, разверзшуюся у меня под ногами и, вдруг, издав какой-то нечеловеческий вопль, он хватает меня за ногу. Я не могу остановиться, не могу помочь ему, не могу отделаться от него. Я продолжаю идти дальше, в надежде, что его скользкая лапа соскочит с моей ноги, что он отцепиться, что мне не придётся заставлять его делать это силой. Но он не отцепляется. Он ликует, за него цепляются другие, они лезут, как муравьи, как тараканы, с огромными, обезумившими глазами и отвисшими челюстями, а у кого-то из них челюсти нет вовсе, и они просто выглядят очень удивлёнными, они раскачиваются всё сильнее, быстрее, ритмичнее. Музыка усиливается, шум, и гомон этой несуразной агонии заполонил мои уши, достигает мозга, переполняет и заставляет моё тело тоже немного пошатываться, покачиваться в такт этому безумию. Я хочу идти дальше, но не могу, они держат меня, они вцепились в мою ногу и я не могу больше сделать не шага, я поскальзываюсь, я кричу, я падаю, а они продолжают свой умалишенный танец скандируя тихим шёпотом: «Мертвец-мертвец!» и звучит этот шепот, как будто кому-то железом по зубам возят. «Мертвец-мертвец!»

Когда мы оказываемся на кухне, я вижу, что Мартин уже практически в себе, более или менее. В любом случае, она в состоянии соображать и, несмотря на её странные взаимодействия с краном и стаканом воды, её попытка зарезать меня без ножа свидетельствует о возвращении её в мир реальный. Я внимательно слушаю её, несмотря на издёвку в голосе, в постановках вопроса, даже в движениях. Я игнорирую колючую проволоку, затягивающуюся на моей шее всё туже, с каждым её словом. Я молчу. Она пытается задеть меня? Пытается заставить меня почувствовать боль или что-то вроде того? Ну, во-первых, она уже сделала это, помнит она или нет, а во-вторых, это значит, что ей тоже больно. Потому что она была обижена, потому что её задели. Задели – чушь, её ранили, сильно, оставили шрам и отомстить было бы для неё лучшим решением. В тот день, каждый её взгляд в мою сторону был наполнен именно этим чувством. Её глаза словно пропитались этим. Она была предана. Я её предал. Предал её доверие, её саму. Лидию Мартин. У меня с языка срывается:
-Прости.
Хоть я и знаю, как она злиться от моих извинений. Забавно, что моя нарочитая ненависть так быстро сменяется острым чувством вины. Всегда. Паршиво. Так, ладно, оставим этот разговор с собой до следующих пяти-семи минут в душе, посвящённых душевным терзаниям. Что у нас на повестке дня? Ах, да, оборотни. Возможно, моя реакция, а точнее полное её отсутствие, могло бы вызвать у большинства негодование ну или что-то покруче, но… Я как-то не сильно удивлён. То есть, безусловно, оборотни это странно, это жутко и… не знаю. Мне снова всё равно, я как-то встречал вампира в наши дни – ну и что? «Ты ведь и сам что-то сверхъестественное», - может быть, отчасти, она права. Я ведь действительно не являюсь идеальным примером нормального человека. Я даже не уверен до конца в своей человечности. Да и потом, с учётом того сколько рекламных постеров, фильмов и книг нашего времени заимствуют для себя идеи противостояния между людьми-волками и нелюдьми-кровососами – это уже даже становиться скучным, обыденным. Я слишком часто оказываюсь на грани между пропастью неизбежности, поэтому данное состояние можно назвать вполне привычным. Появление в этой реалии для меня не более чем заметка, галочка в ежедневнике, плюс один «на стену». Итак, цель нашей сегодняшней заварушки в доме – выжить. Для выживания нам понадобятся: продукты с кухни, аптечка, желательно вооружиться ножом, техника тоже сумеет пригодиться, ну и, наконец, вычисления. Немного вычислений. Полумрак меня нисколько не смушает, иногда мне кажется, что я могу ориентироваться везде и всегда, редко оказываясь уязвимым где-либо. Это даже почти здорово. Это было бы на самом деле классно и круто, как ощущение превосходства над подавляющим большинством нынешних подростков, если бы тот факт, что я фактически мёртвый беглец, никто и звать меня никак – всегда не угнетал обстановку. Впрочем, теперь это тоже неважно. Я просто вытащу отсюда Мартин, ну или попытаюсь вытащить её отсюда, а потом мы снова исчезнем из жизней друг друга. Я-то уж точно исчезну. Мне не слишком-то хочется ловить её почти что разгневанный взгляд, ведь она злиться, злиться на мои извинения, на спокойствие, на то, что я вообще оказался здесь. Это одновременно поддерживает её и дико бесит. Так. Ладно. Соберись Найт. Хватит уже всей этой романтичной лапши, которую ты навешал себе на уши сам. При мыслях о лапше у меня снова сводит живот, всё-таки нужно было перекусить что-нибудь по дороге сюда. Хотя ни тогда, ни тем более сейчас, находясь в доме, окружённом оборотнями у меня не особо хватало на это времени.

Кухня располагается в центре дома, является его сердцем и мозгом. Справа лестница на второй этаж, примерно расстояние от второго этажа до земли примерно четыре метра. На втором этаже две комнаты, ванная и жилая. Судя по всему, она была детской, то есть принадлежит хозяину вечеринки, но это неважно, в ней одно небольшое окно. Первый этаж. Как и в большинстве стандартных американских вилл эта имеет два входа: чёрный и основной. Оба расположены на одной линии, что позволяет просматривать их с той же самой кухни. Окна. На первом этаже восемь окон и три комнаты: гостиная, спальня (взрослая) и столовая. Гостиная соединяется с кухней и не несёт большого значения за отсутствием окон. В столовой четыре больших окна. Во взрослой, впрочем, она тоже не имеет большого значения. Отлично. План дома – имеется. Теперь дальше. Оборотни – люди, обладающие даром/проклятием позволяющим им обращаться в волков. Волки – хищники, сила, скорость, превосходный слух и нюх, не хуже собачьего. Нам нужен шум. И дым. Много дыма. Я распахиваю всевозможные шкафчики, ища необходимую мне сейчас, как никогда, аптечку и – бинго – она действительно здесь. Продолжая копошиться в пробирках, склянках и упаковках я лихорадочно соображаю: от дома до машины, снова это чёртово, примерно, метров 20. Парковка совсем близко и, если у меня всё получиться, то есть если такая глупая шутка сумеет стать настоящим спасением, то через минут десять мы окажемся в машине. Я выхватываю анальгин и гидроперин и принимаюсь искать в этом доме вентилятор. Я обнаруживаю его в кладовке достаточно быстро, далеко несчастного, затолкать не успели, ведь лето ушло всего пару недель назад. Пару недель назад… Не сейчас, Найт. Соберись. Я, наконец, нахожу подходящую посудину. Всё готово к работе, осталось последнее – звук. Огромная плазма в гостиной – не удивительное явление, тем более дом выглядит богато и красиво, даже, несмотря на толпы валяющихся в отключке подростков. Интересно, я не вижу жутких видений потому, что не могу представить ничего хуже того, что и так всплывает в моей голове, стоит закрыть глаза?... Отмахиваюсь от мыслей. Я устал. И я очень хочу есть. Я бы даже сказал жрать. Зажарить бы кого-нибудь из этих оборотней! Там же были закуски, мать вашу! Я открываю окна, по обе стороны от входной двери и ставлю вентилятор у одного из них, немного в сторону, чтобы воздух мог дойти и до второго окна. Включено в сеть. Работает. Под дребезжание лопастей старенького «обдувателя» я ищу нужную мне волну в радио, которое, разумеется, есть в местном телевизоре, так же, как и интернет, и 3D – это же всё так важно и сверхъкруто. Ладно, пустое. Завидовать буду потом. Ещё пару минут я ношусь с проводами, подключаю колонки к телевизору, ищу нужный трек. Есть. Готово. Я вооружаюсь пультом, засовываю его в карман брюк и хватаю со стола пачки лекарств. Ножом я размельчаю целую кучу гидроперина, затем распределяю его по тарелкам на окнах и ещё через пару секунд добавляю туда вдвое больше анальгина. Надеюсь, это продержится достаточно долго, даст нам время или, хотя бы, сумеет отвлечь жутким, едким запахом волков от нас. Через пару минут всё это месиво загорится, последует небольшой, микроскопический взрыв, а затем повалит дым, клубы дыма и вонь образуется такая, что мало не покажется. Нож я беру с собой, на случай если что-то пойдёт не так. Нагло беру Мартин за руку, не спрашивая её мнения по этому поводу, собственно мне вообще сейчас не нужны её советы или слова. У меня и так от неё голова пухнет, хватит уже. А потом, когда я одновременно с хлопком смеси зажимаю клавишу пульта, и норвежский Combichrist со своими дикими звуками из Without Emotions разрывают ночную тишину, я делаю нечто ещё более ужасное и непозволительное. Я хватаю Лидию Мартин на руки и, распахнув дверь ударом ноги, несусь через всё это дымящее поле, пока есть время, пока женщина из колонок внушает «без эмоций, без чувств, без любви, без ненависти», пока дымиться мир вокруг и пока расплывчатые тени бегают, рычат, кряхтят, но ничего не понимают. Они не видят нас. Я сбил их с толку. Я добегаю до машины, до финальной точки, практически закидываю свою спутницу в машину, перелетаю через капот и влетаю на переднее сиденье. Ключ. Зажигание. Мотор. Я даю по газам, задний ход, резкий разворот и вперёд, вперёд, быстрее, педаль в пол. Нам нужно выбраться в город. Там они отстанут или их кто-то пристрелит, ну или кто-то вызовет полицию, или они решат сожрать кого-то другого и тут до меня доходит. Лидия – единственная, кто не потерял сознание. Единственная из сотни девушек и парней на вечеринке. Изначально только она была их целью. Весь этот бал-маскарад устроили только затем, чтобы поймать её, чтобы схватить её или съесть – я не знаю. Я не разбираюсь в проблемах местного населения, да и в том, чего может понадобиться оборотням от старшеклассницы. И знаете что? Мне, в общем-то, совершенно насрать что им нужно, но пока мои часы ещё тикают я не собираюсь отдавать им Мартин. Пусть даже они гоняться за нами, чтобы вручить единорога – мне плевать. Я найду выход, способ – что угодно. А теперь, нам нужно к людям, там, где много людей всегда либо намного безопаснее, либо опасно до безумия. Люди. Нам нужен центр, самая оживлённая часть Бэйкон Хиллс даже в это время.

