Жизнь — пустыня, по ней мы бредем нагишом.
Смертный, полный гордыни, ты просто смешон!
Ты для каждого шага находишь причину —
Между тем он давно в небесах предрешен.  (с)

Осень, не самая приятная пора. Унылые пейзажи, серое небо, затянутое словно поволокой. Хлюпающие звуки под ногами. Кругом слякоть, грязь. Вот уж не понять, отчего многие поэты так красочно любили описывать этот период года. Никогда не любила эту осень, больше сказать, терпеть не могла. Ну что это за время начинающихся депрессняков, простуд, со шмыгающим носом, с обманчивой неустоявшейся погодой, из-за которой и не поймешь, что одевать-то, выходя на улицу, дабы не схлопотать, скажем, менингит. А еще эти зудящие наветы родителей — шапку одеть, куртку быстро застегнуть, без шарфа не выйдешь. С ума сводит, честное слово. А ведь я еще и об эту пору родилась. Поэтому и собственное день рождения не особо ценила и любила. Не ждала, как многие мои ровесники с нетерпением. И вообще предпочитала, если и справлять его, то только скромненько, чисто символически, дабы хоть подарки получить. Хорошо тем, кто родился летом. Гулянки на природе, пикники за городом — да массу всего можно было устроить по столь грандиозному поводу. А на мое — единственное, что можно позволить, тупо зажарить на заднем дворе бифштекс. Что отец всегда по-быстрому и делал, пока все остальные томились в доме, в ожидании. Вот почему, скажите мне, лето не может быть вечным? Самая прекрасная пора, у опустим все предыдущие доводы в его пользу. Самое-то главное, забыла добавить — три месяца каникул! Отдыха от скучной школы, дарующее время провести с друзьями, посвятить его чему только душа пожелает. Дала бы в нос тому, кто придумал, что все хорошее рано или поздно должно заканчиваться.
Вот с такими далеко не радужными мыслями, я покидала в этот день отчий дом, спеша на школьный автобус, который всегда останавливался за углом. Опаздывать не хотелось, и не потому что могло дойти до предков, и те снова бы затеяли свои нравоучительные беседы о пунктуальности и прочем. А потому, что тащиться до нужного здания мне пришлось бы пешим шагом, ибо ждать дольше положенного срока меня никто не стал бы. А это, знаете ли, не три шага сделать, и даже не десять. А тот противный дядька-водитель, который частенько меня подкалывает, если я прибегаю к остановке на последних минутах, наверное, позлорадствует от души. И ведь не остановится, даже видя, как я понесусь догонять уезжающий транспорт.
Благо сегодня я уселась в автобус одной из самых первых, выдавив из себя самую приторную улыбочку в ответ на удивленное выражение глаз, заплывших обильными щеками, нашего школьного водителя.
- Доброе утро, - даже как-то настроение что ли приподнялось. Мелочь, а приятно. И хотелось бы мне добавить тоже что-нибудь колкое этому пузатому дядьке, но воспитание не позволило. Хотя, кого я обманываю? Дотошно-примерное поведение и я — явно несовместимые вещи. Просто не нашлось нужных слов, придется признаться.
Когда все расселись по местам, автобус плавно отъехал от данной стоянки, направившись в направлении школы. По пути он еще пару раз останавливался, чтобы забрать учеников, живших в других районах. Все это было так обыденно... И так скучно. А тут еще даже в окно смотришь, на мелькающие пейзажи, и ничего не радует глаз. Серо, тоскливо, противно.
Ненавижу осень!

Боже, как же болит все тело. Я не чувствую ни рук, ни ног. Что со мной? Почему так режет глаза, что я даже не могу приподнять век? Отчего так адски раскалывается голова, словно вот-вот на части? Я не понимаю, что происходит — произошло. Силюсь снова и снова наладить нормальный зрительный контакт, но не вижу ничего дальше собственного носа. Хотя и его-то не вижу в такой кромешной тьме, что будто расползлась пугающим темным покрывалом вокруг меня. Дрожь пробивает измученное тело — мне страшно, мне дико страшно. Где я нахожусь, как сюда попала?! Мама, папа — только вернувшееся сознание заходится истерической паникой, но вслух не произносится ни звука. Не могу шевелить губами, больно. Во рту ощущается стальной привкус. Кровь?! Да что со мной сделали?! А главное — кто?
Сердце забилось, как бешеное, дыхание, итак затрудненное, вдруг участилось, каждым вздохом принося жуткие муки. Вглядываюсь в кромешную мглу, но, даже привыкнув к ней, глаза по-прежнему ничего не различают в пределах досягаемости. Надо подняться, надо бежать отсюда, где бы я ни находилась. Понятное дело что-то не так. Со мной произошло что-то ужасное, что-то из ряда вон выходящее. То, что никогда ранее не случалось...
О нет, не могу пошевелить ну руками, ни ногами — связана прочными узлами, так что плотная веревка жаляще впивается в кожу, оставляя кровавые рубцы. Я не понимаю... Я абсолютно ничего не понимаю! Страх полностью овладел мною, что даже мыслить становилось все труднее и труднее. Я должна кричать, взывать о помощи, пытаться вырваться... Но едва стала вести себя более подвижно, как внезапным движением из темноты, прямо перед моим лицом, высунулась чья-то, внушающих размеров, ладонь, грубо приложившись к моему рту. В нос ударил дурманящий запах, а дальше я провалилась в бездну бессознательности.   

Когда снова пришла в себя, то опять мучительно долго пыталась хоть что-либо понять. Я оказалась в каком-то подобии подвала, где пахло сыростью и тленом. Ничего, кроме холодных стен и маленького окошка, расположенного под самым потолком. Проку от него было мало, но хотя бы теперь я могла хоть что-то видеть и различать. Уже была не связана, но тело настолько ныло и болело, что двигаться я все равно не могла. Так и продолжала лежать на промозглой земле. Мне очень холодно и жутко страшно. Где моя мама? Отец? Почему их нет со мной, почему они не спешат спасти меня? Всегда одаривая безграничной любовью, они оберегали меня по жизни. А в эту минуту, когда я не знаю, где я вообще, что со мной дальше будет, и почему это все приключилось именно со мной — самых близких и дорогих людей рядом не оказалось. Еще мгновение и защипало в глазах, жгучие слезы заливают грязные детские щеки, и я даже не пытаюсь их остановить. Может быть мои друзья, увидев меня в таком состоянии, сказали бы, что я выгляжу жалко. Плевать. Да, подростки в наше время стараются быстрее повзрослеть и всем доказать свою независимость. И я была такой, постоянно спорящей с предками из-за того, что порой их чрезмерная опека начинала меня доставать. Но сейчас, оказавшись в подобной ситуации, я вдруг осознала, что я всего лишь еще ребенок. Мне только-то 14 лет. Это так мало. Так мало для того, чтобы столкнуться с таким ужасным происшествием.
Не знаю, сколько времени я тихонько проплакала, сдерживая рыдания в голос, поднесенной ко рту перепачканной рукой. Я не билась в истерике, не бросалась на холодные стены, не орала о помощи. Нет, я просто лежала все на на том же месте, вздрагивая всем измученным телом. В голове прокручивая моменты прошлого, я пыталась сложить мозаику воспоминаний, дабы понять, как я вообще очутилась в таком плачевном положении.
Помню только, как покидала школу после занятий. Все мои друзья уже ушли к автобусу, а я не торопилась. В этот день за мной должен был приехать отец, чтобы отвезти домой. Но я так и не дождалась его, стоя в оговоренном месте, на парковке школы. Ко мне подошли незнакомые мужчины, их было двое. Я прекрасно знаю, как вести себя в таком случае — не разговаривать, сразу же уйти в более людное место, и ни в коем случае ни на что не провоцировать незнакомцев. Мало ли кто они такие. Однако один из них заговорил со мной первым:
- Твой отец попросил нас забрать тебя. - Слишком удивительно, чтобы быть правдой. Папа никогда не присылал за мной никого, тем более тех, кого я до этого не знала. И все же откуда они могли знать, что я ждала именно отца?
Не отвечая ни слова, я, косо поглядывая на этих мужчин, было хотела вернуться в школу, и оттуда уже позвонить папе, чтобы выяснить, почему он задерживается так и не едет за мной. Да и в стенах учебного заведения явно будет безопаснее.