+1

8

Как только он выдает очередное извинение, мне уже просто хочется выть подобно тем волкам, что стоят снаружи. Нет, честное слово, это же просто невыносимо! Прости. Замечательный ответ. Полный, многогранный, содержательный, до мельчайших деталей характеризующий все его мысли, действия и ощущения. Вот прям краткость – сестра таланта. Прости. Я уже начинаю ловить себя на мысли, что ненавижу людей, которые извиняются. Будто бы от этого становится легче. Честно говоря, я вообще не понимаю смысла данных слов. Зачем их говорят? По-моему, если ты в чем-то виноват, то доказываешь свое желание вернуть все обратно действиями. И для этого не нужны слова, ну, разве что, если ты не в телешоу или сериале имени тебя, где описываешь зрителю все свои действия и душевные порывы, дабы убедить скучающих домохозяек в тонкой организации своего внутреннего мира. Это же, вроде как, создает такую интимную обстановку, доверие и все такое. Хотя, будь у Адама Найта собственное шоу, ему, наверное, вообще можно было бы не разговаривать, и так рейтинги зашкаливали с первого эпизода. Это же так интересно и захватывающе. Черт. Меня заносит. Очень сильно заносит, но я ничего не могу поделать, потому что хватаюсь за малейшую деталь, только бы не утратить это чувство. Потому что мне нужно злиться на Адама Найта, а я, периодически, забываю причины. Ах да. Прости. Ну конечно. Собственно, зачем же люди это делают? Чтобы услышать «Я тебя прощаю»? Такое же лживое, как и их извинения? Да даже если это произносится искренне, то, скорее всего, от безысходности. Не более. Для подобных вещей не нужны слова. Если ты все еще злишься – ты игнорируешь человека. Проблему. Возможно, в душе ты уже давно простил, но это неважно. Тебе просто нужно время, чтобы остыть. И помучить другого. Если же нет – никакие действия, а, уж тем более, слова, не смогут исправить то, что есть. Возможно, мои мысли могут показаться кому-то излишне односторонними, вроде как, сколько людей, столько и мнений, кому-то нужно услышать это пресловутое «прости» и все сразу встанет на свои места, но да, действительно, ответ уже дан – сколько людей, столько и мнений. Ну и, ко всему прочему, мне плевать. 
- Напомни мне подарить тебе книгу: «Тысяча способов извиниться». На всех языках мира. Или там каким-то особенным образом, что ли (извращенным мухаха). Чтобы это так меня не нервировало, - я уже не просто злюсь, а почти на грани бешенства. Нет, серьезно, разве это нормальная реакция? Хотя, чему же это я удивляюсь, для человека, который умирает каждый день, кучка оборотней в Богом забытом городке – вряд ли что-то из ряда вон выходящее. Может, с этим еще и смириться как-то получилось бы? А мы-то, глупые, страдаем. Развели школьную драму, что в пору сериал снимать, кружимся вокруг такой нелепой проблемы, в которой нет ничего нового, зато Адам сохраняет спокойствие. Потому что он у нас и не такое повидал. Кра-со-та. Внутренний голос так тихо заикнулся там, кажется, о чем-то вроде: «Себя бы вспомнила, Мартин, через десять минут после того, как воскресила мертвеца, ты отправилась с ним же в Лос-Анджелес. Так, обычный выходной день Лидии, а что, разве, что-то происходит? Ха», но я предпочитаю делать вид, что его не существует, потому что, по сути, его же действительно не существует. Внутренний голос. Чушь. Дай волю, так, кто знает, может с тобой уже и печень начнет разговаривать.
Единственная мысль, которая заставляет меня хоть немного успокоиться, это лишь тот факт, что мой пульс сейчас, наверняка, зашкаливает просто как безумный. Эдакое соблазнительное постукивание, просто неоновая вывеска «съешь меня, я же живая» над головой. Действительно, Мартин, что с тобой вообще сегодня такое, возьми себя в руки и начни, наконец-то, соображать! Пока я пытаюсь заставить себя сделать хоть что-то, Адам соображает намного быстрее, потому что уже стремительно перебрался ко второму пункту в плане «выжить любой ценой», который предполагает действия. Причем, явно активные. И сопровождающиеся молчанием. Гробовой тишиной. Так, вот последняя мысль была как-то не совсем к месту. Я лишь методично наблюдаю за его развитой бурной деятельностью, пытаясь угадать смысл без лишних объяснений, видимо, для Адама Найта и его шоу я не слишком подающая надежды домохозяйка и уверять в тонкости своей душевной организации он меня не будет. Какая утрата для человечества. Черт. Опять. Анальгин…Я была бы не против найти его получасом раньше, когда эта отвратительная головная боль просто с ума сводила. Гидроперит… Стоп, это же элементарно. Не свойства, состав. Натрий и перекись водорода, ну конечно! Я даже немного расстроена, что соображаю не так быстро. Ведь, это же просто и действенно. Элементарная реакция и нужный результат. И, вероятно, я бы даже выразила свое одобрение по этому поводу, но эй, меня же никто не спрашивал. Меня, собственно, и дальше этот же самый «никто» не спрашивает, проделывая все по собственному усмотрению, что говорится, на свой страх и риск. Раз тут такое дело, то можно меня вернуть на полчаса назад? Я бы предпочла вновь не соображать, раз это все равно не имеет никакого смысла.
Хотя, нет, что же это я так, мой вклад все равно может быть сделан. Например, если я смогу сообразить, почему именно они это делают. То есть, это не имеет никакого отношения к данному положению вещей, но вполне может помочь нам в будущем. Если бы мне раскрыли все карты в прошлый раз, то, могу поспорить, кошмаров…Хотя, нет, кошмары бы были, от этого не деться, но нелепая трата времени на гонки за этой чертовой ящерицей, которая была моим парнем, о ужас, лучше корректировать данную информацию, если, вдруг, захочу нею поделиться с посторонними, мы могли бы избежать. В конце концов, кто знает Джексона лучше меня? Вот именно. И все равно, Дерек же обмолвился, ох уж этот «многословный» Хейл, что он испугался того факта, что с превращением Джексона было что-то не так. Он испугался сверхъестественного, того, что не поддавалось объяснению. Я, конечно, не убиваю всех подряд, хотя, честно говоря, иногда готова к подобному раскладу вещей, но все равно…До сегодняшнего дня как-то приманкой оборотням не служила, скорее, наоборот, они обходили меня стороной. Что-то изменилось? Или есть еще какая-то причина? Та, которую я, почему-то, упускаю из виду? Бессмыслица какая-то. А вот тот факт, что я упускаю из виду скорость, с которой мы сейчас едем, это не бессмыслица. Это крайне опрометчиво. С моей стороны. Найту умирать не впервой, а мне, вот, как-то не очень хочется. Но он опять молчит. И я уже начинаю ненавидеть эту тишину между нами. Которая возникает постоянно. Отсутствию которой я радовалась еще сегодня утром. Потому что, собственно, нет общения – нет тишины, разве не так? Вот именно. Но нет, Мартин, вернись на землю, ты снова в этом городе и он не настолько велик, чтобы здесь можно было от чего-то спрятаться. Ну, кроме оборотней. И то, на время.
- Сбавь скорость, если бы они хотели нас догнать, даже 100 миль в час их не остановили бы, а вот мы вполне можем убиться и, честно говоря, сегодня умирать у меня как-то нет настроения, - мне не нравится эта поездка. Нет, мне очень не нравится эта поездка и, если честно, сейчас складывается ощущение, что в том безумном доме я чувствовала себя и то спокойнее, чем в машине с Найтом. Не знаю, почему, но это просто невыносимо. И вызывает у меня панику. Несвойственную мне панику. Почему? Дело не в происходящем. Не в волках. Не в запутанной истории. Дело в нем. В том факте, что я, видимо, совершенно его не знаю и в данный момент это кажется настолько же очевидным, насколько и пугающим.

+3

9

напрашивалось:

Он, ею одержимый, двинул в свою машину.
Как вообще можно так было с ним поступить паршиво?
Он пытался найти логику, дикий собрать пазл,
Но в итоге только понял, что выход - педаль газа.
Он считал, всё было ярко, но был сер наяву оттенок,
Росла спидометра стрелка и температура тела;
Он мчался и вспоминал истеричные вечные возгласы,
Вконец сошёл с ума и двинул на встречную полосу.
Крики водителей: "Псих!" И бешено прут машины,
Полицейские позади, а на небе все ждут наживы.
Все думают конец, а он и подавно сам.
Но мысль влетает в мозг, и резко по тормозам.

И Герда, наверное, не станет спасать павшего Кая,
Ведь ревность и бред убивают остатки вашего рая.
Не ждали, но развален вчера стоявший парламент.
Вы стали близнецами - внезапно башни сгорают.

И мы снова молчим. Мы снова чужие друг другу. Разные. Абсолютно, совершенно. Начиная от глупого: «мальчик, девочка» и заканчивая фатальным «живая, мертвый». Я сбавляю скорость, как и было велено и очередная её фраза о смерти выводит меня из себя. То есть буквально, я снова копаюсь где-то на мусорке своих знаний, стоя на ошмётках памяти и тут резкий голос Лидии Мартин возвращает меня к реальности. Она уже столько раз возвращала меня сюда, что даже подумать смешно. Всё-таки, как бы я не убеждал себя в том, что мне необходимо молчать, как бы твердил себе «игнорируй», я не выдерживаю и, наконец, говорю:
-Я никогда не лгал тебе, - ну вот, брависсимо, сказанул, ляпнул, как всегда не вовремя и невпопад. И что будешь делать дальше, спрашивается? Да ничего, просто заткнись, ладно? Заткнись и всё. Найт, ты и вправду ужрался с двух бокалов какого-то детского вина? Ты не в состоянии заткнуть сам себя мысленными угрозами в свой же адрес. Не просекаешь, нет? – То есть, я, разумеется, не подпрыгивал каждый раз на месте и не кричал: «Эге-ей, я мёртвый, будь осторожна», но я и не лгал тебе. – Лгал. Почему именно это громкое слово? Почему я всегда выбираю какие-то слишком сильные фразы, слова и выражения? Потому, что соврал это совсем неподходящее сюда понятие? Потому, что считаю, что это переформулированное «я не предавал» звучит весомее, чем детская отговорка после жульничества в прятках? С чего бы. Слова пусты, они ничего не значат, тем более для неё, тем более теперь. Пусто. Но я же уже заговорил, меня же уже прорвало. Не подумайте, будто бы Лидия умудрилась выцепить из глубин моего подсознания какую-то часть самолюбия, нет, я ненавижу себя уже слишком давно, чтобы вдруг с пары фраз воспылать к своей душеньке страстью. Дело не в этом. Совершенно не в этом. Я, то ли хочу объясняться, то ли мне уже недостаточно перекидываться парой фраз с кассиршей в местном магазине. И почему я всё ещё здесь? А, да, я заканчивал дела. Да, брось! Какие к чёрту у тебя могут быть дела, а?! Ты просто просиживал тут штаны в ожидании чуда! Чуда не будет, никогда не было, пора было бы понять это давным-давно, ещё тогда, в первый же день, когда в глаза светило не солнце, а ультрафиолет. Меня раздражает её напускное спокойствие, эта её вечная пытка над собою и мной – делай вид, что всё хорошо, хотя, чья бы корова мычала, Найт.
-А знаешь, что? Забей, - я взмахиваю рукой так, словно отгоняю от себя назойливую мушку, - И вообще, Мартин, почему это вдруг тебя заботит? То есть, я понимаю, конечно, что всё это, мягко говоря, странно и так далее, но почему тебя до сих пор забочу я? Почему ты просто не вычеркнешь меня из памяти, не сотрёшь всё это? Ты же умеешь, у тебя превосходно выходит абстрагироваться. Почему? Ты же не раз так делала, и не два. Мы же встречали в городе тех, кто лез к тебе явно не просто «по знакомству», а ты их не узнавала, причём не делала вид, что не узнаёшь, а действительно не помнила их. То есть ты умеешь выбрасывать всё лишнее, осекать ненужные элементы. Почему не сделала того же со мной? – Я вздыхаю. Вряд ли мне необходимо знать ответы хоть на один из этих вопросов потому, что… Потому, что я чёрт побери счастлив, что она этого не сделала и наплевать мне по каким причинам, будь то элементарное отсутствие времени или собственное желание. Я не знаю и мне, опять же, всё равно.
Мы поворачиваем и несёмся уже вдоль берега, ночью океан кажется куда безмятежнее, тише. Но сейчас эта атмосфера не успокаивает, а наоборот раздражает. Очередной застой, слишком уже банально называть это тишиной, прерывает телефонный звонок. Звонят мне.
-Алло?
-Найт! Мне нужна машина, завтра в шесть и ты снова должен быть при параде! – я даже боюсь спрашивать, почему мне нужно быть завтра в шесть утра возле дома босса «при параде», и какое новое задание он собирается мне дать. Придерживая трубку плечом, я смотрю на часы. Ещё десять часов. Я перехватываю трубку обратно и поворачиваю.
-Сэр, я не уверен, что смогу быть завтра в шесть в должном виде, - начинаю я снова, но, видимо моей мечте о еде и пяти часах сна не суждено сбыться, а шеф орёт в трубку так, словно стоит на перроне и его оглушает стук колёс поезда.
-Что значит, не уверен?! Завтра в шесть! – и опять же он, разумеется, не нуждается ни в моём «да», ни в чём-либо ещё, он просто бросает трубку.
Что ж, видимо мечты о том, как бы мне проспать больше чем минут десять навсегда останутся только мечтами. Я горько ухмыляюсь «развесёлому» положению вещей. Класс, высший пилотаж, ничего не скажешь, давай – заскочи забрать девушку, которая тебя ненавидит, с вечеринки с оборотнями, а потом отправляйся-ка на работу, а то слишком сладкой жизнь покажется, не дай Бог. Бэйкон Хиллс. Странный, маленький, ничем не примечательный городишка в Калифорнии, я бы даже не запомнил мой визит сюда, если бы не она. Если бы не Лидия Мартин. Это, снова, забавно, но когда я искал её в базах данных, как кандидатку на роль «прикрытия» или вроде того, вся прочтённая информация всё равно была пустой и бесполезной. То, что я заранее знал её, препологаемо, любимое блюдо – чушь. Это ничего не значит, поэтому, каждый раз, когда она приоткрывала завесу, ограждающую её мир от моего я был на седьмом небе от счастья. Она показывала мне мир с другой стороны, жизнь, а что для её делал я? Помимо испорченных отношений даже и вспомнить нечего…
-Знаешь, почему ты всё равно, не смотря на всё, что творится, здесь не уехала? Почему оставалась в этом городе, хотя он душит тебя? Душит уже очень давно? – я позволяю себе задержать взгляд на ней всего на пару секунд и, вдруг, всё понимаю. Она надеялась на лучшее. Это вечное «может быть, всё измениться» не раз ставило её в тупик, загоняло в рамки, будь её воля, она бы давно сорвалась с места и забыла бы об этом треклятом месте, со всеми его ужасами и секретами, но эта самая надежда, вера в лучшее, удерживала её всеми и силами и, полагаю, удерживает до сих пор. Вздыхаю. – Ладно, дома тебе в таком состоянии делать нечего, думаю нам лучше обратиться в больницу, чтобы они выяснили, чем конкретно тебя накачали. – Я не знаю лучшая ли эта из моих идей, но не вижу другого логического выхода из сложившейся ситуации. Меня мутит, голова раскалывается, в животе чёрт знает что. Ненавижу всё это.