Это последнее, что я могу с такой точностью воспроизвести в памяти. А дальше... Скачущие обрывки воспоминаний, в которых довольно трудно разобраться... Я брыкалась, стараясь пнуть кого-то посильнее, только на помощь приготовилась звать, как мне грубо закрыли рукой рот. Вроде бы я укусила ладонь неизвестного, а потом... провал, темнота, бездна. И я уже не слышала и не видела, что происходило дальше.
- Какого хрена ты творишь, идиот?! - набросился второй мужчина на первого, на руках которого я и обмякла, потеряв сознание. Видимо, он ударил меня, причем настолько сильно, что разбил не только губы, но и отправил в пучину забвения.
- Если покалечим ее, то обоим  несдобровать. Приказ был доставить ее в целости и сохранности.
- Эта мелкая сучка меня укусила!
- Поверь, это будет такой пустяк, когда придется отчитываться перед боссом.
И вот теперь мы и подошли к тому самому времени, когда я очнулась в неизвестном мне месте, подвале, пропахшем сыростью. Могу почти с уверенностью сказать, что меня похитили. Да вот только зачем? Кому понадобилась малолетняя дочка самых простых,  обычных родителей? Не богатых, не влиятельных — среднестатистических британцев. Не могу даже представить, чтобы отец или мать хоть когда-то были замешены в каких-либо сомнительных делишках, или имели не слишком правильные знакомства — больше сказать, преступные. На выкуп мои похитители тоже могли не рассчитывать — ну что с нас брать. Тогда для чего я им была нужна — непонятно.
Я уже более-менее успокоилась, уняв горькие слезы, и даже наконец привстала, чтобы сесть, прислонившись спиной к стене. И только сейчас узрела на противоположной стене небольшую железную дверь, когда она с грохотом открылась. В подвал скользнули лучи тусклого, готовившегося скрыться за горизонт, солнца, и в проеме показалась рослая фигура какого-то мужчины. Инстинктивно я вжалась в стену, отползая, прижимаясь к ней, куда-то в угол, забиваясь там, и смотря на своего мучителя с дикими от ужаса глазами. Сердце билось подневольной птицей, дыхание в миг оборвалось, а сознание взрывалось мощными паническими приступами.
Однако вошедший не предпринимал в моем отношении никаких действий, не набросился, чтобы убить, или же сделать еще чего похуже. Он просто какое-то время, с коварной улыбкой, наблюдал за мной, перепуганной и дрожащей, подобно сорвавшемуся по осени листу, завьюженному лихим ветром.  А после весьма спокойно подошел, присев возле на корточки.
- Будь хорошей девочкой и следуй за мной, - надо же какой у похитителей оказывается может быть ласковый и чарующий голос. - Так уж получилось, что твой отец должен кое-что для нас сделать, и нам пришлось подстраховаться тобой, чтобы он на полпути не передумал. Но не переживай, скоро все закончится.
И почему я не верю ни одному его слову... Скоро все закончится? А как именно все закончится-то?! Если в этом деле действительно был замешан папа, то вдруг он не выполнит каких-то там условий, и что в таком случае сделают со мной?! Надо бежать! Абсолютно верно — надо спасаться, пока есть хоть какая-то возможность. Я мельком глянула за спину незнакомца, на все так же распахнутую дверь, и, собравшись с силами, резко подскочила на ноги, когда похититель тоже поднялся, и, обогнув его в мгновение, бросилась к спасительному свету. Но у самого выхода была жестока схвачена за волосы и отшвырнута обратно в подвал. Больно приложившись о стену, так что даже вдохнуть какие-то мгновения не могла, я скатилась на пол, скрючившись от адской муки.
- По хорошему значит не хочешь, что ж, сиди тогда и дальше здесь. Учти, еще одно неверное движение, и тогда... - Он не договорил, но и дураку было бы понятно, что последовало бы за последним словом.
Захлопнулся путь к спасению, я опять осталась одна, заливаясь слезами и боли, и страха, и отчаяния. Да я слабая девчонка, малолетка. Я больше никогда в жизни не буду пытаться никому доказывать свою раннюю, напускную самостоятельность и непокорный гонор. Не буду стремиться взрослеть раньше времени, бахвалиться своим несуществующим бесстрашием. Я буду хорошо себя вести — честно... Мамочка, папочка, я хочу домой...
- «Кто-нибудь, помогите мне...»

Отредактировано Christie Allen (09-03-2013 13:47:16)