+2

10

Видимо, тот факт, что я умею разговаривать и давать даже дельные советы, а в адекватности уточнения нет сомнений, потому что только что я сократила нашу возможность закончить этот вечер летальным исходом почти до минимума, служит для Найта чем-то вроде откровения или неприятной неожиданности, раз уж он так сразу сдается. То есть, раньше подобное не вызывало бы у меня вопросов, собственно, как и все его поведение в целом этого не делало, просто потому что ему можно было доверять, а теперь же, кто знает, кто знает. В этом, конечно, кроется главная причина и моей злости и всего происходящего, наконец-то не нужно напоминать себе причину или выискивать какие-то другие, я просто знаю. Что ничто так не задело меня во всей этой истории, как тот факт, что я, видимо, ошиблась в том, кому могу доверять, хотя такого в моей жизни не случается. Наверное, просто потому что я не привыкла действовать с кем-то на равных, но в нашей ситуации сложно брать на себя главную роль во всем, просто потому что мы оба хороши каждый в своем. Были. Наверное. До какого-то определенного момента.
Неожиданное заявление заставляет меня даже повернуться. Как бы ни прискорбно было это признавать, я действительно удивлена.Тому, что он понимает истинную причину. До этого мне казалось, что он до такой степени зациклился на факте собственной смерти и неспособности остальных свыкнуться с этой мыслью, что иные варианты были просто сразу же отметены в сторону. Нет, конечно, я не имею в виду, что меня совершенно не волнует, что он…Как бы это сформулировать-то правильно, до сих пор не могу найти точного определения его двоякому состоянию, потому что сказать, что он мертв нельзя, это далеко от истины, но и жив… Хотя, вообще-то, я воспринимаю его живым человеком, кажется, даже в большей степени, чем он сам. А, ведь, действительно, странно, что раньше я как-то не обращала на это внимание. То есть, даже до того как узнала, что он такой. Не обращала внимания на то, что у него нет далеко идущих вперед планов, что делать с собственной жизнью, да и вообще хоть что-то на ближайшие, скажем, пару недель. Я, конечно, признаю, что могу чего-то не понимать или, что тоже не исключено, чего-то не знать, чего-то дополнительно вытекающего из всей этой истории, но, даже если и так…Он не сколько мертв, сколько своими же усилиями вновь хоронит себя заживо. Кажется, так, ведь, он опять за свое. Мне нужно опасаться того факта, что он мертв? Смешно. Будь осторожна говорят, прежде чем ты сунешь руку в огонь или отправишься в клетку к тигру. Хотя, в последнем случае, наверное, еще про себя добавляются что-то вроде «была большая честь знать тебя, передам родным, что ты была молодцом», а в данном случае…Не знаю. Я действительно не знаю – единственный возможный ответ, который напрашивается, когда пытаешься рассмотреть ситуацию с разных углов. Из всего этого меня не пугает та часть истории, которая уже есть и о которой я все знаю. Меня пугает та, которая может быть и находится еще за пределами моего сознания. Вероятно. Хотя, не берусь утверждать наверняка. И я даже уже готова попытаться объяснить, что мне плевать на то, что он полумертв или полужив, как бы это тактичнее сформулировать-то, и даже на то, что он мог выбрать меня сознательно, ведь, даже если это так, это неважно. Просто дело в чем-то другом, но… Но тут Адам Найт продолжает свою речь, которая, оказывается, состоит не из двух предложений, что возвышает ее на высшую ступень по продолжительности за сегодняшний вечер. Я там сетовала на немногословность? Ну что же, после того, как он начинает говорить, мне уже хочется, чтобы он этого никогда больше не делал. Потому что это…Неприятно, если попробовать это сформулировать «тактично».
- Отлично, теперь плохая у нас я, так получается? – А, ведь, так и получается, потому что, когда у Адама заканчиваются аргументы и оправдания, он переходит в наступление, как делает любой нормальный человек. Как делаю я, когда чертовски зла и хочу добить своего соперника, просто потому что перемена тактики-залог успеха, в конце концов. – По-твоему, все, на что я способна в этой жизни – использовать людей и вычеркивать их за ненадобностью, так? Хорошего же ты обо мне мнения, оказывается, - и это, черт возьми, хреново. Мое желание вернуться обратно просто возрастает с неимоверной силой. Хотя, знаете что, а почему я вообще ведусь на все это? Еще чего не хватало! Можешь стараться сколько угодно, я не буду чувствовать себя виноватой в том, что сделала и чего не сделала. Просто потому что я умею принимать в этой жизни обдуманные решения и нести за них ответственность, вот и все. – Только вот тот факт, что я не только спасла твою жизнь, но еще и не ушла после всего услышанного, паршиво вписывается в твою теорию, да? Совесть вдруг говорить начинает, что же ты бросаешься-то обвинениями, когда прекрасно помнишь, что было и не так. Но давай же тогда и этому поступку припишем какой-нибудь извращенный смысл просто потому что это Мартин, ей же плевать на других! Посмотри на нее, она же некоронованная принцесса, ей не нужны друзья или семья, или кто-то, кому можно довериться, ей нужны только те, кто будут восхищаться. Так ты себе рисуешь все это в голове? Неудивительно, что картина получается настолько непривлекательной. Если я принимаю какое-то решение в этой жизни, Адам, то осознано. Я расстаюсь с теми, кого не хочу видеть и остаюсь с теми, кто… - Вот и здесь я не знаю, как правильно сформулировать то, что имею в виду, хотя косноязычием никогда не страдала. Но, на самом-то деле, разве это имеет какое-то значение? Если у человека создалось о тебе определенное мнение, то, как ни старайся, ты не сможешь вбить ему в голову, что на самом деле это не так, что он не прав и видит все под другим углом. Потому что люди видят лишь то, что хотят, и оно часто разнится с реальным положением вещей. К счастью, меня спасает телефонный звонок. К еще большему счастью, это не мой телефон, а его. И его собеседник орет так громко, что слышно даже мне. Я уточняю «даже мне» просто потому что сейчас мне вообще слышать ничего не хочется. Я чувствую себя уставшей, вымотанной, злой и…Разочарованной, что ли. И от того факта, что я не могу точно осознать причину своего разочарования – это я, моя жизнь, его слова, проблемы стран третьего мира или все человеческое население земного шара в целом, становится еще сложнее. Хотя, наверное, это, все-таки, был сложный день. Который никак не закончится. И он еще долго не закончится, просто потому что этот вот разговор длится целую вечность и может продлиться еще две, но мы так и не сможем ответить на свои и чужие вопросы. И это странно, потому что раньше подобного не было. Возможно, я слишком пессимистично настроена, вдруг одного из нас вновь накроет озарение или что-то вроде того. Но, судя по очередной веренице вопросов в мой адрес…Нет.
- Я знаю, - если он пытался выдать очередную речь обо мне как о несостоявшейся личности или, же, скорее, как об очень далекой от идеала личности, которую все видят в совершенно ином, ярком свете, а на самом деле все обстоит не так и я вообще законченная эгоистка и виновна во всех смертных грехах, то это напрасно. Потому что это бесполезно. И потому что моя сила заключается именно в том, что я сама прекрасно знаю о собственных пороках. И слабостях. В конце концов, ему как-то удалось стать одной из них. И даже это я признаю, напрасно, видимо. – И после всего услышанного сегодня задаюсь вопросом, почему же ты до сих пор здесь.
Почему я до их пор не уехала отсюда? Много вариантов ответов, у меня же было время подготовиться. Целых восемнадцать лет. Последняя из версий заключалась в том, что нужно же окончить школу, в конце концов, кому я нужна без среднего образования. И да, я закрываю глаза на тот факт, что можно было перевестись в любую другую школу, просто…Во-первых, с нового листа начинать всегда тяжело, и, не то чтобы меня это пугало, ну, разве что чуточку, просто это желание, видимо, не было настолько сильным, чтобы побудить меня на подобный порыв. Во-вторых, кажется, я просто надеялась, что однажды все изменится. Каждый день надеюсь на то, что все поправится, улучшится. Это же главная жизненная установка – все будет хорошо независимо от обстоятельств. Я не умею признавать поражения и сдаваться. Но, видимо, придется начать привыкать к тому, что выход есть не из всех ситуаций.
- Ни в какую больницу я не поеду, - даже не смотря на усталость, упрямства в моем голосе хоть отбавляй. Ну конечно, еще чего, сколько уже можно. К тому же, я и так прекрасно знаю, что это было. И что после ничего не будет. Просто…Надеюсь, что все произошедшее покажется мне каким-то нелепым неприятным сном, не более. Хотелось бы так думать.

+3

11

мало буков, много звуков+

я как бы за адекватность нижеизложенного не ручаюсь и приношу свои извинения, ну и вообще хдд фааак, что-то меня тошнит в реале, тошнит в посте - везде прям хд я дико извиняюсь за то, что оно такое получилось, но я обещаю исправляться и отправиться завтра же на скорые курсы по рисованию лебедей хддд

Она отвечает. Резко, бросает слова мне в лицо, как клочья бумаги. Она в высшей степени зла и разочарована, но… Я совсем не это имел в виду. Господи Боже, с женщинами невозможно найти общий язык, они всё понимают не так, всё неправильно! Я не пытаюсь разрушить всё в большей степени, я наоборот хочу хоть как-то исправить своё положение, наше, а вместо этого, выходит, в её глазах я снова моральный урод, мало того что предавший её во всех смыслах и направлениях, так ещё и пытающийся кидаться оскорблениями. Чёрт. Я тяжело вздыхаю. Очень тяжело, так будто бы у меня кусок луны висит на шее.
-Мартин. Я совсем не это имел в виду. – Да я же вообще не это имел в виду! Да что за дерьмо происходит?! Почему всё настолько сложно, так запутано, так, так, так… Чёрт побери, я даже не могу формулировать собственные мысли с построением которых у меня никогда проблем не было! Что мне вообще говорить? А говорить ли? Может быть, яростный крик-призыв «заткнись!» - был бы верным решением? Выходом из положения? Спасательным кругом, прямо-таки. Я не могу молчать, я не хочу молчать, меня тошнит от тишины, от недоговорённостей, от того, что мы ходим где-то вокруг да около, от происходящего, от злости. – Это не моя теория. Это вообще не теория и я совсем не… - Чёрт. Слова не вписываются в рамки, я не могу сконструировать правильное предложение, даже с точки зрения расположения слов, не говоря уже о смысловой нагрузке или логичности. Как же мне это надоело. Я должен был уехать. Обязан был. Теперь вот сам плачу за огрехи. – Ты не единожды спасала мне жизнь, - спокойно произношу я, наконец, напряжение то ли спадает, то ли закрадывается куда-то глубже внутрь – не знаю. Я просто хочу донести до неё свои конкретные мысли, чтобы она не могла понять их иначе, чтобы её озлобленность на меня не извращала любые мои слова против неё, чтобы всё было нормально. Как прежде… Как прежде уже никогда не будет. Хватит. – И «картинка» всегда была привлекательной. Дело не в этом. Меня интересовал сам я и то, почему конкретно меня ты не захотела относить к тем, кого видеть не хочешь. – Да, наверное, так. Какая теперь-то уж разница? Думаю, хуже она обо мне уже не подумает, чем сейчас. – Я знаю, какая ты. Настоящая. И ты не раскидываешься людьми направо и налево, ты не подходишь не под один треклятый стереотип. Ты живая, весёлая, энергичная, светлая. Я видел тебя такой, я знаю, что ты такая, я это имел в виду. – Я торможу и смотрю на неё, а потом продолжаю, - Мне бы заткнуться, по-хорошему, потому что тебе это явно не понравится и потому, что тебя уже тошнит от меня, и я это знаю. Меня и самого от себя тошнит, если честно. Всегда мутило, но что бы ни происходило в твоей жизни, ты всегда оставалась собой. Распродажа в центре, помнишь? Огромные очереди, помнишь? А мы оказались первыми у дверей, я до сих пор удивляюсь, как ты сумела уговорить меня пойти туда. И ты кричала что-то, смеялась, и прыгала, опираясь мне на плечи, пытаясь разглядеть, что там внутри. Ты была похожа на дикую птицу – свободную и счастливую, а потом, когда двери, наконец, открылись, ты выбросилась вперёд и закричала мне: «Держи их, Найт!», а я стоял в дверях, ухватившись за косяки, и тоже кричал тебе: «Хватай вон-то! Красное!». Ты толкала меня к действиям и научила включаться в жизнь заново. Я совсем не имел в виду ничего даже близко подобного тому, о чём говорила ты. – Я отворачиваюсь, снова вставляю ключ в зажигание. Ревёт – громко сказано, начинает тихо урчать мотор, и мы снова трогаемся с места. Ну, вот, теперь, когда я наговорил, целую кучу чепухи, абсолютно ненужных ей слов, она возненавидит меня до конца, и я всё-таки угожу в тот самый список: «с глаз долой – из сердца вон». Чего я добиваюсь? Чего мне от неё вообще надо? Чего мне самому надо вообще? Лидия задаёт следующий вопрос и, собственно, я не сильно удивлён его содержанию – всё логично, само собой разумеется.
-Я всё ещё здесь по той же причине, что и ты, - опять откуда-то берётся это абсолютное спокойствие, что-то вроде состояния безмятежности, уверенности. Я ведь знаю, что она думает так же, как бы Мартин сейчас не ненавидела меня, не хотела избавиться от моей компании, ни раздражалась на всё положение вещей, в общем, мысли у нас сходятся. Мы оба здесь потому, что позволили себе надежду на лучшее. Веру в какое-то, каким бы оно ни было, будущее. Я собственно, и живу, поэтому же.
Даже сейчас, когда она измотана, когда она на нервах, когда с ней твориться чёрт знает что из-за тех ублюдков с вечеринки, она остаётся собой и упёртости в её голосе ничуть не меньше обычного. Я пожимаю плечами, что ж, если она на все сто процентов уверена в том, что она делает, а это, скорее всего именно так и есть, то мне добавить нечего. Вряд ли мне бы вообще удалось переубедить Мартин в подобном решении.
-Хорошо. Куда тогда? – Большинство моих вопросов за сегодняшний вечер были риторическими, я бы даже сказал почти что все. Дурацкий день, нелепый вечер, идиотская жизнь. Всё, я окончательно расстроился и теперь, от этого глупого «расстройства» мне хочется смеяться, ржать в голос. Нет, ну правда, едем ночью, чёрт знает куда, говорим чёрт знает о чём. Найт, тебя уносит.

+1

12

На самом деле, если честно, кажется, я перестаю следить за ситуацией. Просто потому что мне ужасно обидно, неприятно, и вообще все это напоминает какой-то несусветный бред сумасшедшего, что тут же навевает воспоминания о школьном психологе, а затем о том факте, что через два дня мне туда возвращаться, а это ужасно скучно, и вообще, Нью-Йорк, почему мы с тобой расстались, а? Там было так фейерично, волшебно и красочно, там были все эти замечательные люди, преисполненные надежд, эти дивные места и невероятные истории…Но я еще не заслуживаю эту сказку. Пока что. Главное, не забывать, что в этом мире нет ничего невозможного. И мой спутник тут же доказывает это на личном примере, потому что не обращать внимание на все происходящее, когда мы неожиданно останавливаемся, становится крайне сложно. Ему, все-таки, удалось, я вновь обращаюсь в слух. И, как оказывается, не зря, потому что он вновь многословен и, на этот раз, все вдруг переворачивается с ног на голову, причем, в весьма хорошем смысле. Можно было бы решить, что он хитрит или просто пытается исправить положение, осознавая, что так у него попросту нет шансов добиться желаемого, но не в этом случае. Кажется, впервые за, наверное, все время нашего непродолжительного, но явно, кхм, насыщенного событиями знакомства я вижу действительно живого Найта. Который очень сильно хочет, чтобы его услышали. И для этого он всего лишь становится искренним. На столько, что даже не смотря на тот факт, что я зареклась очень тщательно взвешивать каждое сказанное ним слово на предмет лжи, сейчас приходится признать, что в его словах сложно усомниться. И не потому что я ведусь на красивые слова и приятные истории, в конце концов, каждый день приходится слышать уйму лести в свой адрес, а потому что…Потому что раз уж мы начали этот разговор, то, судя по всему, его придется довести до конца. И я слышу каждое слово, из-за чего становится легче. В сотню раз легче, а еще это очень…Странно, что ли. Ведь, мне нравится то, о чем он говорит. Вернее, как именно он говорит обо мне. Не прибегая к очевидным вещам, которые видимы каждому, которые являются моей визитной карточкой просто потому что я сама так решила. И не к стандартным фразам, которые подойдут к любой девушке, что так облегчает парням жизнь. Он видит то, что не видят другие и это…Здорово? Кажется, именно так, не зря же его рассказ заставляет меня смеяться. Не знаю, то ли это усталость, то ли спадающее нервное напряжение, то ли тот факт, что он решил вспомнить именно эту нелепую историю, но я просто не могу остановиться в течение нескольких секунд. Просто потом что нелепо. Это все совершенно нелепо и я даже не могу теперь вспомнить, каким образом мы умудрились раздуть из всего происходящего целую драму, грозившуюся перерасти в книженцию нескольких томов о тяжелой жизни подростков. Наверное, именно поэтому я всегда тайно восхищаюсь людьми, которые относятся к жизни с юмором и не драматизируют без веского на то повода. Да и даже с ним все равно не драматизируют. Это как когда долго ругаешься с лучшей подругой, а потом вы вдруг неожиданно осознаете, что это просто какая-то нелепица, сущий пустяк и, на самом-то деле, вы уже не помните истинной причины ссоры и вообще давно друг друга простили, но в силу собственной упертости никак не можете сдать обороты. Или кода под действием болезни все вокруг кажется таким раздражающим и обращенным против тебя, что сразу же воспринимаешь каждую фразу в штыки, а утром смех берет от тех глупостей, что приходили в голову вчера. Мне действительно смешно из-за всего этого. И из-за того факта, что как-то слишком уж быстро мы забыли о главном. О том, что нам всегда было весело вместе. И это странно, необъяснимо, но, тем не менее, каким-то образом это складывалось. Работало.  В конце концов, не с чужих же слов Найту пришло все это в голову. К тому же, вряд ли в этом городе, да и за его пределами нашлись бы люди, которые смогли сказать обо мне подобное. Это совершенно из другой оперы.
Даже перестав смеяться, я все равно не могу сдержать улыбку. Нет, серьезно, и ЭТО он решил вспомнить? Даже не знаю, возымела бы данная речь настолько же сильное воздействие при другом воспоминании, но после этого – серьезно, я больше не могу. Хотя, стоп, эта ситуация кажется забавной теперь только мне. То есть, Найт же все еще сама серьезность, мистер я принимаю решения самостоятельно, у нас экстренная ситуация, все идет наперекосяк и вообще, нужно что-то делать, а я не знаю, что делать и…В общем, наверное, я примерно улавливаю ход его мыслей. Ну, зная его, следует еще добавить изрядную порцию самобичевания, печальный груз каких-нибудь воспоминаний и твердая уверенность в том, что никто и никогда в этой жизни не захочет иметь с ним ничего общего, что, собственно, удивляет меня еще в большей степени, чем все происходящее в целом. Потому что я не понимаю причин таких мыслей. Ну, или после столь экзотического, если можно так выразиться, ближнего окружения моя предвзятость к сверхъестественному снизилась. То есть, если смотреть правде в глаза, он не убивающая всех направо и налево ящерица. Не воет на луну и не ест лесную дичь по ночам. Ну или кого покрупнее. Не заставляет его воскрешать, прибегая к различного рода манипуляциям. И не является ко мне в кошмарах. По сравнению со всем этим, он очень даже безобиден. Нет, ну серьезно. И я даже думаю, что это мило. Нет, ну не тот факт, что он когда-то там умер, а теперь вот пытается сделать вид, что ничего не произошло. Ну или как еще попробовать охарактеризовать все происходящее. А то, что он говорит, это мило. Да и вообще, наверное, примчаться в это забытое Богом место стоило ему усилий, учитывая наше недавнее не особо радостное времяпрепровождение. Возможно, конечно, я действительно сошла с ума, кто знает…
Но даже этот факт сейчас не сможет меня расстроить, на самом-то деле. Не время драматизировать. Уже не получится. Не сегодня. Усмехнувшись про себя, я все смотрю на своего верного водителя, пытаясь сообразить, что у него на уме. Сплошная драма, не иначе. Беспросветная и затянется еще на несколько сезонов. Не сказав ни слова, я, на удивление, целую его в щеку, с улыбкой возвращаясь на свое место. Смешно все это. И мы смешные. Глупые и смешные. И, возможно, еще немножко сумасшедшие. Совсем чуть-чуть.
- К сожалению, что говорится, мы не в Беверли Хиллз, так что, уже почти все закрыто, а я просто умираю с голоду, - это неожиданно, но это действительно так. Только сейчас вспоминаю, что в последний раз ела еще до перелета, то есть, утром, то есть, по местному времени – вообще прошлой ночью. Отлично. – Придется рискнуть и наведаться домой, вдруг моя мать все-таки не забыла о своих семейных обязанностях и перед отъездом соизволила хоть что-то оставить дома? Это было бы так мило с ее стороны, - мечты, конечно, такие мечты, но надежда умирает последней, как говорится. На самом деле, неплохо было бы заглянуть на кухню сразу по приезду, но я так быстро собиралась, что было совершенно не до того. К тому же, кто знал, что все так обойдется. Если она не была так увлечена сборами на…А я даже не помню, куда она там уехала на выходные, то, возможно, даже вспомнила бы о том, что возвращается ее дочь. Хотя, тот факт, что она уехала именно сегодня утром как-то мало говорит о ее материнском инстинкте. Но, не суть важно.  – И вообще, кому-то же нужно завтра быть «при параде» ровно в шесть, разве не так? – Не знаю, почему меня так веселят эти указания, данные Найту по телефону, судя по всему, его начальником, но это действительно забавно.

+2

13

Когда она начинает смеяться, постепенно, медленно, но верно, до меня начинает доходить суть происходящего. То, как мы выглядим, должно быть со стороны, как могли бы выглядеть в тех или иных ситуациях и… Я тоже смеюсь. Не сразу. Для начала я неслабо удивляюсь очередному повороту реакции Мартин, маневренности её действий. Когда бы что не происходило, на её фоне я всегда ощущаю себя, как медведь разбуженный весной. Я медлителен, туп, меня шатает, но моей злобы или недовольства хватит на любой план действий, а она всегда соображает молниеносно. Даже обидно. Лидии многократно удавалось непросто изумлять, но и ставить в тупик, шокировать, своим поцелуем в щёку она именно это в очередной раз и сделала и вот теперь мне становиться по-настоящему смешно и я смеюсь. Долго громко, сменилось уже дома три, а мы всё ещё хохочем вдвоём. Единым хором. Глупость какая-то, нелепица невыносимая.
-Мы всё-таки чуточку сумасшедшие, - делаю я вывод, совершая очередной поворот.
Город, маленький, сжатый, пустой. Ночной Бэйкон Хиллс не впечатляет ни обилием огней, ни, напротив, тишиной и спокойствием. Это просто город. И в нём живут самые обычные люди, которые не знают ничего, даже не собираются подозревать этого, хоть и происходящие события разворачиваются прямо у них перед носом. Отсюда не видно кровавых рассветов, здесь не бывает счастливых концов. Это просто город. Город, утративший своё значение, решивший, что исчезнуть с лица Земли, с карт, и из памяти людей куда проще, чем сражаться, чем существовать. Что-то мне это напоминает. То есть кого-то. Ну да неважно. Почему-то все мои попытки заткнуть собственное воображение, чтобы не размышлять на одни и те же темы, которые только и делают, что крутятся в моей голове, оборачиваются против меня. Они обречены на провал. Думаю я о городе, океане, мире в целом – неважно. Я всё равно скачусь к тому, с чего начал. Когда я говорил Лидии, что меня тошнит от себя самого, я был предельно честен. Даже более чем. Это такая занудная панихида по самому себе длиться уже больше пары лет и, иногда я вот задумываюсь, что мне даже с самим собой поговорить больше не о чем? Красота окружающего мира гаснет и увядает потому, что мой день не вечен, много спать мне некогда, телевизор смотреть это дикость – естественно обсуждать можно только планы на ближайший час или максимум два. Из самого меня для меня же (как я люблю загибать слова в зигзаги и безумные загагулины, в которых потом, поди, разберись) собеседник никакой. Ну, я же молчу потому, что если бы я умудрялся ещё и отвечать бы на подобные «диалоги», то решил бы, что спятил я окончательно. А разве нет? Нет? Ещё не до конца, да? Вроде как есть нить надежды? Пф, какая-то несусветная чушь. Так о чём это я? Ах, да, всё началось с города. И почему нельзя было просто решить что-то поэтичное и простое, вроде: «его огни кажутся мне слишком яркими, может быть всё дело в том, что со мной рядом сидит Лидия Мартин» - да что-нибудь эдакое, поэзию в массы! Ну, нет, какой там, давайте опять вернёмся к самобичеванию, это же ошизеть как занимательно! В общем-то, я всё ещё улыбаюсь, отчасти от приподнятого настроения, от того, что именно мне удалось сплотить нас снова. Да, детка! Отчасти от собственных рассуждений. Я же не умею находиться в абсолютной тишине, то есть, я имею в виду, я не могу не говорить о чём-то с самим собой, а тем у меня ограниченное количество. И снова здравствуйте, апокалипсические настроения и депрессивные припадки. Нет, я не собираюсь снова склониться к этому, хотя я видимо всё-таки сумасшедший, раз думаю наполовину так, наполовину иначе, хотя… Какая разница. Это не имеет значения, небольшая сумасшедшинка даже пойдёт мне на пользу. Кстати, я же находил темы для разговоров с Мартин. Вернее, если быть точным, скорее она была инициатором большего количества наших бесед, я всегда вникал и слушал, но выдерживал своё неопределённое «угу». Но я же всё равно разговаривал с ней. И не раз, даже не два. У меня вполне получалось даже шутить и отпускать комплименты, следовательно, я не безнадёжен во всех смыслах данной фразы по отношению ко всему шару Земному, а не только к моей рыжеволосой спутнице. Не всё ещё потеряно, нужно просто научиться мыслить несколько иначе. Смотреть на вещи под иным углом. Ближе к углу, под которым на нас смотрит Лидия Мартин. И под громкое «нас» я подразумеваю всё человечество в целом.

Девушка заявляет о том, что голодна и о том, что можно заехать к ней. Что ж, я непросто голоден, я до одури хочу есть. Так сильно, что даже заглотнул бы пару пуговиц со своего костюма, если бы это не было чем-то из разряда вон выходящего, а это именно таковым и является. Не стоит больше шокировать Лидию, подобного рода глупостями, а то я ей уже и так достаточно наприоткрывал «завес тайн». С неё достаточно. Естественно на подобное предложение я охотно, почти не раздумывая, соглашаюсь. Я не могу не рассмеяться снова, когда она упоминает мой разговор с Ротчестером, да, всё-таки орёт он слишком громко. Я помню этот адрес, вероятно, даже лучше чем свой собственный. Эта улица для меня самая яркая во всём городе. Я знаю здесь каждый закоулок, я изучил именно это место досконально точно и, чёрт его знает, что меня так волновало моя озабоченность самой Мартин или то, что это место, пожалуй, самая крупная и запутанная улица в Бэкон Хиллс. Мы останавливаемся у массивного забора из красного кирпича. Я уже провожал её пару раз, но в самом доме я не был. Непосредственно в доме, я это уточняю, так как был в комнате Лидии, но большего не видел. Мы проходим внутрь, за чугунные ворота, белый элегантный особняк особенно хорошо выглядит сейчас, думаю время давно за полночь. Тусклые фонарики на клумбах, вдоль дорожки к дому создают атмосферу уюта, с налётом романтики. Стандартный набор элитной семьи, разве что гномов на грядках не видно. Может, их и нет, разумеется. Вот только, как бы красива не была обёртка, к сожалению, как и в большинстве случаев, начинка подводит. Нет, упаси Боже, сказать, что дом Мартин не прекрасен внутри. Он идеален, такой, каким и должен быть, в него же наверняка была вложена не малая куча денег. Я говорю о другой обложке. О родителях Лидии. Я не имею думать о них плохо, да и вообще думать о них что-либо, но, в конце концов, мои мысли – моя крепость и туда, хоть что-то радует, никто залезть, не способен. Ну, или почти никто. В любом случае, Мартин немного говорила о них и, так или иначе, я быстро понял, что предки – её больная тема. Не самая слабая точка, но крупная часть того, что заставляет её чувствовать боль или ярость и проявлять их на публике. Я не помню точно в разводе они уже или это только тот самый переломный момент в жизни всей семьи, когда двое, не как не в состоянии поставить все точки «над i» взрослых мучают детей и ближайщих родственников заскоками, вроде резкого «омоложения» посредством активного использования сленга в речи или переодеванием в то, что совершенно не характерно их возрастной категории. Я знаком с разводом. С тем, что это такое. Мой дядя – Джош – разводился со своей женой больше двух лет и они всё никак не могли разойтись и, каждый раз, когда родители отправляли меня погостить к дяде, я жалел о том, что не родился глухим. Эти двое постоянно кричали, били посуду, ссорились, но бывало и хуже. Иногда они просто ходили и делали вид, что друг друга не существует и от этого становилось не по себе. Потом дядя перебрал на одной вечеринке и въехал в тачку одного очень-крутого-парня, думаю это был мерседес или даже два мерседеса сразу, по крайней мере расплачивались мы потом, как за все десять, ведь женушка его подделав документы тут же испарилась… В любом случае, развод отвратительная вещь. Само слово ассоциируется с чем-то резким и болезненным, как неожиданная пощёчина или удар под дых. Неожиданная потому, что если человек не ожидает удара, то боль будет сильнее, потому что мозг не успевает послать сигнал, тело не успевает приготовиться к заведомой защите – отражению, оно не будет напряжено и тут-то мы чувствуем «всеми фибрами души». Я недоволен родителями Лидии Мартин потому, что им плевать на их дочь. Они заигрались в слишком умных людей и заняты перетягиванием каната, считая, что таким методом привлечения они не лишают свою дочь выбора. Только почему-то они упустили из виду то, что изначально завязали верёвку на её шее и рано или поздно либо Лидия пострадает тотально, либо Мартин просто надоест, и она перестанет быть правильной дочерью. К сожалению, для этих безалаберных двоих, не думаю, что она собирается терпеть подобное достаточно долго. Она уже отмахивается от них, практически не заморачивается по этому поводу. Она на грани перехода. Что ж, родители Лидии Мартин, какими бы уродами, наплевавшими на семью, в попытках нагадить друг дружке в душу сильнее, вы ни были, мне искренне жаль вас. Жаль только потому, что вы её потеряете. Мы останавливаемся на крыльце, чтобы Лидия нашла ключи. Крыльцо украшено красивой аркой, по которой забавными ломаными линиями вьётся какое-то растение. Я никогда не был силён в садоводстве, но мне всегда нравились эти элементы «вплетения» садового дворика в дом. Моя спутница, наконец, обнаруживает ключи, и мы, преодолев последнее препятствие, в виде двери, оказываемся в доме. Я вытираю ноги и озираюсь по сторонам. Когда я скоро поднимался к ней, я не запоминал никаких особых деталей, не прислушивался к тому, как звучит сам дом, чем пахнет внутри. Детали – моя основная слабость, я цепляюсь за них так, словно если запомню каждую мелочь, то не сумею ничего забыть. Собственно, я никогда не страдал провалами в памяти, но порой мне становилось слишком жутко от происходящего. И тогда я решил фиксировать в памяти детали. Отчасти, это действительно полезный навык, взять те же знаменитые рассказы Артура Конан Дойля о Шерлоке Холмсе, где знаменитый сыщик благодаря этим самым деталям и раскрывает самые странные и запутанные дела. Я не раскрываю дел, однако человеческая память удивительная вещь и, запоминая детали, ты действительно узнаёшь о людях куда больше, чем тебе могут рассказать они сами. В деталях проявляемся мы сами, мы настоящие. В доме пахнет целым набором парфюмов, женских, мужских, девичьих (сильно отличных запахом от женских). Пахнет чистотой и спокойствием, но в этом спокойствии нет ничего доброго или просто хорошего. Оно холодное, ледяное, это не спокойствие – это безразличие. Пожалуй, самое ужасное чувство из всех возможных. Подталкиваемый Лидией, я вынужден не задерживаться в прихожей и перемешаться на кухню, через гостиную. Огромное количество книг, крупный телевизор, небольшие милые статуэтки всех мастей. Мартин будто бы нарочно не даёт мне осмотреться, хотя вряд ли, скорее всего она просто слишком голодная. Как и я. Может быть, я вообще выдумал её подталкивания, просто сам очень быстро иду. Всё-таки я решаю нужным подметить:
-У тебя очень красивый дом.
Мы останавливаемся на кухне, и я замираю возле раковины и плиты потому, что бесцеремонно заглядывать в чужой холодильник не в моих правилах, и уж явно не в правилах приличия. Что ж, как и говорила моя спутница раньше, будем надеяться на наличие хоть каких-то продуктов, сейчас я согласен практически на любую еду, если это еда.

+1

14

Я готовлю паэлью. Звучит достаточно поэтично. Да, примерно в такие слова следует облечь сложившуюся ситуацию, чтобы вызвать умиление. Происходящим, моими кулинарными способностями, стечением обстоятельств. Хотя, на самом деле, обычный рис с пряностями, в который добавляю все, что душа пожелает, не следовало бы называть так поэтично. Но у испанцев всегда свои взгляды на некоторые вещи. Совершенно непроницаемый народ, честное слово. Да и мои способности в кулинарии тоже, собственно…Хотя, нет, о них даже не следует начинать. Вообще-то, для моего возраста и ритма жизни, я просто гений, раз вообще знаю, где находится кухня в этом доме. Правильно, никогда не следует умалять своей важности. Особенно в стенах своей обители. Только вот придется признать, что так называемой крепостью я свой дом не считаю. Скорее, он вызывает слишком противоречивые чувства, причем, чем дальше, тем хуже и хуже обстоят дела. Просто жалкое зрелище. Наверное, все дело в том, что мы выходим за пределы четырех стен с определенным посылом. У кого он гневный, у кого негласный…У меня это надежда на то, что все наладится – это тоже лишь для красоты словца сказано-или же, скорее, что все будет происходить по моему плану. Потому что иначе, разве все происходящее вообще имеет смысл? Но подобный расклад хорош для тех, кто может хоть как-то упорядочить свою жизнь, а моя в последнее время напоминает самый настоящий хаос, который не поддается никаким законом, поэтому, утренние планы могут крайне сильно отличаться от того, с чем мы вернемся вечером. Например, я планировала вернуться намного позже или вовсе утром, в приподнятом настроении и уж точно без намека на головную боль или что-то в этом роде, вместо же этого я стою на собственной кухне и готовлю, что уже кажется не особо привычным , да еще и с Найтом под боком, чей голодный взгляд можно использовать для запугивания, честное слово. Вот так все в этой жизни и происходит. Спонтанно. Забавно, в самом деле. Но, честно говоря, я не люблю неожиданности. Чуть в меньшей мере, чем собственный дом, в котором приходится день за днем осознавать, что все мои попытки расставить компоненты по местам редко завершаются успешно. Эти четыре стены – помещение сомнений и страхов, которым нет места под светом дня, которые я не ношу за плечами и они, уж точно, не поместятся ни в одну из моих сумок. Они сидят здесь. Под замком. И всегда крайне радостно встречают свою хозяйку прямо на пороге. Сегодня мне даже кажется, что они успели соскучиться. Изрядно. И только компания мешает им выразить весь спектр собственных чувств. Как, все-таки, хорошо, что сегодня у меня есть компания. Сомнительное заявление, конечно, но в данный момент как нельзя кстати.
- Действительно очень красивый, особенно, когда здесь никого нет, - это только что был сарказм? Ох, и он по мне явно соскучился, кто бы мог подумать. Стоит вернуться в родной город и все сразу становится на места. Говорят, что смена мест ничего не меняет в нашей жизни. Вернее, в нашем душевном состоянии, ведь, в любом случае, даже в новый город мы все равно берем себя с собой. По-моему, я почти готова не согласиться с данным выражением. До того момента, как мне довелось пересечь границу родного города, воспоминания обо всем произошедшем и просто всякого рода посторонние мысли не так и часто посещали мою голову. Всему виной очарование Нью-Йорка, новые знакомства, захватывающая красота, впечатления, эмоции…А теперь здесь они так же бесполезны, как и там мои знания особенностей поведения вервульфов во время и вне полнолуния.
- Кстати говоря, почему ты мне звонил? – Как вовремя вспоминается отличный вопрос, который относится к самому началу, куда следовало бы вернуться, потому что остальной лимит мы исчерпали. И потому что, учитывая поэтичность паэльи и красоту этого дома, если Найта не занять разговором, то он, в конечном итоге, съест меня, что слишком опошлит данную прекрасную ситуацию. – Упуская историю о том, что это было крайне вовремя, - да просто веление судьбы, не иначе, если бы я верила в подобные вещи, то, пожалуй, даже задумалась. Но нет же, в мире слишком много других, более важных и реалистичных вещей, о которых можно иногда поразмышлять, вместо всяких «судьба», «предназначение» и все в таком духе. Хотя, разве не пора бы мне уже перестать действовать, полагаясь на старые привычки? Вроде бы ситуация просто в лоб бьет фактами, что в мире всякое бывает и он вообще перевернут с ног на голову, но меня что-то никак не проймет чувство паники или жажда переосмыслить приоритеты. – Можно было бы предположить, что тебе вселенная нашептала, но как-то это сомнительно. К тому же, в твою квартиру она бы даже на грузовике не добралась, так что, исключено, - да, судя по весьма прореженным запасам алкоголя, моя мама времени зря не теряла. Ну, или я уже давно не обращаю внимания на подобные вещи, кроме как когда нужно что-то добавить в блюдо, как сейчас. Разносящийся по дому запах поджаренного мяса, овощей, вина и пряностей заставляет меня осознать, что обманывать себя нехорошо. Крайне нехорошо. – Еще есть вариант, что ты просто с ума сходил как по мне скучал, но это, как бы, и так понятно, без лишних объяснений, - выразительный взгляд в сторону объекта колкостей. Видимо, я уже прихожу в норму, не иначе, раз могу язвить в обычной манере. И не только я. Но на этом мои мысли заканчиваются, слишком радуясь тому факту, что все, наконец-то, готово.

+2

15

Она начинает что-то готовить. Мартин выглядит на кухне так странно и необычно, что мне хочется рассмеяться, но на голодный желудок смеётся паршиво, да и потом я не хочу оставаться без риса и ещё чего-то там. За ней я практически не вижу, что именно она готовит. Да и мои кулинарные познания не ушли дальше омлета и лапши доширак, так что спрашивать, что именно готовит Лидия, я не стремлюсь, вряд ли какое-нибудь красивое иностранное название мне что-то даст. Из риса готовят плов и… и такие маленькие хреновинки, японские, в которые складывают сырую рыбу и что-то ещё, и ещё их оборачивают водорослями странного чёрного цвета, и там такое простое название, всего четыре буквы… А, да, точно. Суши. Ну, судя по всему, и слава Богу, Мартин не собирается ваять эти самые суши, да и то, что она делает больше похоже на плов, но плов слишком грубое, рычащее название, давящее на слух. Нет. Это определённо должно называть по-другому, как-нибудь слишком красиво, так чтобы представлялся ночной Париж и мурлыкающие заграничные мелодии под созвучие букв. Как-то так, не меньше. Впрочем, мне всё равно. Я порываюсь узнать, не нужна ли ей моя помощь, но, в сущности, понимаю, что буду совершенно бесполезен. Я не знаю, где у неё что лежит и как готовить то, что готовиться дольше десяти минут, поэтому я молчу. Наверное, это совершенно некрасиво и даже подло, но я молчу. Я усаживаюсь рядом, стоять и таращиться на процесс глупо, да и от этого только ещё больше сосёт под ложечкой. Чтобы хоть как-то занять себя я разглядываю картины на стенах, вид на гостиную, холодильник. Мартин ехидно отзывается о собственно жилище и у меня внутри всё сжимается. Досадно. Мы по-прежнему на расстоянии в тысячи миль друг от друга потому, что мы по-прежнему ничего друг о друге не знаем. Ничего. И именно из-за этого мы постоянно натыкаемся на стены с огромными неоновыми вывесками: «больное место, не задевать!» в самый последний момент, когда уже поздно. И это снова был я. Я хотел отвесить комплимент дому и ей, как частичной хозяйке, вместо этого затронул не те струны. Мне отчаянно хочется извиниться, но я молчу. Мартин беситься, когда я прошу прощения, да и я сам частично зол. Я даже не знаю почему, но я сильно злюсь и на себя, и даже на Лидию. Дом это такое поразительное место, место, куда ты можешь прийти в любом состоянии, и где ты будешь чувствовать себя в безопасности. Где всегда хорошо. Я так давно не ощущал этого «я дома», я уже столько времени не выдыхал этого в пустоту, ложась на кровать после длительных переездов, что уже забыл какого это быть дома. У меня нет дома. Мой дом сгорел, я умер. Все вокруг меня, всё дорогое мне – выгорело дотла. Я пуст. И тут до меня кое-что доходит и на смену злобе приходить грусть и обида. Обида за нас обоих. Мартин не не дорожит этим местом. Просто у неё тоже больше нет дома. Его разрушил разваливающийся брак её родителей, вечные ссоры, крики в этих стенах и ужасающие воспоминания об оборотнях и чем-то похуже. Мне вдруг безумно хочется стиснуть Лидию в объятиях, так чтобы нам обоим стало трудно дышать и просто говорить: «всё пройдёт, всё наладиться», но масло уже вовсю шипит, а в воздухе пахнет жареным мясом, и я отворачиваюсь к окну, чтобы хоть как-то стряхнуть с себя мысли о нас. Почему-то вопросы, вроде: «кто мы?» и «в чём наша цель?» – докучают мне больше всего. Мы обычные подростки. Ещё дети. Самые обычные. Заурядные. Единственное наше отличие от сверстников – разбитые в дребезги судьбы. И мы уже просто физически не можем быть как все, мы не в состоянии поддерживать свою «обыкновенность». Мы потеряны в себе, за собой. Каждый человек многогранен. Мы все Мы потеряны в себе, за собой. Каждый человек многогранен. Мы все 3D изображение, которое невозможно потрогать и заглянуть во все части которого невозможно. Мы с Мартин - подземки. Метро. В нас миллиарды туннелей, мы протянуты через весь мир, через моря и несколько океанов. И у вас никогда не хватит заряда батарее или огня, чтобы заглянуть в каждый тёмный уголок наших туннелей. Вычеркните из нас всю боль и избитость, и мы не станем скучнее или короче ни на миллиметр. Мы станем счастливее. Но в мире не существует такого ластика, который стирал бы душевные раны, шрамы внутри, в голове, в разуме и в рассудке. И этого никогда не случиться. Лидия снова нарушает условную тишину. Я бы хотел говорить совсем не об этом. Здесь и сейчас я хотел бы, чтобы мы рассказали всё, как есть от начала и до конца друг другу. Чтобы больше не было попаданий «не туда», оговорок, недосказанностей. Но всё это глупо и у меня никогда не хватит духу рассказывать кому-либо о себе. Даже Лидии Мартин. Она задаёт интересный вопрос и мне становиться одновременно смешно и неловко. Неловко, потому, что вышло всё это глупо, смешно именно потому, что это глупо. Она не упускает возможности отпустить пару колкостей по поводу моего дома и самого меня. Всё это вполне заслуженно, да и я никогда не умел обижаться на подобные вещи или отвечать должным образом. Может быть, я просто слишком устал и вымотался за день. Может быть, сказываются всего двадцать минут сна, которых меня и то умудрился лишить мой шеф, или я слишком голоден, чтобы соображать, как следует. Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
-Вообще-то я хотел заказать пиццу, - я собираюсь замолчать, но вдруг понимаю, что мой ответ никуда не годиться. Это ничего не объясняет, да и потом, кто-то только что распинался сам с собой о великой силе больших предложений, рассказов и о том, что не стоило бы больше молчать в тряпочку, дабы избежать недосказанностей и прочей лабуды из молчания вытекающей, - То есть, я вернулся домой и поскольку мышь, повесившаяся в моём холодильнике решила сбежать от меня к соседям – есть было совершенно нечего. Я не собирался вытряхиваться на улицу и даже, - когда я делаю на этом слове акцент, я невольно смеюсь. Да что там, меня уносит, я ржу в голос, как конь. Меня давно так не забавляло собственное отношение к некоторым простым человеческим действиям, вроде просмотра телевизора вечером, но я уже не могу остановиться и, смеясь, продолжаю: - Даже смотрел телевизор, ну и, значит, я щелкаю каналы, ну ты должна понять и простить меня, Мартин, когда впервые за последние несколько лет видишь пульт, и думаешь: «Ооо, а этой коробочкой, наверняка, можно было делать что-то крутое», а попутно глядя на экран, где сами собой меняются картинки ещё и набираешь номер телефона, то невольно наткнёшься не туда, куда надо было. – Я снова смеюсь, потом, наконец, успокаиваюсь и добавляю: - Я случайно набрал тебя. Машинально.
Я подымаюсь и подхожу, чтобы как-то помочь и чтобы втянуть в себя ещё больше запаха, от которого можно сума сойти и будучи сытым, не говоря уже о нас двоих оголодавших.
-Чем помочь? – вполне нормальный вопрос, запоздалый, минут на тридцать, но вопрос же, я не могу убрать дурацкую улыбку со своего лица, и это меня даже раздражает, но как-то слабо. В какой-то степени, в большей, мне всё равно.

+2

16

Мне становится смешно уже на первой же фразе. Пиццу он собирался заказать, значит. Теперь это так называется. В узких кругах. Незамысловато и кратко. Только для приближенных. Ну ну.
Но нет же, явно грядет продолжение, слушатели замерли в ожидании, нервы накалены до предела, играет драматическая музыка, делающая этот момент еще более особенным, а потом…Потом в ход идет телевизор и это уже выше моих сил. Нет, серьезно? Хорошо, что стою спиной и, вроде как, делом занята, поисками посуды, что, собственно, не особо трудоемкое занятие, но когда тебя разбирает желание рассмеяться и скорчить гримасу – очень удобно. Время тянется просто семимильными шагами. Нет, это полный провал. Честное слово. Не помню, когда мой вечер походил на нечто подобное. Даже если одолевает ужасная усталость. Даже если…Не знаю, ничего не хочется в этом мире, все равно, вот так просто…Это слишком лениво. То есть, слишком соблазнительно и равно «можно привыкнуть и тогда больше ничего делать не захочется». Иногда кажется, что моя активность это не сколько самовыражение, сколько страх остановиться, застрять на одном месте на несколько лет.
- Случайно, Найт, можно только не в том месте не в то время оказаться, если ты не особо везучий, конечно, а действовать машинально – значит, безотчетно, - я лишь пожимаю плечами, усмехаясь про себя. Нет, ну если я буду смеяться, то подкол окажется слишком откровенным. Это же, вроде бы, неприлично. К гостям нужно подходить с уважением, добротой и теплом, все в таком духе. Ага, конечно. – Так что, в тебе просто заговорила привычка. Захотелось позвонить и сказать: «Нет, Мартин, ты представляешь, спустя месяц я обнаружил, что у меня дома есть телевизор. И он не просто элемент декора, он еще и работает!». Ну…Что бы я тебе ответила на этот счет, я лучше озвучивать не буду, учитывая твои «машинальные» действия, есть вероятность, что когда-нибудь еще узнаешь, - вот теперь мне действительно смешно, уж простите. И вообще, что происходит? Собеседник начинает придираться к отдельным словам только в тех случаях, когда список аргументов окончательно пуст. Уже. Ну или полным никогда не был. Я же вообще редко прибегаю к столь изощренному способу, просто потому что на некоторых людей быстрый отрезвляющий ответ находится в два счета. Даже думать не нужно, он находится автоматически. Ах нет, я имела в виду «машинально». Так, почему я это делаю? Наверное, здесь только один вариант напрашивается: просто я ужасный человек. Да да, именно так.
Видимо, мои размышления относительно своей плохой репутации или, скорее, своего скверного характера, который заставляет третировать всеми возможными способами милых и не очень молодых людей, то есть, и милых и не очень, и молодых и не очень, здесь все возрасты и степени подходят, собственно, предубеждений не имею. Когда дело касается язвительных комментариев, естественно, это на тот случай, если кого-то смущает упоминание плохой репутации, что вышло «случайно», прошу учесть важность и правильный выбор слова. В общем, мыслей в моей голове настолько много, видимо, что при вопросе Найта я разве что чудом не подскакиваю на месте от неожиданности. Каким-то образом мне удалось забыть, что я здесь не одна. Наверное, потому что в основном он всегда тихий. Ну или по каким-то другим причинам, о которых лучше не задумываться. Не задумываться, я сказала!
- А я думала, лимит твоей помощи на сегодня исчерпан, - ну да, я опять за свое. Но все не так печально, я же, все-таки, улыбаюсь, и даже почти не злая плохая вредная девочка, ну. А вид меня, да еще и с едой, да еще и в направлении стола должен просто моментально произвести психологическое воздействие и скрасить мой образ в голове. Или окрасить. В радужные цвета счастья. – Как-то позабыла о замашках героя.    
Самое смешное, что я только сейчас ловлю себя на мысли, что уже очень давно не ужинала дома. Хотя, судя по времени, это уже ну очень поздний ужин и через часа два начнет смахивать на завтрак. Но завтракала дома я тоже очень давно, так что, сути это не меняет, лишь детали скрашивает. Как-то даже странно. И дело не в том, что я люблю есть в ресторанах. На самом деле, для меня это не сколько места единения человека с едой, все эти оценки вкусов, бла бла бла, это лишь просто место, где можно провести время, с кем-то встретиться, переговорить, попробовать что-то новое, но, откровенно говоря, просто способ скоротать время ну и, к сожалению, привычку бросить есть еще никому не удавалось поддерживать достаточно долго. Будучи при этом живым, так что, никуда не деться. А дома…Это даже как-то мило. Ну да, еще пара глотков вина, и я вообще начну радоваться, что вернулась. Хотя, что-то приятное в этом, все-таки, есть, чего таить.
- Вообще, это печально, скажу я тебе, - видимо, еда действует на меня благотворно, заставляя слегка сонный мозг вновь работать. Того смотри и идеи безумные появятся, куда же без них.  Ладно, не отвлекайся, ты тут такой многозначительный вывод приплела, нужно же как-то развивать мысль. – Я имею в виду, тебе нужно что-то делать, Найт. Не знаю, встречаться с людьми. Заводить знакомства…Приятные и не очень. Но тут, знаешь, главное – полезные, - видимо, история с пиццей и телевизором меня задела, не иначе. – Или, не знаю, собаку заведи. У тебя есть аллергия на собак? Будет она тебя вытягивать на пробежки утренние. А то с кошкой так и останетесь в четырех стенах, я уже не говорю за хомячка. Хотя…Он мог бы тебе слыть вечным укором. Вроде как он, значит, бегает постоянно в колесе, а ты сидишь перед телевизором-ужас же! – Отложив вилку в сторону, я лишь закрываю лицо руками, не сдерживаясь от смеха. Наверное, это уже нервное. Или усталость. Или просто бесконечный день и осознание того, что он еще надолго растянется, потому что вряд ли кому-то придет в голову оставить меня в покое. Так, ведь, всегда. Когда ты бодр, полон сил и готов к великим свершениям-вокруг тишь да гладь, а когда нуждаешься в отдыхе – события так и пестрят друг за дружкой. Хотя, вроде как, беда не приходит одна или что там о ней говорят.
- На крайний случай заведи роман, вот! – Блестящая мысль. Мой энтузиазм по этому поводу, видимо, просто не знает границ, раз все это кажется настолько гениальным. – С дочерью шефа, например. Какой интересный поворот же. И не скучно будет. И вроде как при деле. Карьерные перспективы, - да, вот теперь это вновь смешно. Хотя, разве оно не было таким изначально? И сарказм – мой вечный спутник. Нет, ну я же так…По-доброму. Особенно упоминаю роман с человеком уже после перспективы завести собаку, ага. Это многое говорит обо мне. – Правда, лучше бы ей оказаться не очень наблюдательной… - И со стальными нервами, чтобы выдержать историю Адама Найта спокойно. Если такое возможно. Нет, ну а в самом деле, неужели это так плохо? То есть, да, ладно, в первую секунду мне показалось, что все действительно плохо. Но дело было не в том, что Найт это просто кот Шредингера во плоти, а в том, что он от меня это скрывал. Хотя, если бы он это выдал при нашем знакомстве, я не уверена, как бы развивались события дальше…Нет, неважно, не в том суть. Я лишь о своей очередной попытке показать, что это еще не конец света. Во всяком случае, пока он жив. Вроде как. Хотя, кажется, у меня не получалось воспроизвести данную теорию еще ни разу. Так, чтобы его не задеть. – Хотя, знаешь что? Парень Элисон как раз оборотень. Не один из «тех», конечно, но зрелище тоже не особо восхищающее. И что? Вот именно, ничего, они, конечно, устраивают периодически драму из разряда Ромео и Джульетты, ну это просто потому что ее отец суровый, но прекрасный, должна заметить, и очень привлекательный, что, по-моему, сразу должно его прощать, так вот, он весьма серьезный просто мужчина. А в остальном – они оба с этим как-то живут. И…Ничего. Счастливы вроде бы, - а вот теперь мне становится неловко. – В конечном итоге, если находишь кого-то настолько же странного и безумного, как ты, остальное неважно, - на удивление, эта мысль кажется мне даже милой. Настолько милой, что вывод напрашивается прямо-таки сразу же: - Все, больше никогда в жизни пить не буду. 

+1

17

Я опять молчу. Тишина непросто один из моих спутников и верных союзников, она что-то вроде неотъемлемой части происходящего вокруг меня. Она помогает и успокаивает, даёт время подумать. Впрочем, на то, чтобы думать у меня всегда вагон времени и это даже паршиво. Я только и делаю, что думаю, рассуждаю, проваливаюсь и увязаю в воспоминаниях. Это абсолютно дурацкое и бесперспективное занятие, но… Что мне ещё остаётся, если я никогда не говорю о завтра? Это одно из моих правил, моя заповедь, мантра. Завтра попросту нет. Оно – неопределённое, ещё несуществующее время, а для меня планировать происходящее в будущем равносильно подбору лака для ногтей для белого медведя. И звучит глупо, и является совершенно бесполезным занятием. Собственно, всё вокруг теперь бесполезно. Я уже давно решил всё для себя, у меня уже есть одна цель и я не собираюсь сворачивать в сторону с «пути истинного». Я живу, чтобы жить. Только так и никак иначе. И незачем снова об этом думать. Думать вредное времяпрепровождения. Что поделать, я не могу никуда от него деться, когда я не думаю, я вспоминаю, хуже своих воспоминаний только мои же кошмары. Нет, уж лучше думать. Мартин отпускает пару острот на тему моей так «вовремя» подоспевшей помощи. Я просто улыбаюсь. Рот полон слюны и я, кажется, сейчас самого себя изнутри съем, если не засуну уже, наконец, что-нибудь в рот. Я вдыхаю смешанный запах: риса, овощей и мяса и, довольно кладу первую порцию внутрь. Сказать, что это вкусно это ничего не сказать. Это самая вкусная еда в моей жизни и от радости я готов скакать по дому, как малолетний и кричать, размахивая руками. Мой отец называл это: «закон предельной полезности», я думаю, он его выдумал, но мне всегда нравился этот закон. По нему самый первый кусок (или самая первая порция) всегда самые вкусные и питательные, всё остальное это уже просто неинтересная и обычная еда. В принципе, я с ним согласен, однако дополнить этот закон примечанием, гласящем, что «на безрыбье и рак рыба», то есть с голодухи всё будет вкусным до одурения, не мешало бы.

Когда Лидия снова нарушает наше шуршание и пережёвывание фразой о том, насколько печально устроена моя судьба, я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться прямо так, расплевав всю еду по столу. Из-за этого у меня в горле застревает комок, и я потягиваю вино минуты две, стараясь не заржать снова, когда моя собеседница переходит к разговорам о собаках, кошках и хомячках.
-Мартин, - выдыхаю я, словно пробежал километр, - Ты, видимо думаешь, что я живу, как пещерный человек: завалил на обед мелкий кабан и пошёл в пещеру – всё моё разнообразие, не считая побегов от хищников. Вообще-то всё не так прискорбно и ты, далеко не единственная, кого я знаю. – Немного подумав, я добавляю, - С кем я близко знаком. – Разумеется, это вовсе не значит, что кто-то кроме Мартин так же глубоко посвящен во всю мою недожизнь или что к кому-то ещё я испытывал такие же странные и неоднозначные чувства. С другими людьми всё всегда было проще. Да даже с теми, кто людьми не являлся. Всё было четко, предельно и просто понятно, как дважды два. С Лидией неясно ничего. У меня в голове каша, чудные мысли и полный кавардак. Рядом с ней думать куда труднее. Это и хорошо. Я меньше проваливаюсь. На порядок меньше. – Я, кстати, бегаю по утрам, - зачем-то говорю я и делаю новый глоток вина, но не выдерживаю, когда Мартин заговаривает о романе, и всё-таки выплевываю всё обратно в стакан, и смеюсь. Мне неловко и стыдно, но я продолжаю заходиться хохотом. – Роман? Мне? И как ты себе это представляешь? – длительный приступ смеха – Нет, правда, Мартин, мне даже интересно. – Я смеюсь ещё пару минут, потом окончательно прихожу в себя и умолкаю, а после очередной сногсшибательной реплики со стороны Лидии заявляю: - Барышня, да вы пьяны! – и «отбираю» у неё бутылку вина, отставляя её подальше, в сторону. Возможно, я частично прав, и девушке уже действительно хватит.
Я слушаю историю о парне какой-то Элисон, кажется это подруга Лидии или одноклассница – я не могу вспомнить точно. У неё парень оборотень, что ж, я ей соболезную, наверное. Во всяком случае, хоть, со слов Мартин, ей и повезло с отцом, вряд ли юношу, сходящего с ума от оленятины и луны можно назвать идеальным партнёром. Я спокойно улыбаюсь и, кивнув своей рыжеволосой собеседнице, подтверждаю её последнюю фразу:
-Да, тебе действительно хватит. Больше не наливать.
Я встаю из-за стола и собираю посуду. Ну, хоть вымыть тарелки-то я могу, сделаю свое благородное дело. Я невольно хмыкаю подобным пляшущим мыслям, уж и не знаю, отчего я вообще думаю о танцах. Но в голове действительно играет какая-то до боли знакомая песня, я точно знаю её, но не помню слов, не могу разобрать ритма и, то ли меня пошатывает из стороны в сторону случайно, то ли я пританцовываю, моя посуду. Я снова смеюсь. Это тоже похоже на что-то нервное и ненормальное, но мне всё равно, ну и пусть. Чёрт с ним. Мне почему-то отчаянно хочется опьянеть, захмелеть, впасть в беспамятство, но при всём при этом я знаю, что трезв на все сто процентов, возможно, я даже самый трезвый человек на Земле и от этого становиться гадко. А может быть это общее состояние, может быть мне просто паршиво, но я не собираюсь этого замечать, да и не буду. Да и кому сейчас хорошо? В наше-то время? Все в своих собственных делах, все в проблемах. У людей нет ни секунды, чтобы хоть иногда улыбаться друг другу, а я рассуждаю о состоянии и нахожу для этого место и время. Я, вдруг, совершенно не к месту, вспоминаю один интересный, достаточно интересный, факт из моей биографии. Из моей настоящей биографии. И может я был не прав, вспылил, и я всё же пьян, или дым или странный напиток на вечеринке подействовали на меня как-то своеобразно, но в любом случае я уже говорю и уже не могу заткнуться. Хуже того, мне не хочется затыкаться. Я действительно трепло.
-У моей матери была татуировка. Огромные крылья во всю спину. Отец рассказывал мне потом, что до свадьбы ничего об этой её особенности не знал и, когда она надела белое платье с огромным вырезом на спине, - я тихо отсмеиваюсь, - Удивлён был не только жених, но и родители невесты. Она любила удивлять людей. В общем-то, я совсем не об этом. Первый раз я увидел её «крылья» на побережье, кажется, мне было пять, может быть меньше или больше. Я тогда почему-то подумал, что эти её рисованные крылья – остатки от настоящих. То есть, понимаешь, я не знал, что на теле можно рисовать нечто подобное и выдумал себе, что моя мать была ангелом или вроде того, в общем, кем-то с огромными крыльями, а потом, когда она якобы упала, откуда-то сверху, от её настоящих крыльев остались только эти следы. Я даже гордо утверждал в начальных классах, что моя мать сверхъестественное существо, - снова тихий и нелепый смех, для чего я вообще об этом вспомнил? И почему именно сейчас? Почему эту историю? – Забавно, да? – А ведь и правда, забавно. – Детская логика, натыкаясь на вещи, не имеющие доступного объяснения или не имея ответа, находит решение сама. Фантазией или домыслами, – я пожимаю плечами и ставлю тарелки на места, а затем начинаю протирать бокалы, - Не знаю. С меня, наверное, тоже хватит, - я замолкаю, но потом, ухмыльнувшись, добавляю ещё, - Это всё пагубное влияние телевизора.

Отредактировано Adam Knight (12-03-2013 10:42:57)

+1

18

Всегда, даже в самой разношерстной компании, которую связывает вместе лишь наличие общего места времяпрепровождения, четыре стены, выстраивающие реальность на это мгновение, обязательно найдется парочка, которая будет говорить до самого утра. Ни о чем и обо всем на свете. Пока остальные будут допивать остатки абсента, не чувствуя вкуса, или видеть спутанные, но столь желанные сны. Им обязательно где-то от 16 и до 20, даже если выглядят на все 40 с лишним, просто потому что внутри они все еще такие же. И именно поэтому сидят и размышляют о законах мироздания, пытаясь раскрыть секрет, найти истину и собственный покой. Блуждают тропинками воспоминаний, пытаясь понять, когда все стало настолько сложно. Нелепое занятие. Сложно было всегда. Это сейчас кажется, что, если обернуться, то былые проблемы станут пустяковыми. Казалось бы, что тебя заботит в пять? Где прячется соседский кот, которого ты неизменно третируешь, таская за хвост по двору? Почему песчаный берег такой приятный, где скрываются самые красивые ракушки и насколько страшны те чудовища, что обитают в океане? Любое событие – настоящий стресс, потому что вещи, к которым большинство людей успело привыкнуть за многие годы, еще новы и не познаны. Они пугают и манят одновременно. А потом, как только преодолеваешь свой страх, наступает мгновение наслаждения. Осознание того, как глупо было бояться подобного…Пока, в конечном итоге, не привыкаешь, забывая, насколько важным казалось тебе это раньше. Проходишь мимо. Смирившись. Наверное, именно в этом состоит наша главная проблема: утратив чувство новизны и страха, мы просто миримся, считая происходящее неизбежным. Со слишком многими вещами. Которые того не стоят.
В общем, сразу становится понятно, что я к такому типу людей не отношусь. Нет, поддержать разговор о бренности всего насущного, рассказать всем и каждому, как следует жить, подкрепляя все историями из личного опыта-нет,это не мое. Но, кажется, именно этим я сейчас и занимаюсь, из-за чего происходящее становится еще более забавным. Хотя, на самом-то деле, здесь еще играет роль моя способность говорить людям правду, ничего не скрывая и не стремясь сохранить их чувства, уберечь от действительности и позволить блуждать в своих розовых мечтах. Потому что, на самом-то деле, все мы грешны одним нелепым занятием, которое изрядно портит жизнь – уходить в сторону от фактов, додумывая все происходящее на собственный лад. Легче расценить ситуацию со своей точки зрения, чем посмотреть здраво или вообще спросить открыто. Хотя, беречь тех немногих, кто еще тебя окружает, выживая после нападок язвительного характера, вроде как правильно, но, если смотреть правде в лицо, никто не будет с тобой, если у него нет в этом необходимости. Все мы – пленники отношений, которых, как считаем, заслуживаем. Поэтому во всякого рода происшествиях, где принято выбирать злодея и обвинять во всех смертных грехах, не следует забывать, что жертва тоже не святая. В конечном итоге мы выбираем лишь то, что считаем необходимым. И если жизнь давит на тебя со всей силы, то лишь потому, что ты позволяешь ей так поступать с собой. Когда я говорю, что «хочу как лучше», то действительно имею в виду именно это. Вообще-то, мои слова вообще редко расходятся с мыслями, так что…
- А почему нет? В конце концов, ты молод, хорош собой, - это я только что сказала? – ты интересен, с тобой весело, да и давай не ерничай, ты очень даже неплохо умеешь находить общий язык с людьми, когда тебе это необходимо. И вон…Даже бегаешь по утрам! – Аргумент. Весомый. Плюс мне за то, что слушаю внимательно. – Некоторые люди таят друг от друга секреты десятилетиями. Я вообще не верю, что можно знать все о человеке, с которым ты даже очень близок. Это невозможно, так зачем заморачиваться? Скажем так, если есть некоторые вещи, о которых мне не хотят говорить, то, возможно, оно и к лучшему. Иногда. Ну, бывает такое, когда правды лучше не знать. А в твоем случае так вообще не о чем беспокоиться, какая кому разница? Будь ты серийным маньяком, например, тогда да, возможно, я бы еще подумала над тем, стоит ли тебе советовать подобное. Хотя…На любителя, что говорится, - и, все-таки, люди очень странные существа. Страннее их только тот факт, что я к подобного рода отклонениям от нормы отношусь достаточно спокойно. У меня почти нет предрассудков. Ну или, скорее, как по мне, то каждый волен портить себе жизнь всеми желаемыми способами. Пока это меня не заденет, естественно.
Намек на нетрезвость моих рассуждений даже не кажется обидным, а скорее забавным, я лишь смеюсь, про себя думая что-то вроде «ага, конечно». Впрочем, да, мне подобного рода разглагольствования на кухне в нескольких часах от рассвета не очень свойственны. Не то чтобы я не слушаю чужие истории и все в таком духе, я же даже советы даю, в конце концов, со стороны видней или что-то вроде того, но, просто, наверное, мне не всегда понятно, почему люди вообще поднимают эти темы. И почему так беспокоятся о собственных чувствах. Их у них…Слишком много, да, можно так сказать. Настолько, что половина просто могла бы уже давно задохнуться от их переизбытка. И когда меня спрашивают «неужели ты никогда не испытывала подобное», возникает момент моего становления как плохого героя. Потому что я все отрицаю. У меня с этим вообще проблемы. Не с отрицанием, а с этой всеобщей чрезмерной чувствительностью. Во всяком случае, я люблю себя в этом убеждать.
- Зачем тебе серьезная работа, Найт, ты вон с каким упоением посуду моешь. Роман с дочерью начальника заводить отказываешься, значит, все, увольняйся. Не нужно будет мчаться туда ужасно рано и заниматься непонятно чем, - мой приступ смеха и очередную порцию издевательств пресекает на корню гениальная мысль. Запустив руки в волосы, я нахожу одну единственную, но ужасно доставучую шпильку, не сколько скрепляющую несколько прядей, сколько доставляющую уйму неприятностей моей голове. Боги, какое же это облегчение…  Самое странное, что, даже понимая, насколько сильно я устала, это ощущение начинает куда-то уходить. Постепенно, но, вполне возможно, что скоро нас ждет успех, кто знает. Не смотря на это, мне, одновременно, и хочется, чтобы начинался новый день, и нет. К тому же, на очереди очередная история из того самого разряда историй, в которых рассказчик не сколько пытается что-то объяснить слушателю, сколько найти себя. Ответы. Объяснения. Зачастую, я не сторонник подобного расклада вещей. Но сейчас, вместо того, чтобы выискивать факты, за которые можно ухватиться и построить суждение, план помощи или что-то еще, я просто молча слушаю, даже не отвлекаясь на комментарии. Просто, это как-то странно. Вторая история Адама Найта за сегодняшний вечер, которая…Очень сложно вписывается во все происходящее. И обычный ход вещей. Между нами. Не знаю, мне просто хочется, чтобы он говорил. Даже если это странно, какая разница?
- Это пагубное влияние жизни, Адам. Иногда ей удается даже из тебя сделать романтика, - не знаю, почему, но мне вновь смешно.

+1

19

О чём я сейчас рассуждаю? Думаю ли я? Куда меня выносит течение собственных мыслей и отчего вся вода в моей голове превратилась в чертов водоворот? Я тону, захлёбываюсь, не могу собраться с мыслями, с силами. Кругом пусто. Я один, как в треклятой черной дыре, я лечу куда-то, это глупо, но ощутимо. Это, как когда оступаешься, пропускаешь в темноте одну из ступеней на лестнице и заносишь ногу выше, чем положено, а потом, всего мгновение, какие-то пару секунд, тебе мерещиться страшное падение. Крах. Нелепый и жуткий, как крушение целой империи. А это всего лишь ступенька. Пролёт. Пять сантиметров. Может даже и два. Только-то. Рядом с Мартин собирать обрывки себя в единую кучку, где-то посередине между прошлым и колеблющимся настоящим, становиться всё труднее. Не знаю что это, но явно напоминает болезнь, грипп я бы даже сказал. У меня перехватывает дыхание, будто бы кто-то вонзился когтями мне в горло, стянул лёгкие удавкой и тянет изо всех сил откуда-то из-за спины, в ожидании, когда же они разорвутся, лопнут, как два воздушных шарика. Это невыносимо, чудовищно и заставляет ощущать то, чего я чувствовать совсем не хочу. Мартин отрезвляет. Она, как брызги холодной воды за шиворот в разгар пьяной вечеринки, где никто уже не помнит себя. Она, как пощёчина. Как тот самый приглушённый крик изнутри: «Очнись, всё должно быть иначе!», «Жизнь выглядит совсем не так!», «И ты знаешь это!». Она, как хлопок в ладоши перед самым лицом, в момент глубоких раздумий. Как укол совести в самое сердце, хотя уколы в сердце – выдумки голливудских режиссеров и сценаристов. Никто и никогда не станет колоть вам что-то в сердце, это нелепость какая-то. Все инъекции вводятся внутривенно. Или почти все. Ну уж точно не через сердце. Бессмыслица какая-то. Я расставляю посуду по полочкам, по местам и делаю это действительно, как она и сказала «с упоением», будто бы данное занятие доставляет мне особое удовольствие, хотя это вовсе не так. Может быть, я просто не хочу смотреть на Лидию. В её глаза. В эту невыносимую бурю из лета и осени. В эти зелёные листья или в этот клиновый сироп, льющийся на блины. Но «расставлять» на полках две тарелки и пару бокалов бесконечно – невозможно, поэтому я всё-таки поворачиваюсь. И этот самый взгляд тут же вонзается в меня, проходит насквозь и отмечает в нужных местах галочки, рядом с субъектом – мной. В глазах Лидии пляшут искры уверенности и твердой убеждённости в собственных доводах. На мгновение огоньки сменяются чем-то другим, новым, ещё незнакомым мне, но это нечто исчезает быстрее, чем я успеваю дать ему хоть какое-то определение. Я сажусь. Мартин говорит. Говорит она негромко и никогда не кричит, но её голос всегда звучит звонко и строго, это как отличная игра на скрипке, как стрельба из лука. Именно. Лидия постоянно только этим и занимается, она стреляет. Берёт стрелу, «укладывает» её, натягивает тетиву, стреляет, попадает в десятку. Стрела, тетива, выстрел – десятка. Тетива, выстрел – десятка. Выстрел – десятка. Десятка. Каждый раз моя собеседница снова и снова попадает именно «туда», в самый центр, в больное место, в точку, надави на которую мир разрушиться. Я, как чашка с небольшой трещинкой, по которой постукивают пальцы Лидии Мартин. Затем, она находит нужное место и бьёт. Совсем не сильно, можно сказать касается, а я рассыпаюсь на сотни осколков, крошусь, обращаюсь в пепел. Возможно, Лидия делает это неосознанно. Скорее всего, так и есть, она и понятия не имеет о том, что в разговорах с людьми привыкла подмечать все их слабости или достоинства и, когда в следующий раз ей необходимо сделать ход, она ставит противнику шах и мат с первого хода, а ему бедолаге только и остаётся сидеть с открытым ртом и рвать волосы от отчаянья. Это для неё привычно. Состояние напряжения, натянутости, держание ухо востро – это для Мартин, как для меня уколы каждые двенадцать часов. Она уже и не замечает присутствия данного, но не способна существовать без этого. Жестокая истина, в который раз ставит в тупик и бьёт обухом по голове. Мне нас даже жаль, мы оба обречённые и по-своему несчастные и, как бы странно это не звучало или выглядело, мне смешно от этого же. Я бы сказал, смешно до слёз, но это неправда. Смеюсь я всегда кисло и сдержанно, я вообще редко вспоминаю, как это правильно делается, да и ни к чему мне такие познания. Пока лучница подбирает наилучшие стрелы, я успеваю ещё раз окинуть дом взглядом. Тёплые, пастельные цвета, оттенки персикового и бежевого. Лёгкие женский и девичий духи смешиваются с ярким мужским одеколоном, который витает в воздухе, как угроза взрыва, как предупреждение к грядущему. Что-то вроде: «столкновения не избежать», - говорит этот запах и от этого становиться не по себе. Некрупная кухня, где мы расположились, занимает не центральное место в доме. Судя по её виду, готовят и, уж тем более, бывают здесь крайне редко и, учитывая тот факт, что Мартин младшая рьяно следит за фигурой, скорее всего единственным кухонным посетителем является её мать, навещающая эту «вкусную» обитель только когда в её кабинете заканчивается выпивка. В кабинете или комнате. Я не уверен, зато в том, что маман Лидии переключилась на алкоголь, а не на пирожные я даже убеждён. Выбор алкоголя слишком богат и красочен, однако этикетки не бросаются крепостью в глаза, ну и, стоило бы добавить, что мужской запах практически себе исчерпал, каким бы угрожающим он ни был. Скорее всего, главы семейства Мартин нет дома уже дней пять. Может и больше. В произвольном порядке на стенах висят репродукции картин каких-то великих художников, я уверен в их великости столько же, сколько уверен в своей «настоящности», но не берусь даже пробовать вспоминать имена. У меня никогда не было теплых отношений с искусством. Думаю, по началу, семья планировала растить, увеличиваться в размерах и развиваться. Наверное, они были счастливы, и у них и в мыслях не было, развода, тасканий по судам или пристрастий к алкоголю. Ничто не вечно, наши мирки хрупки, стоит ветру подуть сильнее и шалашик, именующийся «долгая и счастливая жизнь» разлетается по всему побережью, и тебе уже не собрать прутья воедино, не поймать ни одного из них. Когда Лидия упоминает что-то о моей привлекательности, я не сдерживаюсь и снова смеюсь. О, да, безусловно, я и не помню, когда в последний раз смотрел на себя в зеркало, но уверен, что, то самое взлохмаченное чудовище с мешками под глазами, изредка мелькающее передо мной в отражении в ванной, отличается исключительной привлекательностью. Наконец, я отсмеиваюсь, а Мартин продолжает гнуть свою линию. Меня поражает её упорство, во всём, даже в шутках, издевках и мелочах. Теперь уже она смеётся, спрашивая, зачем мне нужна работа, раз я так люблю мыть посуду, а потом распускает волосы. Я улыбаюсь и сверяюсь с часами. На моих ещё добрых семь часов жизни, на часах в доме Лидии пять утра с копейками. Нужно выдвигаться. Может быть, я успею вздремнуть, минут десять или хотя бы семь. Впрочем, возвращаться на квартиру мне совершенно не хочется, так же как и уезжать от Лидии, но она устала и тоже хочет спать. Скорее всего, мой отъезд в шесть будет даже ей на руку, ведь всегда сложно выпроваживать гостей. Ну, пока у меня ещё есть какое-то время, хотя бы для того, чтобы выразить все свои мысли и доводы по поводу сказанного ею. Я улыбаюсь чуть шире.
-Зато ты не меняешься. Не поддаешься никакому влиянию. Никогда и ни за что, - я встаю, собираюсь к выходу и, наклонившись, целую Лидию в щёку. Это прощальный жест или вроде того, да и потом, у меня есть, на что всё списать – алкоголь, ну и ещё я мёртв, если что, - Мне, пожалуй, пора.
Это правда, времени уже достаточно. Ей нужно выспаться, мне успеть к назначенному времени.

+1

20

Не знаю, по какой такой волшебной схеме строятся дома, но почему-то именно находясь на кухне я начинаю смотреть на жизнь с какой-то «не той» стороны, прекрасно понимая, что за перемены нужно не просто цепляться, их нужно буквально призывать всеми возможными шаманскими способами. И это, между прочим, уже вторая кухня, вызывающая у меня подобные мысли за последние двенадцать часов. Теперь приходится разрываться между мыслью «нужно заходить сюда почаще» и «не появляться здесь никогда, кто знает, может тогда мне будет казаться, что в жизни все просто расчудесно». На самом деле, собственно, мне не особо-то есть на что жаловаться. Зайдешь в старшую школу – и, судя по страсти некоторых личностей распускать слухи, за неимением собственной жизни, быть мной просто один из десятки главных жизненных целей половины. Нет, конечно, если кто-то хочет, я готова поменяться, только можно забрать с собой пару коробок самых любимых туфель и скидку в кофейне? Без остального можно обойтись. Эдакий экстрим заскучавшей богатенькой девочки. Зато без волков, сверхъестественной чуши и людей, которые не горят желанием рассказывать о насущных серьезных проблемах, пока они не становятся буквально-таки грузовиком на дороге жизни, посреди которой я застряла. Грозясь встретиться с автомобилем лицом к лицу в прямо-таки самой близкой вариации данного выражения. Почему я об этом думаю? Вероятно, предрассветная хандра, в конце концов, кто в пять утра будет думать о хорошем? Нет, серьезно, вставать в такое время просто адский труд, хуже этого лишь вставать в шесть, когда глаза открыть вовсе невозможно. Но, все же, никакого оптимизма, как, скажем, в одиннадцать вечера, когда кажется, что все только начинается. Но утро уже наступило, стремясь осветить яркими лучами все превратности моей изрядно покореженной жизни во всей красе, что не заметить просто невозможно, а сбежать никак нельзя, ведь, я же только что вернулась. Нет, серьезно, надеюсь, что это странное ощущение обязательно пройдет, потому что на пять утра седьмого октября я чувствую себя крайне паршиво. То ли потому, что ничего не происходит, то ли, потому что происходит и слишком много, из-за чего моя голова уже, видимо, совершенно отказывается соображать.
Я не поддаюсь влиянию. Как вовремя Найт замечает то единственное, за что мне еще удается держаться, повторяя себе, что у меня всегда есть я, а это означает победу почти в ста процентах случаев. Ну или даже в ста, к чему скромность, действительно. Не знаю, о чем думает он, взывая к моей уверенности, я же думаю о том, что все это редкостный отстой. То есть, родители, которым до тебя нет никакого дела и уйма секретов с этими извечными поисками «кто ты есть на самом деле» - тема, которой я предпочитаю не касаться, в совокупности просто бревно в глазу, честное слово. Как-то даже слегка печально вздохнув, будто бы в подтверждение собственных мыслей, поднимаюсь с места провожать своего ночного гостя и героя по совместительству к порогу новой жизни, ну прямо поэтичнее не скажешь, честное слово. Думается, правда, совершенно не об этом. То есть, да, все еще об Адаме, но в каком-то ином направлении. Нет, не в том, о котором сейчас все подумали. Хотя, ладно, я вас понимаю, так и быть. Мои мысли крутятся вокруг все еще пресловутого «кем ты являешься», просто потому что, не смотря на сущий бардак в его жизни, Найт предельно точно знает, кто он есть, и что это за собой влечет. Возможно, мне не стоило бы так рьяно пытаться ему доказать свою точку зрения, пытаясь убедить, что стоит брать от жизни по максимуму, в то время как я балансирую на грани, не зная, что я есть на самом деле. Да, признаю, чаще всего я стараюсь закрывать глаза на этот «маленький» аспект собственной жизни, но, тем не менее, от этого никуда не скрыться. Не горю желанием узнать правду, но и без нее как-то паршиво. Вдруг пора заказывать Вере Вонг костюм. Всем барышням она шьет свадебные платья, а мне ну прям костюм супергероя, просто подавайся к Ксавьеру. Интересно, откуда в моей голове столько подобной чуши?
В прихожей солнце уже пробирается сквозь плотно задернутые шторы, пытаясь вырисовать собственный узор на паркете. Это забавно. Такое чувство, что вчерашний день все еще застрял в этом доме, пленник остановившегося времени, а там, за окном, новый день и новая жизнь. Я уже упоминала паршивость утра? О да, это хуже ощущения, когда засыпаешь ночами совершенно один, начиная жалеть себя. Потому что, если ты не был занят днем ничем толковым, чтобы просто отключиться сразу же после того, как голова окажется на подушке, то ничего не остается, как терзаться мыслями. Глупости. Утро намного хуже. Это то время, когда в тебе преобладает желание убить всех с легкой примесью «а, ведь, ничего не меняется, все так же скучно, как и вчера». Иногда бывает, разве нет? Ну серьезно, хоть раз в жизни. Наверное, это тот самый раз или стресс или усталость, я даже не знаю. Но мне почему-то хочется изменить этот замкнутый круг. Изо дня в день повторяющуюся цепочку событий. Смахивает на безумие, согласна. В моей голове сущий кавардак. И это я никогда не поддаюсь давлению. Смешно. Наверное, я однажды от скуки придумаю себе собственного врага, не иначе. Хотя, скучной мою жизнь не назовешь, тем не менее, ей чего-то не хватает. А мне явно не хватает здравого смысла. Хотя, кому он нужен, правильно? Видимо, именно поэтому, уже коснувшись дверной ручки, я резко останавливаюсь.
- А что, если тебе сегодня прогулять работу? – С улыбкой разворачиваюсь, уже ясно представляя себе сценарий, в котором Найт лишь усмехнется, рассказывая о том, что пропуски без веской причины ведут за собой предупреждение или увольнение в качестве крайней меры. Во всяком случае, так происходит в мире нормальных людей, Мартин, если ты раньше не догадывалась. Во всяком случае, так ответит Найт, который вообще любит соблюдать график, потому что его жизнь иначе развалится по частям, или, если говорить точнее, закончится. А еще, потому что он вообще хороший и правильный парень, который действует так, как действуют хорошие парни. У них там негласный кодекс существует, что ли, правила поведения для новичков, я даже не знаю. И, похоже, это то, что меня так сильно веселит в данный момент. – В конце концов, всякое могло случиться, - делаю шаг в его сторону, хитро улыбаясь. Вероятно, мой вид явно не сулит ничего хорошего, но, на самом-то деле, неожиданно все начинает казаться мне настолько забавным, что просто…Просто пора перестать это комментировать хотя бы в своей голове. – Ты мог заболеть, - рациональный довод. Весьма. Что я там говорила о другом направлении мыслей относительного этого молодого человека? Вот именно. – Или попасть в какую-то крайне захватывающую ситуацию, требующую твоего резкого вмешательства, - теперь уже мне приходится поднять голову, стоя к парню совсем близко, просто потому что, оказывается, без каблуков я вообще с огромным трудом достаю ему до плеча. Очень странно неожиданно чувствовать себя настолько маленькой, между прочим. А самое забавное как раз то, что мне становится чуть сложнее дышать. Я даже слышу, как бьется сердце. Вероятно, быстрее обычного, не знаю, не имею привычки за ним наблюдать. Что забавного? Да, собственно, ничего особенного, лишь тот факт, что в стремлении выявить свое воздействие на других людей, ты перестаешь замечать, что они могут воздействовать на тебя с не меньшей силой. Почему это меня неожиданно волнует? Вероятно, потому что я что-то знаю. Что-то, что кроется за поверхностью, нужно просто уметь заметить это. Заметки на полях у кодекса хороших парней.

+1


Вы здесь » frpg Crossover » » Архив незавершенных игр » 3.86 I'm not Red Riding Hood, but I think the wolves have got me [UP]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно